Странствие за Фарадоунами (ЛП) - Форд Рик - Страница 47

Внимание Наба, занятого этими размышлениями, уже какое-то время все сильнее привлекал звук, идущий с болота. Сначала Наб посчитал, что это не более чем порывы ветра в камышах, но по мере того, как звук потихоньку крепчал, мальчик мог различить шумы, из которых он слагался: они очень походили на шелест тихих разговоров и шлепанье шагов. Другие тоже расслышали шум, потому что подняли головы и уставились в сторону, откуда он шел; на их лицах отчаяние сменилось затравленностью. Шум придвигался ближе и ближе, пока разговоры внезапно не прекратились, и все что было слышно — это хлюпанье приближающихся шагов по болоту. Затем остановились и шаги, и звери разглядели сквозь тьму и туман длинную шеренгу теней, стоящих молчаливо и неподвижно как раз в пределах видимости, но слишком далеко, чтобы различить какие-либо подробности.

— Гоблины, — прошептал себе под нос Брок, но было так тихо, что его услыхали все.

Устрашенным животным показалось, что строй теней простоял так целую вечность. А затем он снова двинулся вперед. Звери едва могли разглядеть среди идущих отдельные фигуры. И вдруг раздался резкий, словно солнечный луч во мраке, крик, отдавшийся эхом над болотом и раздробивший зловещую тишину. То был чистый переливчатый клич, который пронзил тьму и словно наполнил воздух светом и красотой, и путешественники ощутили, как сердца мгновенно освобождаются от сжавшего их холодного ужаса. В крике была радость первого зова кроншнепа после зимы, тепло и отрада первого солнечного сияния по весне. Как раз занимался рассвет, и в радужных оттенках золотистого света раннего солнца, просвечивающего сквозь туман, животные увидели, как темная угрожающая линия начала ломаться и распадаться, когда в нее ворвалось воинство эльфов со сверкающими и вспыхивающими на солнце мечами. Они завороженно смотрели, как гоблины в беспорядке отступали, и воздух наполнился звуками битвы — лязгом мечей и ужасными криками гоблинов, когда их ранили или убивали. Гоблины не смирились с поражением и сражались с ужасающей силой. Эти приземистые коротышки орудовали массивными саблями и булавами, словно перышками. Но они были медлительны и неуклюжи, и эльфы танцевали вокруг них, сбивая гоблинов с толку и осыпая насмешками, так что те злились и бешено нападали, пока не выбивались из сил; тогда эльфы быстро и ловко их добивали. Битва бушевала все утро, но в конце концов горстка оставшихся гоблинов удрала в глубь болот, и все опять успокоилось. Потом животные увидели выходящих к ним из тумана эльфов. Эльфы шли медленно, потому что бой был долгим и тяжелым, и они утомились. А еще они были невеселы, потому что убийство не в природе эльфа, и эльфы стараются по возможности его избегать. Даже убийство гоблинов для них — зло, поэтому они никогда не прославляли свои боевые победы.

Вскоре эльфы выстроились на тропе, и их предводитель заговорил:

— Вы в безопасности, — сказал он. — Добро пожаловать на землю Шейгры. Я Фарайд, военный вождь морских эльфов, и пришел, чтобы отвезти вас к Аурелону, Повелителю моря. Нам стало известно, что силы Дреагга пошли на вас облавой и вы сильно запаздываете. А теперь хлебните этого питья; оно подбодрит вас до поры, пока вы не сможете отдохнуть и подкрепиться в пещерах Элгола.

Из-под одежды, сотканной из серебра, Фарайд достал флягу и протянул Набу, который поднес ее к губам и сделал большой глоток игристого напитка. Цвета мальчик не разглядел, но аромат напомнил ему сладкий запах созревшего на солнце клевера, и он почувствовал, как по телу, оживляя и освежая, разбегается тепло. Он передал флягу Бет, после чего Фарайд забрал ее обратно и наполнил из нее большую чашеобразную раковину, переливающуюся изнутри перламутром, — чтобы напились звери.

Когда они утолили жажду и к ним стали возвращаться жизнь и бодрость, Фарайд повел маленькую компанию путешественников через болото. Эльфийская армия последовала за ними. Проходя по месту битвы, звери содрогались от отвращения, видя, как сочащаяся из ран гоблинов черная кровь смешивается с застойными маслянистыми водами болота. Весь район теперь густо пропах омерзительным зловонием, исходившим от этих ран, и животным было трудно дышать. Они пробирались между толстыми уродливыми телами, лежавшими там, где их завалили, и отворачивались от лиц, в смерти еще более мерзких, чем при жизни. Отвратительные, распухшие рожи исказились и искривились, а слюнявые липкие губы выражали такие ненависть и презрение, что даже после гибели выглядели устрашающе. Зрелище смерти напомнило Набу о Голконде, и он рассказал Фарайду о том, как гоблины обошлись с цаплей, но эльфы уже об этом знали, поскольку по пути сюда видели страшное место расправы.

