Рыцарь-Дракон - Диксон Гордон Руперт - Страница 30

– Я выучил буквы, – сказал сэр Жиль, горделиво подкручивая ус, – и могу немного читать и писать по латыни. С помощью тех же букв я могу писать и по-английски.

Сэр Джон довольно кивнул. Он повернулся к Джиму.

– Да, – ответил Джим.

Брови сэра Джона приподнялись.

– Ты говоришь как человек, весьма уверенный в себе, сэр Джеймс, – сказал он. – Должен ли я понять это так, что ты и пишешь и читаешь равно хорошо?

– Я умею писать и по-латыни, и по-английски, а также по-французски, – заявил Джим.

Сэр Джон перевернул один из листов на столе так, чтобы он лежал вверх чистой стороной.

– Будьте любезны, сэр Джеймс, возьмите перо, оставленное Сендриком, – попросил сэр Джон, – и напишите на этом листе то, что я продиктую.

Джим подошел к аналоеподобной мебели Сендрика, взял перо и, увидев маленькую чернильницу, прихватил ее с собой на стол сэра Джона.

Он окунул перо в чернильницу, стряхнул лишние чернила с кончика пера и нацелился на бумагу. Тут его осенило.

– Прости, сэр Джон, – сказал он, – я забыл, что мой стиль письма и манера орфографии могут быть тебе незнакомы. Если ты пожелаешь, я буду писать печатными буквами, хотя это медленнее, чем скорописью.

Сэр Джон улыбнулся. Джиму стало неловко, он почувствовал, что рыцарь решил, что он наплел лишнего и теперь пытается дать задний ход. Однако сэр Чендос промолчал и откинулся на спинку кресла.

– Пиши, – сказал он. – В море пять французских кораблей…

Джим написал строчку печатными буквами на пергаменте, оставляя пробелы между словами побольше, чтобы не было сомнения, что буквы принадлежат другому слову. Он остановился и поднял глаза, ожидая, что сэр Джон продолжит диктовку, однако рыцарь уставился на Джима, подняв брови.

– Безусловно, ты проворен в обращении с пером, сэр Джеймс, – сказал он. – Не часто увидишь столь быстрого писаря. Я бы хотел взглянуть на это прежде, чем продолжу диктовать, – возможно, в том нет нужды.

Он повернул лист так, чтобы видеть буквы, и нахмурился, глядя на них.

– И в самом деле, ты странно пишешь, сэр Джеймс, – пробормотал он. – Правда, читается это легко. Но ты говорил о двух способах письма?

– Да, сэр Джон, – ответил Джим. – Это я написал печатными буквами. Однако я и люди той страны, откуда я пришел, когда хотят переложить слова на бумагу или пергамент, предпочитают писать иначе.

– Я хочу увидеть как. Ты назвал это…

– Скорописью, сэр Джон, – ответил Джим. – С твоего разрешения, я напишу несколько слов дважды: скорописью и печатными буквами, чтобы ты мог сравнить.

– Давай, – сказал сэр Джон, пристально наблюдая за ним.

Джим подтянул пергамент к себе и написал пару слов так разборчиво, как сумел. Затем развернул лист так, чтобы тот был обращен к Чендосу. Сэр Джон взглянул на буквы.

– Действительно, мне трудно, если не невозможно прочесть это, – сказал Чендос. – Я не уверен, что кто-нибудь из нас сможет разобрать то, что ты называешь скорописью. Однако, сэр Джеймс, должен признаться: скорость написания этих непонятных знаков поразила меня. Но с другой стороны, я прошу тебя больше так не делать. Пиши лучше первым способом. Повтори, как ты это назвал?

– Печатные буквы, – повторил Джим. – Когда ты диктовал мне, я писал печатными буквами.

– Чем больше я разглядываю эти буквы, тем сильнее мне кажется, что они удивительно ясны, несмотря на то что странноваты, – произнес сэр Джон.

– Они весьма помогут нашему делу, если нам придется обменяться короткими посланиями, причем побыстрее. Я бы с удовольствием посмотрел, как ты пишешь по-латыни и по-французски.

– Пожалуйста, сэр Джон, – ответил Джим и написал на листе несколько слов.

– Прекрасно! – восхищенно закивал сэр Джон, глядя на только что написанные строки; на сей раз Джим предельно старательно выводил каждую «печатную» букву. – Не скажу, что смог бы прочесть хоть букву, если бы ты писал скорописью, но не сомневаюсь, что ты это можешь. Я надеюсь, что духовные лица, в особенности французы, смогут прочесть по крайней мере то, что ты напишешь, как ты называешь это, «печатными» буквами. Это было бы превосходно.

