Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна - Аберкромби Джо - Страница 33

Как вдруг в конце лета Талин и Масселия заключили мир без всякого выигрыша для обеих сторон, кроме трупов. В долину приехал господин в плаще с золотой каймой с отрядом солдат и запретил репрессалии. Сыновья Дестора со товарищи разделили добычу и разошлись. Одни вернулись к тому, чем занимались до охватившего их безумия, другие ринулись с головой в безумие новое. Вкус Монцы к фермерству начал возрождаться.

Но дальше возвращения в деревню дело не зашло.

Там, на бортике разбитого фонтана, они узрели ослепительное воплощение воинственности в начищенной до блеска стальной кирасе, с мечом, на рукояти которого сверкали драгоценные камни. Послушать его собралась половина долины.

– Меня зовут Никомо Коска, я капитан Солнечной роты – благородного братства, сражающегося вместе с Тысячей Мечей, лучшими наемниками Стирии! С нами заключил договор о найме Рогонт, молодой герцог Осприи, и мы ищем людей! Людей, имеющих боевой опыт, людей отважных, любящих приключения и деньги! Кого из вас тошнит от ковыряния в грязи ради куска хлеба? Кого влечет надежда на лучшее? Честь? Слава? Богатство?.. Присоединяйтесь к нам!

– Мы можем… – начал Бенна.

– Нет, – ответила Монца. – Довольно с меня войны.

– Война будет короткой! – прокричал Коска, словно услышав ее мысли. – Это я вам обещаю! И заработаете вы куда больше, чем здесь! Скел в неделю плюс доля в добыче! А добычи будет много, парни, поверьте мне! Наше дело правое… достаточно правое, и победа ждет нас наверняка!

– Мы можем! – прошипел Бенна. – Хочешь снова возиться в земле? Падать замертво по вечерам от усталости? Я – нет!

Монца задумалась о том, каких усилий ей будет стоить расчистка верхнего поля и сколько денег это принесет. Меж тем уже образовалась очередь из желающих вступить в Солнечную роту. Бродяг и фермеров в основном, чьи имена заносил в книгу чернокожий писарь.

Она протолкалась вперед.

– Я – Монцкарро Меркатто, дочь Джаппо Меркатто, а это – мой брат Бенна, и обоим нам приходилось воевать. Найдется ли для нас работа в вашей роте?

Коска нахмурился, чернокожий покачал головой.

– Нам нужны мужчины с боевым опытом. А не женщины и дети.

Он попытался отстранить ее. Монца не сдвинулась с места.

– У нас есть опыт. И посерьезнее, чем у этих ошметков.

– Я могу предложить тебе работу, – сказал один из фермеров, расхрабрившись после того, как поставил на бумаге подпись. – Петушка моего не желаешь пососать?

Над собственной шуткой он смеялся до тех пор, пока Монца не швырнула его наземь и не заставила проглотить половину зубов каблуком сапога.

Никомо Коска наблюдал за этой демонстрацией силы, приподняв одну бровь.

– Саджам… в договоре о найме точно упомянуты мужчины? Как там сказано?

Писарь заглянул в документ.

– Две сотни конников, две сотни пехотинцев, коим надлежит быть людьми бывалыми и хорошо снаряженными. Сказано – «люди».

– Да и «бывалость» – понятие расплывчатое. Эй, девочка! Меркатто! Берем тебя. И брата твоего тоже. Ставьте подписи.

Они сделали, что было велено, и этого оказалось довольно, чтобы стать солдатами Тысячи Мечей. Наемниками.

Фермер схватил Монцу за ногу.

– Мои зубы…

– Поищи их у себя в дерьме, – сказала она.

Затем Никомо Коска, знаменитый солдат удачи, под веселое пение трубы вывел новых наемников из деревни, и на ночлег они расположились под звездами, у костров, и предались мечтам о том, как разбогатеют в предстоящем походе.

Монца с Бенной сидели, укрывшись одним одеялом на двоих и тесно прижавшись друг к другу. Из темноты, сверкая латами, в которых отражалось пламя костра, к ним вышел Коска.

– Вот вы где, мои детки-солдатики! Талисманчики мои! Замерзли, да? Держите. – Стянул с плеч темно-красный плащ, бросил им. – Грейте косточки.

