На качелях XX века - Несмеянов Александр Николаевич - Страница 64

После некоторых безуспешных попыток получить сведения о судьбе Васи я подал заявление с просьбой пересмотреть его дело. В это время шла волна реабилитаций, правда, часто посмертных. Такая же судьба была и у Васи. Мне позвонил следственный работник, желавший увидеться со мной. При свидании он сообщил, что компетентная комиссия нашла, что В.Н. Несмеянов осужден и расстрелян в июле 1941 г. без веских оснований и теперь реабилитирован. Эти новости я не мог передать маме. Года с 1954–1955 у нее участились и стали более длительными приступы сердечной аритмии, во время которых ей приходилось лежать. Позднее им стали сопутствовать и мнемонические нарушения, напоминавшие те психические изменения, которые мы наблюдали у ее матери в старости, и о которых я упоминал. Эти нарушения памяти распространялись постепенно и на периоды жизни без аритмии. Мама все меньше и меньше вспоминала о Васе и задавалась вопросом о его судьбе. В этом смысле жить ей стало легче. Но здоровье все сдавало. В начале 1958 г. она слегла. Это происходило уже в московской квартире и ухаживала за ней Таня. Кроме обычной аритмии и путаницы мыслей у нее обнаружилось воспаление легких.

В конце второй декады февраля я был на заседании Совета Министров. Перед концом заседания в зал вошла и обратилась ко мне секретарь, дежурившая у телефонов в приемной перед залом. Она сказала, что только что позвонила Н.Л. Тимофеева — мой помощник-референт по Президиуму — и просила мне сообщить, что маме очень плохо и меня просили срочно к ней приехать. Мне не пришлось и отпрашиваться, так как заседание кончилось и я мог поспешить на машину. Я приехал на Песчаную улицу. На мой звонок отперла Татьяна. У маминой постели я застал профессора М.С. Вовси[413], которому было поручено наблюдение за моим здоровьем и который охотно расширил это наблюдение и на мамино. Мирон Семенович мне сказал, что воспаление ликвидировано и что «по его линии» у больной теперь все в порядке, что нужно ожидать решения невропатолога, который должен вот-вот приехать. А сам он уехал. Мама была без сознания и не узнавала меня. Я истолковал фразу Мирона Семеновича наивно благоприятно. Уже довольно поздно вечером, не дождавшись невропатолога, который приехал позже, я уехал. В ночь — это было 20 февраля — мама умерла.

Последние годы президентства

Дела и заботы, потери и приобретения второго пятилетия моего президентства шли своим чередом. Я не буду их здесь подробно обрисовывать: желающий может взять IV том моих трудов, изданных к моему шестидесятилетию в 1959 г. (фото 75) (позже вышли еще три тома и один том на английском языке), просмотреть мои выступления на годичных собраниях. Создавались новые институты: Институт природных соединений, Институт эволюционной физиологии разделился на два института, Институт геологических наук (ИГН) разделен на Институт геологии рудных месторождений, петрографии, минералогии и геохимии (ИГЕМ) и Геологический (ГИН), на основе Института геофизики были созданы Институт физики Земли, Институт физики атмосферы, Институт прикладной геофизики; организован Институт электрохимии. Был создан новый Башкирский филиал АН СССР. Введены в эксплуатацию новые здания институтов физического, металлургии, органической химии, геохимии и аналитической химии, точной механики и вычислительной техники, горного дела, комплекс зданий Главной астрономической обсерватории в Пулкове, астрофизической обсерватории в Крыму, корпус Института физических проблем, корпус Института химической физики, два лабораторных корпуса Энергетического института.

Был создан и получил широкое развитие ряд гуманитарных институтов экономического профиля, таких, как Институт Америки, Институт Азии и Африки. Свертывание работы ряда министерств и передача многих функций хозяйственного управления совнархозам позволили какую-то долю освобожденных помещений предоставить Академии наук СССР. Всего гуманитарии получили около 5000 кв. м площади. Научный город Сибирского отделения строился такими темпами, что ежедневный расход на это строительство достигал 1 млн руб. В 1959 г. были проведены первые выборы в Академию наук СССР по Сибирскому отделению.