Он внимательно посмотрел на Джима.

– Я полагаю, что способность писать так быстро связана с тем особым талантом, о котором я уже упоминал?

Джим заколебался. Он испытывал искушение сообщить сэру Джону, что в его стране любой умеет писать не хуже, чем он сам. Но из осторожности Джим предпочел уйти от ответа.

– Если ты извинишь меня, сэр Джон, – сказал он, – то я не буду отвечать.

– А… – произнес сэр Джон, серьезно глядя на Джима. Он кивнул. – Конечно, чтобы так писать, нужен особый талант. Понимаю. Мне нечего больше об этом сказать. Осталась еще парочка вопросов.

Он снял со своей руки одно из простых колец и передал его Джиму.

– Сэр Джеймс, – начал он, – джентльмен твоего ранга должен носить кольцо. Оказавшись в Бресте, ты остановишься с сэром Жилем на постоялом дворе с зеленой дверью. Кстати, по-французски он так и называется – «Зеленая Дверь». Там вас ждет свободная комната. Ждите там человека, на пальце которого будет такое же кольцо. Я бы хотел попросить тебя надеть кольцо сразу же, как войдешь на постоялый двор, и не снимать до тех пор, пока не увидишь этого человека. Он скажет тебе, что следует делать дальше. Теперь один вопрос – какой у тебя девиз?

– Девиз? – переспросил сбитый с толку Джим.

Но сэр Джон уже повернулся к двери и возвысил голос. До этого момента он говорил очень тихо, но не настолько, чтобы Джим не смог предположить, что у Чендоса неплохой тенор. И вот сэр Джон перешел на крик, а Джим обнаружил, что рыцарь обладает прекрасными вокальными данными. Вдруг Джим вспомнил, что в XIX веке лучшими пехотными офицерами были именно теноры, поскольку им приходилось перекрикивать все шумы битвы, включая даже пушечные выстрелы, чтобы солдаты услышали приказ. Тенор сэра Джона в этом отношении обладал высокой проникающей способностью.

– Сендрик! – позвал он.

Дверь отворилась почти немедленно, и худой плешивый мужчина, чье перо одалживал Джим, появился в дверном проеме.

– Сэр Джон? – вопросительно сказал он.

– Щит сэра Джеймса и художника, – приказал сэр Джон.

Сендрик вышел, закрыв за собой дверь.

– От графа Нортумберленда, – объяснил сэр Джон, поворачиваясь к Джиму, – на приеме в замке его величества я имел удовольствие узнать, что король пожаловал тебе герб. Конечно, в твоей родной стране у тебя уже есть герб. Тем не менее, поскольку ты – один из нас и живешь в нашей Англии, ты должен иметь английский герб. Это в какой-то мере предписано законом. Словом, опытный художник геральдической палаты привез из Лондона все необходимые ему сведения и уже заканчивает рисовать на твоем щите герб.

– На моем щите? – переспросил Джим. Он ничего не мог понять: ведь его щит внесли на постоялый двор под присмотром Теолафа, и он должен лежать в их мешке, вместе с прочим багажом.

– После первого разговора с сэром Джоном я послал за твоим щитом моего оруженосца, – пояснил сэр Брайен. – Он сказал, что ты беседовал во дворе трактира с сэром Жилем, а он не хотел тебе мешать, так что просто поднялся по лестнице, объяснил все Теолафу и забрал щит, чтобы принести его сюда.

– А… – сказал Джим.

Дело в том, что, когда они покинули Маленконтри, Джим обтянул свой щит холстом. Его металлическая блестящая поверхность так и оставалась девственно чистой, хотя Брайен уверял, что Джим может нарисовать на нем тот герб, который ему больше нравится, и никто даже слова не скажет, лишь бы он отличался от других. На самом деле Брайен никак не мог понять, отчего Джим первым делом не изобразил на своем щите герб, который, по его собственным словам, был у него в далекой стране Ривероук, из коей он прибыл. Колебания же Джима объяснялись тем, что ему было неловко вспоминать, как он объявил о своем несуществующем титуле и фальшивом гербе, выдуманном на скорую руку при первой встрече с Брайеном.

Пока он размышлял обо всем этом, дверь вновь отворилась, и в сопровождении Сендрика в комнату вошел невысокий человечек, скрюченный подагрой; вряд ли ему было больше сорока: волосы только начали седеть, да и большая часть зубов еще оставалась на месте, однако, глядя на его морщинистую кожу и неуверенные шаги, ему можно было дать все семьдесят.