Остров в море - Тор Анника - Страница 20

– Теперь мы едва ли успеем провести репетицию, – недовольно сказала Ингрид.

– Да, и кто в этом виноват? – прицепилась Сильвия.

Наконец учительница вернулась с платьем Люсии. Оно оказалось слишком коротким для Штеффи, и учительнице пришлось подпороть подол.

– Будет не видно, что подол не подшит, – сказала учительница. – Но тебе придется забрать платье домой и все подшить. Я взяла его взаймы у жены вахтера. Ее дочь уже выросла из платья.

Девочки два раза отрепетировали песню. Затем все отправились в кладовую.

– Начинаем! – сказала учительница и распахнула дверь в коридор. Она зажгла шесть свечей на тяжелой короне Веры. Подруги тоже зажгли свечи, которые держали в руках. Процессия Люсии медленно двинулась по коридору, где выстроились другие ученики класса и смотрели на них. Штеффи и Ингрид шли сразу за Верой. За ними – Сильвия и Барбру, потом – Гунвор и Майбрит, и последними – два мальчика в остроконечных колпачках со звездочками из золотой бумаги.

Оставалось пройти всего лишь несколько метров, как Штеффи почувствовала, как кто-то тронул ее косу. Она не успела понять, что произошло, пока не зашипело и противно не запахло паленым.

– Горит! – закричал кто-то.

Штеффи держала в руке косу и смотрела на нее. От кисточки внизу остались лишь опаленные клочки волос.

– Как это случилось? – спросила учительница.

– Я не знаю, – невинно ответила Сильвия. – Должно быть, Стефания размахнулась косой и задела мою свечу. Или свечу Барбру.

– Да, – подтвердила Барбру. – Так все и было.

Штеффи ничего не сказала. Сильвия – ее враг, и сейчас она оказалась сильнее.

Глава 20

Большие ножницы из кухонного ящика тянули руку Штеффи. Она держала опаленную косу и смотрела на нее. Клочки волос все еще пахли паленым.

В доме было тихо. Тетя Марта куда-то ушла.

Штеффи попробовала отрезать волосы до ленточки, которая держала косу. Затем немного повыше, и еще выше, до тех пор, пока холодные ножницы не коснулись шеи.

Лицо, отражавшееся в зеркале над раковиной в комнате для умывания, было бледным. Штеффи посмотрела себе прямо в глаза и щелкнула ножницами.

Острые лезвия вгрызлись в косу. Рука Штеффи все сильнее и сильнее давила на кольца. Железные ножки, с трудом преодолев сопротивление густых волос, резко щелкнули.

Отрезанная коса повисла в руке, как мертвая змея. В зеркале она увидела странную картину. Половина изображения отражала обычную Штеффи. Другая половина – незнакомое существо с густыми черными волосами, дико торчавшими во все стороны.

Входная дверь открылась и снова закрылась.

– Штеффи? – крикнула тетя Марта. – Ты дома?

– Да, – ответила та, не отводя взгляда от зеркала.

– Что ты делаешь?

– Ничего особенного.

– Тебе пришло письмо! – крикнула тетя Марта.

С косой в руке Штеффи спустилась по лестнице. Тетя Марта уставилась на нее.

– Что ты сделала, девочка? Ты совсем с ума сошла?

– Я решила немного подстричься, – сказала Штеффи. – Я не знала… Это просто осталось так.

– Ну да, – сказала тетя Марта. – Короткая стрижка, разумеется, более практична.

Штеффи села на стул на кухне, тетя Марта завязала ей вокруг шеи старую простыню. Тетя Марта расплела вторую косу и сравняла длину волос с обеих сторон. Большие пряди падали на газету, разостланную на полу.

Затем тетя Марта достала маленькие ножницы из корзиночки для швейных принадлежностей и принялась подравнивать кончики. Штеффи закрыла глаза. Она едва могла поверить, что жесткие руки тети Марты могут двигаться так мягко и осторожно.

Когда тетя Марта закончила, Штеффи посмотрела на себя в зеркало, висящее в прихожей. Волосы больше не выглядели странно, но она совсем не узнавала себя. Шея казалась длинной и худой, а глаза стали еще больше. Тяжесть кос, которую она обычно чувствовала, двигая головой, исчезла. Штеффи ощущала себя голой, словно у нее вообще не было волос.

