Рыцарь-Дракон - Диксон Гордон Руперт - Страница 57

Как только одна из створок приотворилась, Джим вышел из-за деревьев и решительно направился к воротам. Торопиться, в общем, было ни к чему. Обе створки распахнулись настежь, и люди, минуя стражников, начали втягиваться в город прежде, чем Джим подошел к краю толпы…

По пути он успел поразмыслить, как ему пройти через ворота. Вопрос, решил Джим, в том, как прикинуться самым что ни на есть настоящим рыцарем. Как Брайен или Жиль повели бы себя в подобной ситуации? Впрочем, вряд ли по ним можно составить представление о типичном, среднем рыцаре. Они были достаточно вспыльчивы, но не слишком злобны. А в свою трактовку образа рыцаря, стершего ноги, потерявшего лошадь, да к тому же со вчерашнего дня лишившегося крова, Джим решил добавить толику злобы и раздраженности.

Толпа вокруг ворот оказалась довольно плотной. Вежливое мурлыканье типа «Извините, пожалуйста» или «Не были бы вы столь любезны подвинуться?», вкупе с осторожным лавированием между тесно сжатыми телами, бывшее в ходу в двадцатом веке, в средние века было не в моде. Соответственно, Джим воспользовался своими габаритами и, подобно футбольному защитнику, пробивающему массой своего тела стену обороны противника, вломился в толпу там, где, как ему показалось, она была чуть пореже.

– Прочь с дороги, олухи! – рычал он, разрезая ее плечом.

Мужчин, способных равняться с Джимом в росте, вокруг не было, но иные казались довольно коренастыми, а кое-кто весом, пожалуй, превзошел бы и Джима. А в данных обстоятельствах вес был существенным фактором.

– Эй, вы там, приятели! Послушайте!

Те, сквозь которых он лез, быстро обернулись, чтобы взглянуть на него. Но сам стиль его обращения – людей у ворот он величал «олухами», а стражников «приятелями» – заставил толпу расступиться. Стражник как раз собирался взять не то пошлину, не то обычную мзду с мужчины в перепачканной мукой одежде, за которым ехала телега, запряженная мулом. Он возмущенно обернулся, но, увидев одежду Джима, его меч и кинжал, изменил свои намерения.

– Сейчас же пропустите меня! – выпалил Джим, стремительно направившись к стражнику, который подобострастно отступил в сторону.

– Эти ваши чертовы дороги и поля… Моя лучшая лошадь, черт бы ее побрал, сломала ногу. Мне пришлось бродить в этих дьявольских лесах всю ночь, черт ее дери! А ну, ты! Пропусти меня!

Со словами «ну, ты» он сунул стражнику серебряный экю, что было слишком щедро для взятки в подобных обстоятельствах, но монеты поменьше у Джима не нашлось. Джим понадеялся, что такая щедрость будет воспринята привратником как свидетельство того, что этот джентльмен, потерявший лошадь и проведший ночь в лесу, был сильно не в себе.

– Спасибо, милорд, премного благодарен! – стражник торопливо зажал монету в кулаке, и она мгновенно исчезла из виду. Он понятия не имел, был ли Джим лордом, но в титуле «милорд» не было никакого вреда. Гораздо хуже было бы не обратиться к Джиму соответственно его положению. Джим протолкнулся мимо него и вошел в город.

Спустя полминуты он свернул за угол и совершенно скрылся с глаз стражников.

Улочка, на которой оказался Джим, была столь узка, что, разведя руки, он бы мог коснуться весьма грязных стен вполне тошнотворного вида. По обе стороны громоздились высокие стены домов и мощные глухие, почти столь же высокие, как дома, ограды, а земля под ногами была густо усеяна всеми видами нечистот и отбросов. Джим дошел до перекрестка. Перпендикулярный переулок оказался, на его взгляд, почище. Он свернул налево, полагая, что так выйдет со временем к центру города.

Однако переулок петлял так, что, когда Джим снова повернул налево, он обнаружил еще одну длинную улицу. Прошло довольно много времени, прежде чем ему удалось выйти на достаточно широкую, чистую и ровную улицу, которая была, несомненно, главной магистралью города, тянущейся от ворот. Однако оттуда Джима, к счастью, было уже не разглядеть.

