У града Китежа
(Хроника села Заречицы) - Боровик Василий Николаевич - Страница 20

Михаил Петрович повернулся к киоту. Пред закоптелыми образами с тусклыми медными венчиками теплилась лампада. Ее свет слегка отражался в старых лакированных «новоделах» под новгородское письмо. Закладывая на лоб тяжелую руку, отец соразмерно отвешивал щепоть большого креста, то на одно, то на другое плечо. Помолившись, Бессменов щучьими глазками смерил еще раз сына, поезжан. Покрестил Матвея образом спасителя и передал икону дружке.

Перед домом выстроилась вереница лошадей, возле них давно галдели ребятишки. Впереди стояла, потряхивая головой, разукрашенная лошадь. На ней новая сбруя, под дугой колокольчик, на оглоблях и хомуте разноцветные ленточки.

— Красота! — воскликнул дружка, оглядывая свадебный поезд. — Пускай все видят — Бессменов женится.

Застоявшиеся кони нетерпеливо переступали. Дружка, без шапки, с образом, ходил вокруг «поезда», читая про себя, а местами вслух свадебный псалом царя Давида.

— Проходи скорее, — нетерпеливо торопили его поезжане.

Возле лошадей толпились любопытные. Только древние старики и старухи, не в силах выйти из избы, не отходили от окон. Малыши, словно воробьи над лошадиным следом, бежали гурьбой за дружкой и уговаривали взять их «по невесту». Дружка, сопровождаемый детьми, дошел до «корзинки», в которой сидел жених, поцеловал икону, поправил перекинутое через плечо вышитое полотенце, надел шапку и подал знак отправляться.

— Поехали, поехали! — закричали детишки.

— Ну вот и тронулись, — сказал дружка, садясь рядом с женихом. — Видел я много свадеб, но все не лучше твоей. Хотя бы про себя скажу. Не поучен я, и богатством родитель не наградил, рос сызмальства без отца. И у меня озорства вроде как бы к разбою или к чему такому богатому не было. Женился я на двадцать втором году, по любви, возил невесту в церковь. Без попа невеста не шла. Но ехал я не как ты, а на чужой лошади, брал ее у покойного Фед Федорыча. Свадьба была в мясоеде, а весной пришлось идти к Инотарьеву, убирать сенокос.

Лошади свадебного поезда трусили, приближаясь к Заречице. Жених, вырвавшись из-под отцовского надзора, был в томительном ожидании: а вдруг Таисия его осмеет? Пойдут пересуды, терзания, от стыда некуда будет скрыться. Представив все это себе, он выдернул кнут и с горячностью ударил по лошади, зная, что уже теперь все равно ничего не поможет. В нем пробудилась какая-то горечь, скрытое озлобление и желание отомстить любому, вставшему у него поперек дороги. «Лишь бы только положили венцы, — тешил он себя, — и окрепнуть силами, я…»

Когда «поезд» подъезжал к Заречице, к Бессменову в дом прибежали ребятишки. Постучались в дверь.

— Вы пошто пришли? — встретила их мать Матвея.

— Лапшу хлебать.

— Да ведь молодых-то нет!

— Приедут, коли нет! — в один голос кричали мальчишки.

За смельчаками в избу нерешительно входили более робкие. Ребята пришли со всей деревни. Бессменова наложила в большую деревянную чашку лапши. Раздала ложки, и ребятишки обступили стол. Быстро осушили чашку, перевернули ее и забарабанили ложками по донышку, забарабанили и закричали хором:

Мать жениха — женщина старого порядка, медлительно отдавая долг обычаю старины, взяла со стола чашку и пошла к печи добавлять лапши. Так делалось только у исправных людей.

Пока мать Матвея кормила ребят, отец жениха — Михаил Петрович — залез погреться на печь. Он все еще никак не мог согласиться с произведенными на свадьбу расходами.

«Я, — вспоминал он, — не спросясь у тятеньки, купил только шапку да на рубаху, и то покойный вздыбился. „Да как ты смел без моего разрешения?“ — закричал он, сгреб меня, жениха, за виски и оттаскал».

