Судьба некроманта (СИ) - Жеребьёв Владислав - Страница 50

Дварфы, как и гномы, избегают открытых конфликтов. Отлично понимая, что под землю их противник не полезет, они не воюют на поверхности. Против хорошо подготовленных регулярных войск людей или летучих стрелковых отрядов эльфов, у них нет шанса. Большая часть их военных конфликтов протекает под землей между кланами, и орочье — гоблинской братией, о которой позже пойдет отдельный разговор. Вопреки ожиданиям и тому, что мы знаем из книг, особой войны между ними нет. В основном это стычки поисковых отрядов, которые забрели не туда, куда следовало, да и только. Без крови или смертей не обходится, но открытой неприязни орки и гоблины к дварфам и гномам не питают, хотя обе стороны и слывут откровенными ксенофобами.

Но главное преимущество дварфов над гномами, это то, что круг их интересов скальной грядой не заканчивается, и на глубине пары сотен метров, в самых порой неожиданных местах, они копают свои тоннели, общая длинна которых, просто неописуема. Поговаривали, что сеть из таких подземных транспортных артерий пронизывает, будто кровеносная система тело человека, весь материк, и при должной сноровке можно пересечь границу и выйти на побережье, или в пустынном крае, не поднимаясь на поверхность. А вот теперь самое, на мой взгляд, интересное. Туннели эти только для дварфов. Даже их родичам гномам туда проход закрыт. Туннели эти являются чем — то сакральным. Туда не допустят чужака. Если все же кто — то и предпримет попытку, то наткнется на хитрую систему тросов, которые нужно потянуть или наоборот ослабить, пользуясь подсказкой в виде узлов. Узелковый сей язык, доступен лишь дварфам, а чужак просто похоронит себя взрывом, под тоннами земли и скальной породы.

И да, мы воспользовались именно ими, чтобы бежать от лап палача. Что уж сделал Питралин, что пообещал своим соплеменникам, какие слова сказал, мне неведомо, но возможность нашего путешествия по тоннелям под королевством, до сих пор для меня полная загадка.

Шла вторая неделя пути. Окрепнув на дварфовых харчах, вся наша боевая тройка, и один инфернальный зверь, двигались по направлению к Извечному лесу, дабы выяснить у местного народа, что вообще тут происходит и как нам это разгрести. Очевидный конфликт у меня с ними должен был произойти лет через триста, так что я особо не беспокоился, а вот Фалько и Коба, не понаслышке зная нрав длинноухих, с каждой пройденной милей становились все неразговорчивей и мрачнее. Наконец я не выдержал.

— Что печалит тебя, Фалько? Неужто ты длинноухих испугался?

Принц правил лошадьми и задумчиво жевал полоску вяленого мяса из выданных нам благодарным Питралином запасов. На этом он, кстати, посчитал, что полностью снял с себя долг, и убрался восвояси, на этот раз окончательно, да я и не возражал.

— Не боюсь я их, — отмахнулся мой старый приятель. — Эльфы, они весьма странный народ. Ты можешь пройти сотни и сотни миль, стоптать с десяток сапог, загнать пару лошадей, а потом, когда они ответят на твой вопрос, ты просто не сможешь понять их слова. И кстати, не потому, что ты дурак. Порой они изъясняются так витиевато и образно, что хоть толмача с эльфийского на помощь зови. В славном граде Илионоре, в библиотеке магической, я видывал с десяток манускриптов, написанных на эльфийском. Перевести их было не мудрено, но у множества слов была куча трактовок. Сам язык эльфов обладает определенной тональностью, и слово, сказанное грубо и низко, может иметь совершенно иное значение, чем то же слово, произнесенное нараспев, или допустим, шепотом. Я тебе, если хочешь, простой пример приведу.

Я кивнул, крайне заинтригованный таким поворота.

— Ну, вот смотри. — Фалько почесал лоб, собираясь видимо с мыслями. — Есть эльфийское слово «хорос», что на их наречье означает род, по — другому родственник или близкий друг. Однако это верно только, когда произнесено спокойно, монотонно, почти сонным голосом. Если кто — то выкрикнет «хорос», это будет означать — противник рода, опасный или несущий опасность человек. Если же слово будет сказано нараспев, тут и вовсе беги. Самое страшное, когда эльфы петь начинают. Нет у них в этом ничего прекрасного и мелодичного. Все у них сводится либо к войне, либо к пыткам, а пытать они, скажу тебе, мастаки.

