Стихия Перемен (СИ) - Колесник Андрей Александрович - Страница 13

— Предатель! — яростно закричал Наместник резко отскакивая прочь со своего места. Он потянул меч из ножен и сцепился с Крейганом. — Подставил меня! Разорву!

Он был сильным воином и вполне мог бы выиграть схватку. Если бы одна из стрел диковинно изогнувшись на излете не угодила ему прямиком в шею. Кровь попала на одежду отчаянно взвизгнувшего городского казначея, видимо решившего, что это его убивают.

Следом за стрелой последовал удар меча. Предсмертный стон, каким-то чудом угодил в краткий миг затишья, среди какофонии звуков. И услышали его все. Вся площадь.

Крэйган встав на одно колено перед окровавленным телом распластавшимся на середине помоста, осторожно кончиками пальцев снял тиару с рыжих волос. И поднялся держа её на вытянутых пальцах. В немой тишине к помосту подъехал Дракон. О доски стукнули подошвы.

Все присутствующие благоговейно наблюдали как вновь преклонивший колено Крейган, передает тиару в руки Дракона.

— Лучник попавший в предателя получает повышение в ранге, полсотни царских гривен и любой лук из моей личной оружейни, — сказал Дракон, сжав символ власти в руках. Потом посмотрел на Крейгана: — Ты выбрал верную сторону. Но прежнее предательство тебе не будет прощено. Понесешь заслуженную кару. А вы, люди Грейбриса, знайте! Отныне мои крылья снова воздымаются над этим городом! Над этой землей! И все вы снова получите желаемый покой!

Он поставил ногу на труп Эйстерлина, под крики повторяющей его новое имя толпы. Человек под маской улыбался. Тихо-тихо ускользнули с площади несколько незаметных людишек, с весьма озабоченными лицами. Им не терпелось поделиться увиденной неожиданностью с нанимательницей. А ястребиное лицо Эйстерлина прикрытое растрепавшимися огненными кудрями отразилось в темном глазу бесстрастно пролетающего над людскими головами ворона с темно-багряным опереньем.

Глава 2

Светлынь зимой всегда представляла собой особенный край. Не имея огромных размеров своего старшего брата Кремень-града, поражающих воображение богатством хором красавица Светлынь брала иным. Открываясь взгляду аккуратными шлейфами заснеженных улиц, ладных срубов и изяществом льдистого очарования она казалась надевшей свадебное убранство невестой. А примерившие снежные шапки домики с мерцающими за яркоокрашенными рамами окон светцами даже взрослым напоминали продаваемые лоточниками пряничные избушки с сахарными кровлями. Так и хотелось облизнуть, ощутив языком сладкий вкус праздника.

Морозец веселясь щипал кожу на лицах горожан, заставляя ежиться и кутаться в тулупы, грея руки в шерстяных рукавицах. А мелкая зимняя нечисть — правнуки Темных Богов озоровали, разрисовывая окна узорами, и стеля под ногами легкой снежной поволокой.

В такую погоду сидеть дома у печи, под шелест спиц и слушать как веселятся гуляющие улицами компании просто преступление! Ведь там где есть праздный люд всегда найдется развлечение для каждого. Тем более там, где столько молодежи — парни («парубки» как их называли старики) никак не желали упускать шанс среди хороводящего задора, продемонстрировать румяным девицам молодецкую удаль. Особенно в дружеской борьбе. И тут уж коли хват то одобрительное ворчание парней и призывные взгляды девушек твои, а коль не повезло то милости просим разгоряченной головою в сугроб под свист и заливистый смех.

Другие предпочитали играть в более безобидные игры, дружески балагуря и подогревая воздух просящейся наружу песней.

Естественно, что основное веселье царило возле сердца города — неподалеку Семинарии. Особенности её выходцев привносили в обыкновенные развлечения весьма необычайный оттенок.

Белая башня рядом. Она видит всех. Но иногда, она делает вид что кое-чего не замечает.

