Под стеклянным колпаком
(Избранные сочинения. Т. I) - Соломин Сергей - Страница 7

— Хорошо, я вам расскажу все. Но позовите сначала Воскобойникова. Пусть и он послушает.

— На что вам этот кисляй?

— Стыдитесь! Зачем так недружелюбно относиться к товарищу?

— Я не сентиментален и терпеть не могу все слабое, нерешительное, живущее с оглядкой и догадкой. Впрочем, если угодно, схожу за Воскобойниковым.

Когда оба вошли и сели по приглашению Иванова, он долго и пристально смотрел на них, словно хотел прочесть скрытые мысли.

— Вы вправе спросить меня, почему я всем колонистам не дал подробных объяснений, касающихся основания «Полярной Империи». Я поступил так без особой цели, из одного желания избежать интимной стороны дела, которая, в сущности, никому не интересна, и длинных научных рассуждений, непонятных слушателям при довольно низкой степени их умственного развития. Вам же я расскажу всю историю возникновения колонии, если вы того пожелаете. Но прежде всего, слышали ли вы что-нибудь о русском химике Бессонове?

— Я слышал, — заявил Воскобойников. — Бессонов был известен своими работами по органической химии, работам по синтезу белка и еще есть его книжка об углеводородах и происхождении каменного угля и нефти. Затем Бессонов был арестован, судился по процессу 31 и сослан на каторгу. Оттуда бежал и с тех пор о нем нет слуха.

— Совершенно верно. Ну-с, а теперь, честь имею представиться: Бессонов — это я.

Иванов улыбнулся широкой, доброй улыбкой.

— И вам понятно, почему я в России назвался другой фамилией. Я жил в Америке и продолжал свои изыскания в лаборатории завода, где я служил. Будучи последователем Менделеева, я продолжал его работы и пришел к замечательному открытию, предсказанному великим химиком. Каменноугольные копи можно использовать, не выкапывая угля, а зажигая его на месте рождения. Происходит неполное сгорание, дающее огромное количество углеводородного газа, который и можно употребить для освещения и нагревания, главным же образом, для приведения в действие огромных газомоторов. Последние, в свою очередь, приложенные к динамо-машинам, дают возможность получения электрического тока, который можно отвести от копей на любое расстояние. Кроме того, при горении каменного угля развивается огромное количество тепла и слой земли над копями сильно нагревается.

На заводе я познакомился с инженером Уальдом, человеком, посвятившим себя изучению электричества и магнетизма. Он изобрел чрезвычайной силы аккумулятор и, что еще важнее, нашел новый научный принцип, объясняющий многие, еще не разгаданные свойства электричества. Уальдом решена задача использования естественного земного электричества, а это равносильно тому, что мы располагаем неиссякаемым источником энергии. Вот и вся научная сторона дела, которую вы хотели знать, Коваленко! Мы нашли на Южном полюсе мощные пласты каменного угля и зажгли их. Подземный огонь согревает почву, а стеклянные своды предохраняют от внешнего холода. Выделяющийся из копей газ и открытие Уальда в области электричества дали нам власть над природой. Повсюду и во всем мы применили машины и теперь, как я уже говорил, человеческий труд ничтожен. Машина производит новую машину. Трудно было лишь начало. Нужны были колоссальные средства. Вы спрашивали: на чьи средства создана колония? Слушайте же.

Работая вместе с Уальдом на заводе, мы близко сошлись. Оба мы были изобретателями, у которых не хватает главного: денег. Уальд оказался, так же, как и я, социалистом. Мы не хотели отдать свои научные открытия капиталистам, которым мы дали бы в руки новую власть над трудящейся массой. В это время умер глава предприятия, в которое входил и наш завод, — Джонатан Шефферс. Все его баснословное состояние перешло к единственной дочери, мисс Эвелине. Скоро о ней стали распространяться весьма странные слухи. Она ликвидировала все отцовские предприятия, собрала капитал в 20 миллиардов; продала все дома и, оставив себе небольшую виллу на берегу озера Онтарио, жила затворницей. Говорили, что она едва ли не помешанная, вечно грустит, словно у нее какое-то горе.