— А ты что нос повесил? — Обратился я к Кобе.

Гном шмыгнул носом, плотнее запахнулся в накидку.

— Неспокойно мне, хозяин. Тягостно как — то, будто бы в петлю едем, едва с плахи слезши. Вон и Сатана не спит, ворочается.

Я взглянул на лежащего в дальнем углу инфернального кота. Тот действительно не спал, а, открыв глаза, спокойно взирал на пробегающий за бортом пейзаж, мелькающий сквозь прореху в досках.

Впереди показался лес, но был он настолько необычен, что я почти завис. Рослый колючий кустарник, сквозь который шла дорога, упирался в высокие стройные сосны, убегающие своими верхушками куда — то в небеса. Лес возник внезапно, будто из — под земли выросла стена. Ничего такого на горизонте не маячило, и вдруг полутьма, запах прелой хвои и мох, куда не кинь взгляд. Заворочался Сатана, встал, потянулся по — кошачьи и вдруг выпрыгнул из фургона. Тут же послышался грохот костяных пластин, и тотемная зверюга приняла свой первоначальный облик.

— Мы прибыли, повелитель. — Донеслось из его пасти. — Чую магию, магию странную, такую, что и не распознать сначала. Чую много страха, еще больше печали и безысходности. И еще, что — то такое, неуловимое. Что, понять пока не могу.

— Вот значит он какой, лес вековечный. — Кусты отступили в сторону, по обочине дороги потянулись грибницы. Красные и бурые шляпки озорно выглядывали из своих мшистых укрытий, россыпи спелых ягод на низки кустах заполнили собой большую часть видимого пространства. Собирательством тут можно было жить многие годы, однако не видно было тропок, кострищ, любого человеческого следа, что мог оставить за собой простой грибник, а эльфы похоже подобным не промышляли.

Двигались мы уверенно, и не сбавляя хода. Фалько правил одной рукой, а другую не отнимал от рукояти своего меча. Я на всякий случай разложил перед собой снадобья и записи, самые экстренные, быстрые и действенные, а низкорослик вооружился половником и засел в углу, готовый, по его мнению, отразить вообще любую атаку. В и без того мрачном лесу темнеет быстро, и спустя пару часов движения, пришлось запалить фонарь и выставить его вперед на палке, настолько быстро и плотно тьма заполнила собой все вокруг. Пришлось даже снабдить масляный фитиль магией извечного огня, колдовством простым, но очень действенным, не раз меня выручавшим. Полученного света тоже не хватало, и удавалось высветить пару десятков метров вперед, ровно столько, чтобы не сбиться с пути и не загнать нашу лошадку в лес, где та неминуемо повредила бы себе ноги. Еще через час дорога разделилась, и мы с сомнением остановились на развилке. Извечный лес, штука очень странная. В этом я не раз убеждался. Природное чувство направления подвело нашего гнома, и он только развел руками.

— Не знаю я куда ехать. Нет этого пути на карте, да и не чувствую я тут направлений. Я тебе честно признаюсь, хозяин, вскоре ведь и низ с верхом путать начну.

Фалько согласно кивнул и спрыгнул на землю.

— Предлагаю встать на развилке до утра. В такой темени мы невесть куда забредем.

— Ночевать? В эльфийском лесу? — Охнул Коба. Руки его затряслись, глаза увлажнились. Гном готов было сорваться в штопор паники, откуда вытащить его порой бывало очень сложно. Вот только мне орущего в припадке низкорослика сейчас не хватало.

— Да ладно тебе, дружище. — Попытался я его успокоить. — Не переживай. Если бы эльфы что худое удумали, то давно бы это сотворили. Мы тут как котята слепые, со своим огнем.

— Да не в эльфах дело. — Фалько стоял рядом и внимательно вслушивался в ночную тишину. — Эльфы, они народ особенный, но не особо и злобливый, если им не докучать, да на добро не зариться. Сам лес плохим славен. Столько тут магии понамешано, что порой лезут в этот мир самые мерзкие твари, и ночь для них благостна.