Больше всего Джима интересовало, как найти сэра Жиля. Проще всего зайти в первую попавшуюся лавку и попросить у хозяина проводника, который может провести его, Джима, по всем постоялым дворам города. Из опыта прогулок по Уорчестеру и прочим английским городам, в которых ему уже довелось побывать, Джим знал, что если хозяин лавки просто объяснит на словах, как добраться до постоялого двора, то не успеет Джим пройти и пятидесяти шагов, как снова заблудится.

Стало быть, Джим шагал по улице, пока не наткнулся на обувную лавку. Там он заключил сделку с сапожником, наняв одного из подмастерьев. Опыт подсказывал Джиму, что лучше будет нанять одного из работников, чем пользоваться услугами того, кого свистнул с улицы. Очень часто якобы случайный прохожий оказывался сообщником хозяина лавки, который давал ему знак завести Джима в ловушку, где его могли ограбить, а то и убить. Но подмастерье, как правило, кое-какую ценность для хозяина представлял, и вероятность того, что он приведет Джима в засаду, была меньше.

Опять же, при заключении сделки нужно было проявить властность. Джим мрачно бранился, колотил кулаком по прилавку, изрыгал все ругательства, которые только приходили ему в голову, и наконец почувствовал, что в общем и целом ему удалось произвести впечатление джентльмена отнюдь не доброго нрава.

Он знал, что в глазах его собеседников подобные манеры говорят сразу о двух вещах. Во-первых, даже при намеке на опасность он пустит в ход меч, болтающийся у него на боку. Во-вторых, Джим вполне мог иметь в городе могущественных друзей, которые куда лучше, чем сам Джим, смогли бы устроить его обидчикам веселую жизнь.

Джим разгадал свой ребус. Похоже, каждая собака в городе уже знала, что на днях в Амбуаз приехали двое англичан, причем один из них – коротышка с роскошными развесистыми усами. В ту эпоху почти все рыцари имели обыкновение сбривать всю растительность на лице, так что подобное украшение на верхней губе само по себе оказывалось особой и основной приметой.

Похоже, что сэр Жиль и прочие англичане появились в городе совсем недавно. Они остановились в самом большом трактире, но им все равно не хватило места, поскольку с собой они привели свирепых, по мнению сапожника, на вид слуг. Их было так много, что их пришлось даже размещать в находящихся поблизости амбарах и даже расквартировать по домам. Их имен сапожник не знал, но он знал, что один из них прибыл вместе с очень большой и свирепой собакой, которую он, наверное, захватил с собой, чтобы охранять комнату и вещи.

Однако в Амбуазе в такой охране нет никакой необходимости, уверял сапожник. На самом деле, наличие такого зверя у англичан – чуть ли не оскорбление для города. С другой стороны, что можно поделать с таким важным лордом. Особенно если это – важный лорд из… э-э-э…

Здесь сапожник, по-видимому, наконец вспомнил, что перед ним стоит не француз, а такой же англичанин. Он прервал фразу на полуслове и принялся бранить подмастерье за то, что тот до сих пор околачивается в лавке, вместо того чтобы уже отвести джентльмена на постоялый двор.

Мальчик поспешил вывести Джима прочь из лавки. Джим последовал за юнцом, недоумевая: неужели сапожник может серьезно думать, что он, Джим, поверит в безопасность пребывания в Амбуазе, пусть даже в самой лучшей таверне. В этом веке и на суше, и на море миром правили два закона. Первый – закон личного выживания, а второй – закон, гласивший: «Урви как можно больше», – хотя различные классы распоряжались тем, что получали, по-разному.

Крестьяне, беднейшие из бедных, нуждались в доходах единственно, чтобы выжить. Люди вроде сапожника хотели зарабатывать, чтобы получить достойный статус в своем сословии. Знать, от Брайена с Жилец до членов королевского дома, желали иметь деньги не только на то, чтобы потакать своим прихотям, но и на то, чтобы их царственные деяния подкреплялись неистощимым источником звонкой монеты.

Фактически высшие люди общества, насколько Джим мог судить, всегда играли на публику. Все, начиная от королей и кончая простыми рыцарями, играли свои роли столь самозабвенно, будто верили, что их дал им Господь Бог; и удовлетворение собственных желаний они ставили на второе место, а на первом оказывалось стремление как можно лучше сыграть на сцене мира ту роль, которая, по их мнению, была им отведена.