Судьба некроманта (СИ) - Жеребьёв Владислав - Страница 48

Я бы и рад был обернуться и взглянуть на визитера, но лишен был такой возможности, впрочем, гость не заставил меня долго ждать.

— Господин канцлер, — донеслось откуда — то из коридора. — Вы уверены, что это безопасно? Это же тот самый маг, что отправил на тот свет Длиннорукого?

— Отставить, капитан. — Голос Картохана разлился по камере ядовитым елеем. — Тут достаточно связывающих оберегов, чтобы он стал обычным человеком. Ты стой на страже и никого сюда не пускай.

— Даже городского главу?

— Ну, его пусти, коли он среди ночи решит сюда пожаловать.

— Слушаюсь.

Дверь захлопнулась, и я расслышал шарканье ног. Периферическим зрениям я уловил движение, и тут же взвыл от удара в голову.

— Подарок тебе. — Канцлер довольно заухал. То, что он бьет связанного по рукам и ногам человека, его нисколько не смутило.

Я замычал злобно. Столько мне сейчас хотелось ему сказать, однако в какой — то момент я впал в ступор. Как не крути, а Картохан — то прав был. Он действительно ловил государственного преступника. На приеме у покойного короля он сразу выразил мне полное свое недоверие, а людей, видевших, как я управляю мертвым телом покойного монарха, было настолько много, что их показаний хватило бы на десяток смертельных приговоров. Доказывать что — то с кляпом во рту, к примеру, то, что это был несчастный случай, и король совершенно нелепо и непредвиденно помер под лапами старательного Сатаны, было сейчас затруднительно.

— Будет тебе подарок. — Злобно продолжил канцлер. Его костлявый силуэт метнулся в пламени свечи, обтянутый кожей череп, редкие волосы, тонкие конечности, в которых скрывалась неимоверная сила. Я встретился взглядом с моим врагом, и внутри меня все похолодело. Эту поволоку, этот безумный взгляд я уже встречал, тогда, когда пребывал в заточении в подвале у Красного мага. Ему тогда здорово промыл мозги Ворон, и из мудрого доброго чародея, он превратился в опасного и жаждущего крови, социопата.

Я захрипел, не в силах проронить ни слова. Колдовство во мне бурлило, но и только. Неспособный пошевелить и пальцем, я мог только издавать нечленораздельные звуки, а на меня смотрел Картохан, смотрел и смеялся. Хрипло, надрывно, захлебываясь.

— Ты умрешь, маг. — Смех как отрезало. Лицо канцлера сковала маска брезгливости. — Через неделю тебя казнят, как только пройдет последний игровой отбор, и мы выловим всех жуликов, негодяев, и оставшихся магов, вроде тебя, что решили погреть руки на простом человеке. Ты же понял, что это ловушка? Неуклюжая, громоздкая, но сработавшая на удивление хорошо.

Как я тебя поймал? Ты будешь удивлен, но я знал, где ты, ну или почти знал. Когда ты сбежал, я разослал по всем городам и весям приказ о поимке, но ты и твои прислужники, что сейчас сидят на цепи в отдельной камере, уходили на удивление ловко, от погони, лесничих, наемников. Вы убрались ото всех, и я уже было отчаялся поймать убийцу короля, однако пришла весть с побережья. Там видели дракона, настоящего, мать его дракона, размером с хорошее парусное судно. Их уже несколько десятилетий ни сном, ни духом. Убрались вместе с твоей мерзкой породой, и быть бы посему. Но нет, появился.

Мои шпионы бросились туда, но смогли только увидеть, как твоя лодка, не без помощи магической скверны, исчезает на безбрежных морских просторах. Я снова отчаялся, ибо неспособность предать убийцу справедливому возмездию, есть крах строя, а упустить преступника, лишившего жизни короля, это упущение, готовое пошатнуть весть институт монархии. Правитель земли сей непоколебим, и не осквернит его чистые мысли и тело ничто. Однако шпионы мои работают славно.

Я решил расставить простые ловушки, такие, что простому смертному не нужны, а вот маг обязательно попадется. В десятке городов я разбросал их, назвав турнирами, состязаниями, играми силы и духа, и в одну из них ты попал, да так славно, что мне не пришлось ничего делать. Когда тебя увидели в городе, я был в трех конных переходах и приказал не выпускать тебя из виду, и как только подтвердится твоя личность, брать живьем и никак иначе. Да, я рисковал, но ум твой, опьяненный нежданной добычей, подвел, а ловчие мои не сплоховали.