Когда поезд подъехал к двору инотарьевского дома, дружка Яков Максимович Швецов с поезжанами направились в дом невесты. Ему предстояло посадить жениха за стол. Лавку, приготовленную для жениха, заняли девушки-провожатые, одна с кнутом, другая с тяпкой. Возле них толпились парни, родные, близкие невесты. Они приготовились не пускать жениха. Большая изба Инотарьева была полна народом. За дружкой один из поезжан внес четверть вина. Швецов вынул из кармана стакан, наполнил его красным вином и поднес первым попавшимся парням:

— Милости прошу, молодые кавалеры, откушать нашего винца, заморского сладенца!

— Покрой твой стакан, а то ввалится таракан, — улыбаясь, ответил один из них.

Дружка полез в карман, вынул мятный пряник и покрыл им стакан.

— Этого мало, — сказал другой, — надо прижать, — и сделал попытку сдуть пряник.

Швецов кладет на пряник деньги.

— Мало! — Кричат ему хором. — У нас больно девка-то хороша, дорога девка!

Такая торговля продолжалась несколько минут. Наконец жениха пустили за стол, и девушки принялись его смешить. До его приезда они сделали из носового платка зайца, привязали за веревочку. Заяц был наполнен горохом, и девушки стали перекидывать его в сторону жениха. Когда Матвей поймал ударившую его по лицу девичью забаву, платок развязался, на пол с шумом высыпался горох. В переполненной избе раздался взрыв смеха. Дружка ради потехи кинулся собирать его, а под лавкой вдруг зазвенел колокольчик. Смех стал громче, а Яков Максимович не отступал; хватая девушек за ноги, он старался оторвать от колокольчика веревочку. В это время на голову жениху слетела бумажная пичужка, увеличивая веселое оживление; дружка настиг эту последнюю забаву, обломал бумажные крылышки у соломенной птички и запрятал ее к себе в карман.

Невеста сидела у печи одетая, повязанная низко спущенным ковровым платком. После шумихи дружка с Матвеем направились к Таисии, возле нее сидела сваха. Но их опередили две девушки, подруги невесты, с соломенной куклой, и задержали Якова Максимовича. Он им наливает стакан красного вина.

— Мы тебе за это вино можем дать невесту, — говорит одна из девушек, а другая выдвигает вперед соломенную куклу в цветном платочке.

— Я ровно бы сватал не эку! — развел руками дружка.

— За вашу цену только таку невесту и продаем.

Долго продолжались шутки. Дружка клал снова на стакан пряник, пряник прикрывал деньгами, к ним еще прибавлял.

— Ты, дружка, не скупись, — сказала одна из девушек, — мы и тебя, буде, вырядим.

Наконец подруги пропустили его к невесте и надели на дружку картонную шляпу с ленточками. Швецов приблизился к Таисии, взял ее за руку и спросил жениха:

— Та ли невеста-то?

— Та, — тихо выговорил Матвей.

— За того ли идешь?

— Да, — после долгого молчания ответила Инотарьева.

Жених и невеста низко поклонились друг другу.

— По кого идешь? — спрашивают жениха девушки.

— По Таисию Ивановну.

— А ты, дорогая наша подруженька, за кого собралась, за кого вырядилась?

— За Матвея за Михалыча.

После этой церемонии молодых усадили за стол и дружка спросил:

— А где-то у вас поварушка? Дорогой поварушка, пожалуйте сюда. Мы вот прошлись, попроехались, поесть хотим. Клади-ка гостям погуще да мажь лучше. Не для того, чтобы было сладко, а в посуде гладко, — чтобы жених глядел на нас и не дремал.

Поезжане усаживались за столы. Швецов налил стакан водки. Поднял его высоко и обратился к повару:

— Ноги с подходом, сердце с покором, голова с поклоном, руки с подносом, кушайте, поварушка, во свое удовольствие!

Обед инотарьевский был богатый. На столе стояли огромные чашки с холодцом. После холодца подали щи, за щами принесли лапшу. Когда все оказалось съеденным, дружка вылез из-за стола и направился к печи.

Поваром была полная женщина, похожая на бочку, но только с круглыми, улыбающимися глазами. Она взяла из рук дружки вино и взглянула на молодых: они не ели и не пили, им до венца не полагалось, — хотя ложки перед ними и лежали, но черенками к чашке.

— Вот выпей, — сказал Швецов, — и продолжай кормить досыта. Дружке-то замени ложку-то, дай ему поболе да черен-то подоле. Чтобы можно было хлебнуть да и за пояс заткнуть.