Внеучебная Практика (СИ) - Гусина Дарья - Страница 10

Антон долго успокаивал не на шутку расстроившегося профессора, повторял, что найдет деньги на исследования сам. Потом всю дорогу перебирал в голове возможные варианты. Кредит под залог квартиры? Вряд ли ему дадут столько за крошечные апартаменты в новом районе, он совсем недавно выплатил ипотеку. Попросить у матери, в долг, разумеется? Она даст, но будет переживать – не из-за денег, из-за того, что Тони опять приходится рвать жилы. У брата взять? У Владимира предвыборная гонка, вряд ли он сможет выделить достаточную сумму.

Нельзя останавливаться, только не сейчас, когда он близок к победе. Нужен материал для испытаний, нужны добровольцы, да и статистика собрана лишь на восемьдесят процентов. Сделать прорыв, а потом уже обращаться в Совет? Да. Нужно что-то, что затронет донаторов за живое, покажет практическую пользу его работы, ее потенциал. Поглощенный мыслями, Антон и не заметил, как миновал золотые поля, реку, сады и деревню, опомнился, вернулся, заехал в Олевку и попросил бабу Марью собрать букет лучших розовых роз из ее оранжереи.

Мама сидела на веранде, пила чай и смотрела, как берейтер объезжает на поляне пегого жеребца.

— Твой отец подарил, — довольно улыбнулась она, подставляя щеку для поцелуя и принимая букет. — О, милый, ты знаешь мои слабости. Почему этот сорт никак не хочет приживаться у меня?

— Он слишком нежен для морского бриза.

— Я тоже нежна, а прижилась. Это все вы, Олевские, со своим темным коловратом. Рядом с вами цветы не цветут и птицы не поют.

Мама как всегда преувеличивала – возле дома жили соловьи, жили и не тужили, судя по ночным руладам.

— Ты смогла уговорить папу? — удивился Антон, садясь и наблюдая за изящной полуиноходью коня. Отец не очень понимал увлечение жены верховой ездой.

— Как видишь. Назову его Мартин. Буду выезжать на рассвете и топтать росу на полях. Я заслужила некоторое послабление. К счастью, твой папа это признает. Ты выглядишь подавленным, Тони. Мне не нравится это грустное выражение в твоих глазах.

— Мы с Мартой расстались, — он все еще сомневается, стоит ли рассказывает о неудаче на научном поприще, а вот поделиться личным самое время.

Как Антон и ожидал, Анна Лукинична сдержанно обрадовалась:

— Я всегда говорила, что эта девочка не сможет стать полноценной подругой вендиго. Она слишком человек.

— Ты тоже человек.

— Ох, дорогой, я давно в этом сомневаюсь. Но я хотя бы представляла, на что иду, соглашаясь стать женой Снежного Охотника. Я и в юности была умна и знала, что получу в одном комплекте с богатством, долгожительством, верностью и защитой от всего, что может угрожать моим будущим детям.  Но я до сих пор не могу сказать точно, что перевешивает на этих весах, где с одной стороны благословения, а с другой  – изъяны Дара Олевских.

— У меня нет Дара вендиго.

— У каждого своя судьба. Ты можешь потерять Дар, но ты не можешь отвергнуть вое предназначение. Однажды этот момент может наступить. Ты это знаешь, сыночек. Ты ведь помнишь…

Да, он помнил.

Да, он помнил. Ему было десять. Влада отправили в школу, а Антон еще учился дома и с нетерпением ждал одиннадцатилетия.

Считалось, что основные последствия самого большого за всю историю Гипербореи Прорыва устранены, но из разных концов северо-западной части Империи то и дело приходили тревожные сообщения.

Прорыв был совершен в одном из недавно образовавшихся «карманов», области истирания сколов Граней. Через щель хлынула лютая нечисть. Обычные импы, мелкие бесовские твари с примитивными инстинктами, желающие только жрать силу и меняющие поведение одержимых ими жертв, обнаруживали себя довольно быстро.

Сложные же фантомы могли таиться годами и атаковали людей в минуту слабости, крайних проявлений эмоций, травм, потери сознания, которые зачастую сами провоцировали. Они старались незаметно использовать своих носителей, но со временем все больше подчиняли себе их волю и постепенно лишали разума и способности сопротивляться. К счастью, истинные маги и фантомоборцы умели определять нечисть внутри носителя и эффективно с ней боролись.