В эти годы произошел запуск искусственных спутников Земли, затем в космос отправился Гагарин. После встречи на аэродроме, приема в Кремле мне пришлось встретить Гагарина в Академии наук и участвовать в пресс-конференции с нашими и иностранными работниками прессы (фото 78). До конца дней сохранится у меня впечатление сияющей чистоты и острой находчивости Юрия Гагарина.

Дел было много. В 1958 г. я опять был избран депутатом Верховного Совета СССР. Большую радость и удовлетворение доставляла мне возможность выполнить те или иные просьбы, с которыми ко мне обращались как к депутату трудящиеся Советского района Москвы. В остальном жизнь шла своим чередом. Продолжались вызовы в Кремль на заседания Совета Министров, более частые, чем когда-либо раньше. Иногда я просил А.В. Топчиева ехать на эти заседания и представлять Академию. Я же, бывало, попадал изредка в такие положения, в которые лучше не попадать, вроде тех, которые я уже описал, упоминая случай с Сахалинским филиалом.

Неприятные ситуации возникали все чаще. Иногда это были случайные, казалось бы, реплики со стороны Хрущева, иногда реплики-поручения вроде того, что нужно бы произвести перестройку структуры Академии, чтобы улучшить ее работу. В таких случаях я собирал руководство, излагал ему новое требование, и мы начинали думать и обмениваться мнениями. В это время вице-президентами были И.П. Бардин, К.В. Островитянов, М.В. Келдыш и с некоторыми трудностями мне удалось перевести в вице-президенты и А.В. Топчиева. Был вице-президентом и М.А. Лаврентьев, но он жил в Новосибирском академическом городке и у нас бывал сравнительно редко.

Наш обмен мнениями вращался лишь возле структуры Академии наук и отделений. Но тут трудно было что-либо предложить новое, тем более что данная структура вошла в силу недавно, перед С.И. Вавиловым, и казалась не требующей изменений. Лишь М.В. Келдыш убежденно защищал те изменения, которые он, став президентом Академии наук, и осуществил: это было увеличение числа отделений, каждое из которых было ответственно за некоторую большую важную проблему; ликвидация Отделения технических наук. Нам — большинству — казалось, что эти предложения неприемлемы по ряду соображений, а ликвидация Отделения технических наук вызвала бы взрыв и по тактическим причинам.

Сейчас я не в состоянии вспомнить, какие предложения мы внесли наверх. Можно ручаться, что никаких серьезных реформ не предлагалось. У меня все в большей мере начало складываться убеждение, что многие действия Н.С. Хрущева вызывались его точкой зрения: чтобы часы ходили, их почаще нужно встряхивать. Такое «трясение» в применении к Академии наук было единственным доступным Хрущеву способом управления этим организмом. Способ этот применялся все чаще. В конце 1960 г. был один из случаев применения этого способа. В реплике в мой адрес Хрущев упрекнул меня в каких-то недостатках в работе Академии, в частности в том, что Академия, мол, занимается исследованием каких-то мушек[414]. Я встал и к ужасу присутствующих и молчаливых членов Политбюро заявил, что изучение этих мушек чрезвычайно важно для многих отраслей науки. Это было неслыханное до той поры открытое выступление (на людях!) против точки зрения Хрущева. Затем я сказал: «Несомненно, есть возможность сменить президента, найти более подходящего для этой цели академика. Я уверен, например, что М.В. Келдыш лучше справился бы с этими обязанностями». — «Я тоже так думаю», — бросил Хрущев. Заседание продолжалось.

Я вернулся домой, чувствуя себя подавшим в отставку, и обдумывал, не следует ли мне и письменно сделать этот шаг. Но по здравом размышлении решил, что так не принято. Пусть Хрущев решает, как теперь быть, а я буду ждать. На другой день я рассказал инцидент А.В. Топчиеву и М.В. Келдышу. Последний выразил мне упрек и свое неудовольствие. Я объяснил ему, что хотя повод, заставивший меня говорить, был делом случая, но совсем не случайным было мое предложение. Я уже давно пришел к убеждению, что в лице М.В. Келдыша Академия наук имеет наилучшего кандидата в президенты. Он, вероятно, помнит, сколько усилий мне пришлось употребить, чтобы он согласился стать вице-президентом. Дальше нам оставалось только ждать.