Вот например взлетела над крышами в поблескивающее первыми звездами небо стайка иллюзорных голубей. Не иначе как семинарист решил покрасоваться. Если бы кто-то задался целью пройтись по оживленным несмотря на вечернее время, расцвеченным пламенем костров, улочкам Светлыни он бы стал свидетелем не одного такого «чуда».

Семинаристы-новички конечно не дерзали использовать свои небогатые знания в развлечениях, но вот те кто постарше, хотя и хранили подчас вид пристойный до непристойности нет-нет да показывали что-нибудь чудное.

И вот уже заглядывает в окно к местной особо вредной старухе зеленое полупрозрачное марево какой-нибудь гусеницы-переростка. Наградой исполнителю слышался девичий визг и брань выскочившей на крыльцо с кочергой бабки в рогоже. Или искры костра неожиданно сотрясаются, образуя меж собой подобие танцующей пары, а рослому парню в ушастой шапке с черной порослью только-только пробивающейся бородки слышатся поощрительные выкрики. Или худосочный малый в неправильно запахнутом полушубке точно на невидимых ниточках поднимает разложенные на промерзшем дереве лавочки мелкие вещицы. Попытка так же поднять цветастую юбку какой-то смешливой молодки окончилась яростной оплеухой и улюлюканьем невольных зрителей.

Юный заклинатель духов с едва заметным пушком над губой на спор вызвал с соблюдением всех ритуалов какого-то духа, но напутал что-то при расчете магического круга и теперь не мог отпустить своего гостя. Эфемерное существо выглядящее как облако морозного воздуха беспрестанно бранилось и грозило незадачливому магу всеми карами небесными. И они таки могли ждать юнца учитывая, что преподаватель науки общения с духами полудикий нелюдимый друид любил наказывать семинаристов за легкомыслие. Товарищи нерадивого мага стоя в сторонке надрывали животы слушая потусторонние дифирамбы и даже не пытаясь помочь неумехе.

Что и говорить молодежь везде одинакова — хоть крестьянские дети будущие владельцы сохи, да волов, хоть юные маги. Всем им хочется игры, хочется восторга, веселого раздолья. Но естественно, что всему свое время. И нынешнему празднику Светлынь была обязана окончанием семидневного зимнего испытания устраиваемого Семинарией для своих пестунов. Для одних повод радоваться и веселится в компании, а для других безутешно рыдать.

Для городка же это повод заработать на щедротах семинаристов и вдоволь полюбоваться на чудеса. Разрешенные чудеса. Ибо даже в этом временном раздолье главенствовали правила и запреты. Нерушимые. Такие как запрет на боевую магию. На магию Изменения, к которой согласно уставу Семинарии причислялось все мало-мальски серьезное волшебство.

В одном из мест, где отводили душу будущие маги Царства людей было значительно больше. Причем не только сторонних зевак, но и самих семинаристов. Здесь, облюбовав в качестве помоста телегу со сбитыми бортиками, показывал свои трюки будущий выпускник Семинарии Люторад. Один из самых одаренных семинаристов, про которого даже среди наставников говорили, что, мол вот он маг нового поколения.

Ему оставалось учиться еще полгода до выпуска, но слава о нем уже начинала расходиться по всему Царству. Умный, хитрый, ловко играющий стихийными силами и способный на самые отчаянные штуки этот парень вызывал у других зависть, восторг, раздражение, удивление, но уж точно не равнодушие. Про Люторада даже ходил слух, будто бы его с детства опекает кто-то из Богов.

А сам он пользуясь возможностью только подчеркивал свои способности нередко играя на публику.

… Хризантемные узоры наподобие метели закружились вокруг собравшихся на площади, вызывая перепугано-радостные возгласы, смех и завистливые вздохи. Переменчивые и извилистые, они тянулись и тянулись скользя по бревенчатым стенам домов, заснеженным кровлям и снежным Люторадовы «заготовки» всегда отличались размахом и неожиданно причудливыми формами. Свет мало-помалу стал мерцанием, а оно пройдя сквозь тление угасло. Равномерно и плавно — выдавая многочисленным семинаристам-зрителям высокие умения создателя чар.