С новым хозяином завода мы не поладили и оба ушли. Тогда у меня явилась мысль поехать к мисс Шефферс и попросить у нее денег на постройку лаборатории и на опыты. Уальд сомневался в успехе, но меня ободряло одно обстоятельство: Эвелина только что пожертвовала крупную сумму на поддержку забастовщиков. Об этом говорили и писали в газетах с негодованием и вновь объявили миллиардершу сумасшедшей. А я сказал себе: «Мы наверно сойдемся».

С большим трудом удалось мне и Уальду добиться приема. К нам вышла удивительно красивая девушка, несколько бледная, с большими грустными глазами. Во всех движениях ее чувствовалась усталость, как у человека больного или разочаровавшегося в жизни. Я решил приступить к делу прямо и объяснил цель нашего посещения. Эвелина выслушала рассеянно и, когда я кончил, долго молчала, играя кистью шелкового шнурка, охватывавшего ее талию. Девушка и одета была странно — в капот из китайской цветной материи.

Наконец, она заговорила: «Мне денег не жаль и я охотно истрачу их все; если бы только вы меня сумели уверить, что ваше дело принесет добро, а не зло людям. Все эти изобретения, машины… кому живется от них лучше? Предприниматели наживают огромные деньги, немногие пользуются всеми благами жизни, а большинство голодает. Каждая новая машина отнимает заработок у сотен, у тысяч рабочих. Я ходила на митинг анархистов. Один оратор выразился так: „Гад порождает гада, машина производит новую машину. Многие машины уже нельзя построить руками без паровых молотов, без механических станков. Уничтожим все орудия производства, вернемся к ручному труду и мы сделаемся господами положения, а капиталисты погибнут“. Вы скажете, что это бред? Но он выражает глубочайшую истину. Машина — враг рабочих, а вы хотите, чтобы я помогла вам создать новые стальные чудовища, новые орудия закабаления труда!..

Мой отец нажил миллиарды. Я понимаю его. Это то же, что полководец, не думающий о числе убитых и раненых. Лишь бы победить. Отца убаюкала мысль — создать огромный капитал, сделаться обладателем груды золота. О жертвах, о разоренных им на бирже, о целой армии рабочих он не думал. Это — желание борьбы, риск, наслаждение победой. Но что делать мне? Наживать еще? К чему? Ведь и так я могу буквально купаться в золоте. В иные минуты, когда задумаюсь над жизнью людей, жестокой, несправедливой, не хочется жить. Люди — братья! Не братья, а заклятые враги. Быть может, я сделала бы лучше, раздав все имущество и начав новую, трудовую жизнь. Явился бы интерес, вкус к жизненной борьбе. Но кому раздать? И не послужит ли ко злу это проклятое золото? Вы мне не поверите, но я, одна из самых богатых женщин Америки, даже всего мира — я нередко размышляла о самоубийстве. Я хотела бежать, все бросить, жить под чужим именем…»

Вот что мы услышали от миллиардерши. Тут выступил я. Потом меня поддержал Уальд. Нам удалось, наконец, возбудить веру в новое дело: употребить миллиарды на основание этой колонии, а наши изобретения применить к действительному благу людей.

Почему мы избрали Южный полюс? Разве нельзя было найти другой страны с теплым климатом, с естественными условиями жизни? Укажите, однако, такое место на земном шаре, где бы мы могли быть независимы вполне, где бы рано или поздно не вошли «в сферу влияния» какой-нибудь державы? Таинственные необитаемые острова стали легендой. Если существуют неисследованные местности, то ведь это дело лишь времени. Не нынче-завтра, каждый кусок земли будет принадлежать кому-нибудь. И никакими китайскими стенами не оградишься от жизни людей, от их так называемой культуры и цивилизации.

Здесь мы сами создали землю и условия для существования людей. Это наша неотъемлемая собственность. Да и кто и зачем пойдет к нам? Только люди обездоленные, которые захотят здесь поселиться. Вот, как вы. Да, «Полярная империя» страна вполне независимая и мы — ее полные господа!

Правда, этот материк обладает неизмеримыми горными богатствами. Мы открыли жильное золото, копи драгоценных камней, но об этом никто не знает там.