Рыцарь-Дракон - Диксон Гордон Руперт - Страница 50

– Ну, э… если вы не возражаете, – начал Джим, – объяснений.

Она уставилась на него, и от удивления ее рот превратился в безупречную букву «О».

– Объяснений?

– Да, – подтвердил Джим. – Я имею в виду, что, конечно, очень мило с вашей стороны называть меня самым красивым мужчиной в мире, но все знают, что это не так. На самом деле, если я что-то из себя и представляю, так я… – он подыскивал слово, – один из самых некрасивых мужчин, которого только можно встретить.

– Ничего подобного. Ты не такой! Но если бы даже и так, я бы тебя все равно любила точно так же, с той же безграничной страстью. Ты видишь, я очень страстная женщина.

– Вижу.

– На самом деле, – откровенно призналась девушка, – все элементали[17], а нас на всем белом свете всего несколько, очень страстные.

– О, я верю.

– Да, – она вздохнула с легкой грустью, – глупые люди называют нас русалками. Они просто не понимают разницы между обычной русалкой и элементалью. Элементаль намного чудеснее, чем просто русалка. Они тоже немного умеют колдовать, это правда. Они бессмертны, это тоже правда. Но у них не слишком большие способности. Они не могут испытывать такую страсть, как элементали. А из всех элементалей, если мне удобно говорить так о самой себе, я наделена самой большой страстью. Я всегда была такой и навсегда такой останусь.

Она взглянула на Джима с любопытством.

– Как тебя зовут, любимый мой?

– Гм… Джеймс.

– Джеймс, – она нараспев произнесла имя. – Чудное имя, но в нем есть свое очарование, Джеймс. Не слишком певуче, но все равно хорошее имя. Джеймс…

– Если ты не возражаешь, я бы тоже хотел узнать твое имя.

– Мое имя? – Она выглядела изумленной. – Я думала, что все знают, как меня зовут. Я – Мелюзина[18]. Как ты умудрился не знать этого? В конце концов, в этих местах я единственная в своем роде. Здесь больше нет Мелюзин.

– Видишь ли, я – англичанин.

– А… англичанин. Я слышала про Англию и англичан. Так ты один из них. Ты почти не отличаешься от здешних, разве что имя у тебя странное. Но достаточно об именах.

Темно-голубыми глазами она неотрывно смотрела в глаза Джиму, увеличивая мощность своей привлекательности, на взгляд Джима, с пятисот ватт до тысячи.

– Давай поговорим о более насущных вещах, – промурлыкала она. – О, мой дорогой, чего тебе сейчас хочется больше всего на свете?

И она прибавила еще добрых пятьсот ватт.

Джим в отчаянии закрыл глаза.

«Нет, – подумал он, – я не должен! Я не хочу остаться здесь навсегда и заниматься любовью с элементалью. Я хочу вернуться домой, в свой замок, к Энджи, время от времени убивать огров, спасать принцев, и так далее… Господи, о чем я думаю? В любом случае, мне нельзя. Если я уступлю один раз, то я уступлю снова. Мне может понравиться. Затем мне захочется остаться навсегда на дне озера. И что тогда? Что будет, если я ей надоем, как ей наверняка надоели те мужчины, в которых она влюблялась раньше? Возможно, она сделала с ними нечто такое, что и сказать-то неудобно. Я должен выбраться отсюда. Энджи, помоги мне!»

– У меня болит голова, – произнес Джим слабым голосом.

19

Он не ожидал, что это сработает, но все прошло как по маслу. Мелюзина при упоминании о его головной боли сразу как-то забеспокоилась и настояла, чтобы он отдохнул и поспал. Она сказала, что для других дел у них впереди еще целая вечность.

Может статься, подумал Джим, что ее приворотная магия действует и на нее саму. Например, когда она думает, что влюблена, то действительно влюбляется и готова пожертвовать собой ради любимого человека. Джим уже знал, что в этом мире люди могли быть удивительно мягкими и заботливыми, а две минуты спустя – кровожадными и жестокими. И, что самое интересное, окружающие ничего странного в таком поведении не видели. Так что, прожив здесь почти год, Джим уже мог поверить во что угодно. Девушка оставила его одного, и он тотчас уснул.