– Что вы хотите за него?

– У меня есть еще, так что примите в подарок.

– С чего это? – подозрительно проворчала Монца.

– Командир заботится сначала об удобстве своих людей, потом уже о собственном, как говаривал Столикус.

– Кто это? – спросил Бенна.

– Столикус? Величайший полководец в истории. Император древности. Самый знаменитый.

Монца промолчала, а Бенна снова задал вопрос:

– Кто такой император?

Коска вскинул брови.

– Король, считай, только рангом повыше. Нате-ка, почитайте. – Он вынул из кармана и сунул Монце в руки маленькую книжицу в красном потертом переплете.

– Ладно.

Та открыла ее и угрюмо уставилась на первую страницу, в надежде, что он сейчас уйдет.

– Мы не умеем читать, – ляпнул Бенна, не успела она его заткнуть.

Коска нахмурился, подкрутил двумя пальцами навощенный ус. Монца думала, сейчас велит им немедленно убираться домой. Вместо этого он уселся рядом, подобрал под себя ноги.

– Дети, дети… – Ткнул пальцем в книжную страницу. – Вот это – буква «а».

Туманы и шепоты

Город Сипани пах гниющими морскими водорослями, угольным дымом, дерьмом и мочой. Короткой жизнью и долгим угасанием. Трясучку подташнивало, хотя с запахом он, может, и смирился бы, когда бы мог видеть собственную руку перед лицом. Вечер был таким темным, туман таким густым, что шедшая в паре шагов впереди Монца казалась чуть ли не призраком. Фонарь высвечивал из тьмы под ногами всего с десяток булыжников, блестевших от холодной росы. И несколько раз Трясучка едва не шагнул прямиком в воду. Что было нетрудно. Ибо в Сипани вода таилась за каждым углом.

Из тумана выплывали злобные великаны, превращались в угрюмые дома, прокрадывались мимо. Выныривали, как шанка во время битвы при Дунбреке, темные силуэты и оборачивались мостами, оградами, статуями, экипажами. На столбах горели фонари, у дверей – факелы. Светившиеся во мраке окна казались висящими в пустоте и были ненадежны, как болотные огоньки. Только он выбрал за ориентир ряд окошек, как дом куда-то поехал. Чувствуя, что земля уходит из-под ног, Трясучка заморгал, потряс головой. После чего понял, что то была баржа, проплывшая рядом с мостовой, унося свои огни в ночь. Никогда ему не нравились города, туманы и море. Вместе же взятые, они и вовсе походили на дурной сон.

– Чертов туман, – проворчал Трясучка, поднимая фонарь повыше, словно из этого мог выйти какой-то толк. – Ничего не видать.

– Это Сипани, – бросила через плечо Монца. – Город туманов. Город шепотов.

Холодная тьма вокруг и вправду полнилась неумолчными, приглушенными звуками: плеском и бульканьем воды в каналах, поскрипыванием тросов, удерживавших на месте лодки, звоном колоколов, собачьим лаем, кошачьими завываниями, крысиным топотком, вороньим карканьем. И человеческими голосами, конечно. Невидимые за туманом люди окликали друг друга, называли цены, торговались, сыпали предложениями, шутками, угрозами – всем вперемежку. Порой откуда-то доносились обрывки музыки. Вспыхивали на другой стороне канала призрачные огоньки и брели, раскачиваясь, сквозь тьму – то подвыпившие посетители покидали с фонарями в руках таверны, направляя нетвердые стопы кто в бордель, кто в игорный дом, кто в курильню. Голова у Трясучки от всего этого кружилась. Тошнота усиливалась. Казалось, его вообще тошнило не переставая. Давно, с самого Вестпорта.

Во тьме послышались быстрые, гулкие шаги, и Трясучка, схватившись за рукоять топора, спрятанного под курткой, прижался к стене. Из тумана возникли и снова скрылись в нем, промчавшись мимо, несколько мужчин и женщин, одна из которых придерживала на бегу шляпу на своих взбитых стогом волосах. Промелькнули искаженные пьяными, дьявольскими ухмылками лица и сгинули в ночи, лишь туман завился водоворотами вослед развевавшимся плащам.