…В тот вечер семья Олевских сидела за столом. Алена Михайловна подала ужин: Тони и маме мясо по-францёзски, а отцу – большой ростбиф с кровью.

Тони капризничал. Его тревожило, что их пес Арчи отказался от порции мясных обрезков и беспокойно поглядывал в мрак за стеклянной стеной столовой. Не заболел ли Арчи?

— Это потому что он сегодня мало гулял, — бурчал Тони, ковыряя вилкой мясо в соусе. — Я хотел еще с ним погулять, а меня загнали!

— Тебя ограничили в прогулке, потому что ты не выполнил задание по истории, — спокойно парировала мама.

— Оно длиннющее!

— У тебя был целый день. Чем ты занимался? Смотрел телевизор?

— Я читал! Я мог бы еще погулять с Арчи! Он расстроился! А вдруг он заболел? Он ничего не ест и скулит!

Тони вдруг перехватил напряженный взгляд отца над газетой… и тут Арчи завыл. Отец медленно сложил газету и отодвинул тарелку. Тони расширенными от изумления глазами смотрел, как раздуваются и слегка… трансформируются ноздри папы. Это оно? То, о чем шепотом под одеялом рассказывал Влад?

— Аня, — негромко сказал отец. — Вам с Антошей следует срочно покинуть дом. Возьми Пуговку, она знает путь. Не отдаляйся от реки. Оставайтесь в убежище, сколько понадобится. Не возвращайтесь, пока я не пришлю кого-нибудь с вестями. 

— Да, Макарушка, — спокойно ответила мама, промокнув губы салфеткой. — Идем, Тони, папа сейчас будет занят, мы будем ему только мешать.

А потом была бешеная скачка в ночи. Пуговка уверенно увеличивала расстояние между поместьем и Бычьим озером. Мама прижимала к себе Тони, ее спокойствие передавалось ему, но его было не достаточно, чтобы перестать бояться. Они провели сутки в домике посреди озера, питаясь консервами и печеньем. Потом за ними приехал шофер на автомобиле.

Когда они вернулись в поместье, в доме вставляли стекла, перекрывали полы, меняли мебель на первом этаже, а специальная машина увозила поваленные деревья и вырванные с корнями кусты из сада. Отца не было видно, лишь изредка в кабинете наверху что-то грохотало и слышались тяжелые шаги. Мама весь вечер не разрешала Тони подниматься на второй этаж, но он, улучив момент, бросился вверх по лестнице, не обращая внимания на недовольные крики Алены Михайловны.

— Пусть идет, — услышал он голос мамы. — Так нужно.

Кабинет не был закрыт. В нем было темно, ни одна лампа не освещала пространство, заставленное мебелью времен царицы Анастасии: массивными столом, креслами и книжными полками, ни один луч света не проникал сквозь шторы. Тони остановился на пороге, моргая.

— Антоша, — раздалось из темноты. — Тебе не следовало быть здесь. Пожалуйста, закрой дверь. Там свет, а для меня это сейчас немного… неуместно.

— Папа, — облегченно выдохнул Антон, сделав несколько шагов вперед и закрыв за собой дверь. — Ты жив? Что случилось? Кто это был? Зачем мы с мамой уехали? Ты ранен? Что с твоим голосом?

— Со мной все в порядке. Я немного… не в себе. Им следовало все тебе рассказать, сын, ты уже достаточно взрослый.

— О том, что ты… демон? Я уже знаю. Пфе! Тоже мне тайна! Я же не дурачок! И в энциклопедии о нас написано. Это были фантомы? Они хотели сожрать твое сердце?

— Да.

— И мое?

— К сожалению, да.

— Ты убил их?

— Да, сын.

— Я тоже смогу убивать фантомов?

— Если в тебе есть мой Дар. Я уверен, что он в тебе есть… — отец помедлил. — Хочешь посмотреть на меня? Не боишься? Это не очень приятная для глаз картина. Я пробуду во второй ипостаси еще пару дней, а потом стану прежним.

— Я не боюсь. Я хочу посмотреть.

Он солгал. Он очень сильно боялся. И вид папы, отодвинувшего штору и вышедшего в полосу лунного света, испугал его до коликов в животе.

— В следующий раз, — сердито сказал он отцу, изо всех сил скрывая ужас, — не отправляй меня в убежище. Я что, маленький, ей-богу?