Когда проснулся, ее все еще не было. Однако буквально через несколько минут появились те самые маленькие рыбки, что совершали давеча акробатические номера вокруг Мелюзины. Они принесли с собой всякую всячину. У одних во рту блистали плохо обработанные, но крупные драгоценные камни. Другие с трудом тащили большую гроздь винограда. Она была так тяжела, что им приходилось работать плавниками изо всех сил, чтобы подплыть (а может быть, подлететь?) к Джиму.

– Я не люблю виноград, – честно признался он.

Это была чистая правда. Джим действительно никогда не любил виноград. Более того, когда он был человеком, то и к вину относился довольно прохладно. Только становясь драконом, он мог по достоинству оценить этот напиток.

Рыбы, как бы в изнеможении, бросили тяжелую гроздь на кровать и поплыли прочь, но секунду спустя вернулись со второй.

Остальные рыбки, похоже, были столь же целеустремленны и непримиримы в своих действиях. Может, они Мелюзину и слушались, но на слова Джима не обращали ни малейшего внимания. Они преспокойно продолжали складывать вокруг него ненужные подарки. Целая стайка рыб с трудом, изо всех сил молотя плавниками, принесла ему переливчато-зеленую одежду.

Следом притащили нелепую шляпу, нечто среднее между колпаком шеф-повара и шутовским цилиндром.

Груда приношений вокруг него росла, а Мелюзина так, слава Богу, и не появилась. Джим возблагодарил за это судьбу, так как у него, похоже, была возможность спокойно подумать, не подвергаясь действию волшебной притягательной силы, которую девушка излучала неустанно, как сверкающая кварцевая лампа.

Джим принялся откручиваться от попыток Мелюзины соблазнить его чисто инстинктивно, но на холодную голову он понял, насколько правильно поступил. Даже если она хотела оставить его здесь навсегда, впрочем, Джим ни на секунду не усомнился, что женщине ее типа время от времени просто необходимо влюбляться заново и Мелюзина его разлюбит, как только на горизонте появится новый мужчина, – он-то не собирался жить здесь вечно, и на то было слишком много причин.

Главным образом, Энджи. Между сексуальной привлекательностью Мелюзины и глубоким душевным сродством, то есть любовью, которую он питал к Энджи, не было ничего общего.

Джим не мог представить себе жизнь без Энджи. Если бы ее не было, то он бы чувствовал себя так, будто от него отсекли половину, именно с головы до пят. В Энджи было что-то, чего в Мелюзине нет, не было и никогда не появится. Словами выразить это он не мог, но то, что он знал – Энджи существует, – делало его жизнь совершенно другой. Даже если он сейчас оказался во Франции, одно сознание того, что Энджи в Маленконтри ждет его и он когда-нибудь все же вернется к ней (Джим ведь не желал даже допускать мысли о том, что с ним что-нибудь может случиться), начисто изменяло его взгляд на жизнь.

Ему необходимо выбраться из этого озера. Прочь от Мелюзины! Мысли Джима метались в поисках причины, по которой он мог бы попросить ее выпустить его на берег.

Правда, ее чары действовали даже на берегу. Но их сила не шла ни в какое сравнение с тем, что Джим испытал, оказавшись на дне озера.

Он предполагал, что как только он выйдет на сушу, то сможет развернуться, стиснув зубы, и уйти подальше от озера: так далеко, чтобы ее магия иссякла. Ему казалось, что такое создание, как она, не попытается даже погнаться за ним. А если она все же решится на преследование, то, как смутно предполагал Джим, сила ее исчезнет, поскольку связана именно с озером.

И тут его озарило так внезапно, будто где-то в его голове разорвалась граната. Он-то сам как-никак ученик мага! Если власть Мелюзины основана на магии, то и он сможет победить, используя магию. Осталось только придумать, какой тип магии ему следует применить.

Ответить на этот вопрос оказалось довольно сложно. Нужная ему информация, несомненно, была в Энциклопедии Некромантии, но он уже знал, что одно желание еще не позволяет докопаться до нужных сведений.