Тетя Марта выбросила остатки волос и отрезанную косу в мусорное ведро. Увидев ее среди картофельных и рыбных очисток, Штеффи расстроилась. Надо было сохранить косу на память. Но уже было слишком поздно.

Когда Штеффи собрала газеты и обрезки волос, тетя Марта достала письма. Два.

Одно – с немецкими почтовыми марками и папиным почерком на конверте. На другом письме стоял штамп Геётеборга, а отправителем значился Шведский комитет помощи.

Сердце Штеффи забилось. Не случайно эти письма пришли одновременно. А что если все устроилось? Мама с папой получили въездную визу в Америку?

Тетя Марта вскрыла конверт, хотя письмо было адресовано Штеффи.

Оно было напечатано на машинке бледным, немного смазанным шрифтом. Вверху печатными буквами стояло «Дорогая», а рядом написано от руки «Штеффи».

– Дорогая Штеффи, – громко прочитала тетя Марта. – Мы в Шведском комитете помощи желаем тебе счастливого Рождества и надеемся, что ты хорошо устроилась в Швеции.

Тетя Марта поправила очки и взглянула поверх них на Штеффи. Штеффи усердно закивала. Конечно же она здесь хорошо устроилась! Только тетя Марта могла бы читать побыстрее. Больше всего Штеффи хотелось выхватить у нее письмо и дочитать его самой. Написано ли там то, чего она ждет?

– …слушайся своих приемных родителей и будь им благодарна за то, что они решили позаботиться о тебе… старайся совершенствовать свое знание шведского… учись у своих шведских друзей…

С каждым предложением Штеффи все больше теряла надежду. Если бы ей вскоре предстояло уехать отсюда, все эти напутствия были бы не нужны. И все же она с нетерпением ждала окончания. Возможно, это написано там.

– Помни, – читала тетя Марта, – что ленивые и неблагодарные дети сильно вредят себе самим, всей нашей работе, и даже всем евреям.

Тетя Марта отложила письмо в сторону.

– Больше там ничего нет?

Тетя Марта покачала головой.

– Только пожелания всего наилучшего и подпись.

Она перебросила письмо через стол. Штеффи подхватила его и торопливо пробежала взглядом. Ничего, кроме напутствий.

– Хорошие советы, – сказала тетя Марта. – Надеюсь, ты запомнишь их. Сохрани письмо, тогда ты сможешь перечитывать его время от времени.

Штеффи сложила письмо и сунула в конверт. Она не собиралась больше никогда его открывать. После обеда Штеффи поднялась в свою комнату и закрыла дверь. Дрожащими пальцами она распечатала письмо от папы. В нем-то уж точно должна идти речь о том, что они получили въездную визу. Дамы из Комитета помощи, возможно, не успели еще узнать об этом.

В конверте было два сложенных листка. Один – с папиным почерком, другой – с маминым.

«Дорогая малышка Штеффи, – писал папа. – Когда вы с Нелли уезжали, мы думали, что разлука будет недолгой. Уже прошло четыре месяца, но, кажется, много воды еще утечет, прежде чем мы увидимся снова. Вопреки всем моим стараниям, мы не получили въездной визы в Америку. Это выглядит мрачно, но мы не должны терять надежды».

«Не терять надежды». Как она может надеяться, если постоянно разочаровывается? Слезы закапали на аккуратные папины буквы, расплываясь кляксами. Штеффи вытерла глаза и принялась читать дальше. Папа написал, что ему посчастливилось получить разрешение работать в еврейской больнице.

«Это очень изнурительно, у нас нет практически никаких медицинских средств и лекарств. Но для меня это вообще единственная возможность работать, и я чувствую себя нужным каждый день и час.

Дорогая Штеффи, ты – взрослая девочка и должна быть смелой. Позаботься о Нелли, ведь она младше и не может понять всего, что понимаешь ты. Мы все должны верить, что это временно и что мы скоро встретимся снова. Для мамы и меня большое облегчение знать, что вы обе в безопасности, что бы ни случилось».

Папино письмо заканчивалось наилучшими пожеланиями «шведским родителям» Штеффи. «Передай, что мы с мамой очень благодарны им за заботу о вас». Благодарны, благодарны, благодарны! Штеффи отложила исписанный листок, и достала письмо от мамы.