— Мы собрали ее воедино, и она будет спать спокойно, — сказал эльф.

Набу стало легче — он чувствовал вину за то, что усомнился в верности Голконды, и не мог освободиться от ощущения своего рода ответственности. Вот и еще одно животное, которое положило свою жизнь ради него; и мысль об их любви и вере заставила его остро проникнуться смирением.

Они шли и шли, туман понемногу редел, а земля становилась не такой топкой. И вот зверей внезапно ослепило солнце теплого мартовского дня. Они как будто омылись в золотистом свете, и все зло и ужас болота превратились в воспоминание. Теперь отряд стоял на краю небольшого ровного участка, заросшего деревьями, вереском и высокой травой и покрытого пестрым одеялом из коричневых и зеленых цветов, а с дальней его стороны сверкало и искрилось на солнце море. Никто из животных, кроме Бет, никогда не видел его раньше, и этот первый волшебный проблеск синей необъятности навсегда сохранится в их памяти. Бет, которая обожала море так же, как и землю, словно вернулась домой. Когда крики чаек и соленый ветер, бьющий им в лица, растревожили память, сердце девочки забилось от волнения и предчувствий, в нем ожили воспоминания о восхитительных каникулах на море.

ГЛАВА XVII

Животные стояли на вершине утеса и восхищенно разглядывали море. Дул сильный ветер, и неровная поверхность волновалась, словно сотни маленьких белых лошадок мчались к берегу, по мере приближения набирая скорость и силу, и в конце концов обрушивались на маленький каменистый пляж под утесом, где стоял отряд. По обе стороны пляжа в море выдавались огромные скальные выступы, и волны разбивались о них, яростно взметываясь вверх фонтанами брызг и опадая легким безобидным ливнем. Иногда солнце ловило брызги и просвечивало в них мгновенной, тут же исчезающей радугой. Наб и Бет, чьи тела еще не совсем избавились от давешней болотной сырости, обнялись, чтобы противостоять холодному ветру, дующему с моря и отбрасывавшему волосы им за спины. Дикая сила и мощь природы, которая ясна уму, но редко бросается в глаза на суше, здесь выступала напоказ, зримая и удивительная, и, стоя рядом с этой огромной, находящейся в постоянном движении массой, Наб показался себе совсем маленьким и незначительным. Казалось, непрерывно меняющиеся сине-зеленые глубины забрали себе его проблемы и заботы да и затеряли их в ряби и вихрях воды, разбивающейся о скалы. Мальчик был загипнотизирован всеобщим бурлением и затерялся сам в рисунке и ритме волн, налетающих, а затем отступающих, налетающих и отступающих, снова и снова… Он погружался в пульсацию моря, пока не стал с ним единым целым.

Бет, продрогшая, но счастливая от того, что их злоключения на болоте завершились, вдруг поймала себя на том, что глазеет на эльфов, рассыпавшихся поодиночке и попарно вдоль вершины утеса. Хотя Наб рассказывал ей о лесных эльфах Элмондрилла, она не ожидала, что почувствует к ним такую живую симпатию. Она была очарована этими созданиями. «Эльфы, — медленно проговорила про себя девочка, словно заклинание, и еще раз, как будто не веря, что те действительно здесь: — Я вижу эльфов!» Конечно, об их существовании среди уркку ходили слухи, и Бет припомнила кое-какие истории, которые мать рассказывала или читала ей на ночь, но никто, даже элдрон, не верил, что эльфы действительно существуют. Никто не мог объяснить, откуда взялось представление об эльфах, но, тем не менее, от рассказов о них всегда отмахивались как от фантазии. Фантазия! Вот они стоят, обратившись лицами к ветру, и солнце отблескивает золотом на их щитах и шлемах. Напряжение в битве с гоблинами брало свое, и эльфы восстанавливали истраченные силы и бодрость здесь, в своем Ситтеле; вот они и расположились — кто стоя, кто сидя — в молчании и покое и давали снизойти на себя его мощи. Бет разглядывала их, поражаясь, что так долго могла не верить в их существование. Вид хрупкой и изящной красоты эльфов взял ее за душу и наполнил глаза слезами грусти.