Картохан снова хрипло рассмеялся и, потеряв вдруг ко мне интерес, зашагал на выход. Откуда — то из — за спины раздалось.

— Жить тебе неделю, не больше. Как только все отребье соберется в одном месте, я прикажу отделить им головы от тел и развесить вдоль торгового тракта, снабдив табличками с описаниями преступления. Никому, слышишь мне, никому при наместнике Картохане не позволено прыгать выше собственной головы.

Утро седьмого дня было таким же безрадостным, как и предыдущие. Другой бы уже и счет времени потерял, находясь все это время в темноте, без еды и возможности пошевелить хоть членом. Меня поили каждый день, и в то утро появился стражник, а я в ожидании этого ритуала жадно зашарил глазами по его фигуре. Поили меня следующим образом. Стражник окунал в ведро с водой привязанную к палке губку и щедро обмакивал мне лицо, и я, выжимая зубами влагу из губки, впитывал эти капли. Только так я, наверное, и протянул. Обезвоживание, одна из самых страшных казней, к которой меня, слава богу, не приговорили. Усыхает все, начинаются галлюцинации, отказывают жизненно важные органы. Страданиям этим просто нет предела и несчастный, как правило, благодарен за приближающуюся смерть, лишь бы не оставаться вот так, в плену собственного тела и разума. Но я не сошел с ума, и даже не пал духом. В голове моей копошились мысли, одна интереснее другой. Иногда я проваливался в сон, или бред. Два этих состояния я в какой — то момент просто перестал различать, и там внутри своих мечтаний я оказывался то на зеленом лугу, то на утесе, гордо вспарывающим надвигающиеся на него океанские волны, то летел сквозь облака, благостно наблюдая как промелькивают подо мной крохотные с такой высоты, реки, заплатки полей, уродливые червоточины городов.

Утро пришло и вновь пришел стражник, но на этот раз ведра он с собой не принес. Я почувствовал, да, только почувствовал, что вокруг меня собралось несколько человек. Все они принялись что — то делать с моими путами, однако они не ослабли, а, казалось, еще больше натянулись. Кистей рук я уже не чувствовал, истерзанное ссадинами тело ныло постоянно, еще хуже было голове. При моем пленении мне заехали по затылку, и, наверное, рассадили кожу. Конечно, рану не потрудились обработать, и она теперь терзала меня пульсирующей болью.

Перекрестие вдруг сдвинулось с места, и меня поволокли по коридору, иногда задевая то головой, то ногами о низкий свод. Потом пошла лестница, перекрестие накренилось, и в таком положении я достиг поверхности, когда стражники выбрались на площадь. Народу тут было видимо — невидимо. Площадь, окрестности, выходящие сюда улицы, окна и даже крыши ближайших домов были заполнены людьми, и мне бы возгордиться. Вон сколько народу пришло на мою смерть посмотреть. Прямо рок — звезда.

О своих товарищах я так и не услышал, и увидел их только, когда меня водрузили аккурат под странным устройством, напомнившим мне гильотину. Высокая планка, противовес, острое скошенное лезвие и станина, почерневшая от пролитой крови. Запах толпы уверенно перебивал смрад смерти, ну хоть на этом спасибо.

— Хозяин. — Рядом появилась всклоченная голова гнома. Левый глаз его заплыл, пугающе распухшая скула отливала синевой. — Хозяин, преврати их в слизь! Они заслуживают этого…

Один хлесткий удар и малыш гном потерял сознание. Загрохотали тяжелые сапоги подручных палача. Снова послышалась возня, на этот раз, с другой стороны. Я с трудом повернул голову и встретился взглядом с Фалько. Вид у того тоже был не цветущий. Да что уж говорить, я с трудом узнал своего друга. Лицо принца опухло от ударов, и теперь представлялось уродливой красно — бурой маской. Левый глаз Фалько и вовсе не открывался, так что смотрел он на этот жестокий мир сквозь припухшее веко правого. Солдаты устроили принца на гильотине, лицом вниз, и зафиксировали голову колодками.