Когда ты перестанешь ждать (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 82

   Ночью он вернётся сюда с краской. Наденет налобный фонарик, отправит в ушные раковины музыку, которую записала на проигрыватель Гайка, и откроет бумажную клетку, в которую днём раньше запер своих чудовищ.

   Несколько раз припозднившиеся жильцы окрестных домов грозились ему увечьями. Три раза его ловила полиция. Впрочем Виктор Иванович не убегал, он с достоинством следовал в участок и говорил там, что все называют его Папаша. Продержав до утра и выписав штраф за вандализм, его выпускали.

   Конечно, он никогда не распространялся о друзьях по новому ремеслу.

   Было что-то, что Виктор Иванович не мог в себе расшифровать. Он подолгу разговаривал с городом, выспрашивая у него тайные и уютные места, но, уделив каждому внимание, неизменно качал головой и строил планы на новый поиск, новую реконкисту, в которую он выступит не позже, чем завтра.

   Если бы какой-нибудь из кадавров из блокнота Виктора Ивановича вдруг ожил и спросил старика: "Что ты всё-таки ищешь?" - он бы ответил:

   - Место, где я бы хотел оставить себя.

   К октябрю мир райтеров и уличных художников забурлил: все, кроме распоследних бомберов, готовились к арт-форуму на ВВЦ. Там, под открытым небом, которое ради такого случая почистили и привели в порядок, уже расположили вертикальные конструкции, которые должны были служить холстами. В этот день все граффитчики должны были выйти из подполья.

   Каждый встречный (а круг его знакомых тогда уже невероятно расширился; хотя сам Виктор Иванович не стремился заводить новые знакомства и почти никогда не подавал первым руку, все причастные к тайным собраниям уличных художников почитали за честь познакомиться с Папашей и пожелать ему творческих успехов) призывал его участвовать. Старик только отмахивался: ну кто он такой, чтобы претендовать на победу? Просто старый, весьма самоуверенный, дуралей.

   - Почему ты не хочешь выступить? - спросила Гайка. Она нервничала: на фестивале в качестве судей должны были появиться знаменитые художники из Штатов, Австрии и Германии. Кто-то из последних отметился ещё на Берлинской стене. - Твои работы уже сейчас вполне конкурентоспособны. А главное - они необычны. Думаю, никто из жури не видел подобного, и они все наслышаны о тебе. Старик, который расписывает стены, ну надо же! Просто невозможно поверить, чему ты научился за полгода.

   - Это уж точно, - сказал Виктор Иванович.

   Он относился к себе-прежнему с плохо скрываемым презрением.

   - Я жил, как будто укрывшись одеялом, - прибавил старик. А потом, нахмурившись и глядя на девушку в упор, говорил: - Но не делать же из этого клоунаду?

   Гайка терпеливо объясняла:

   - Ты просто нарисуешь что-нибудь на том стенде и пойдёшь к себе, пить кофе. Это не театр! Не цирк! Никто не заставляет тебя играть на публику.

   Виктору Ивановичу не хотелось расстраивать Машу. Так или иначе обещание подумать он давал, не особо рассчитывая когда-нибудь о нём вспомнить. И не вспоминал - как и о самом фестивале, просиживая над эскизами новых работ до тех пор, пока Гайка не явилась за ним прямо домой.

   Прошмыгнув мимо старика в квартиру, она закружилась по комнате среди катающихся прямо по полу баллончиков с краской.

   - Вот это да! Да вы настоящий псих! Никогда бы не подумала... так вот как она выглядит, школа художественного мастерства!

   - Никогда бы не подумал, что мне будет приятно такое слышать, - пробурчал Виктор Иванович.

   Она вмиг посерьёзнела. Серые глаза готовы были кромсать, как бритвенные лезвия.

   - У вас здесь просто замечательно, но нам пора. Фест стартует через три часа. Все участники должны зарегистрироваться заранее.

   Виктор Иванович хотел сказать - "Я не собираюсь там участвовать" - но под строгим взглядом девушки не посмел. Гайка готовилась к масштабной войне и наверняка найдёт подходящее оружие против каждого копья, которое он выставит.

   Так что он просто пожал плечами и сказал:

   - Что ж, пошли.

   Выставочный городок бурлил. Граффитчиков можно было опознать с первого взгляда, были и просто зеваки. Гайка, смеясь, сообщила, что Виктор Иванович больше всего похож на чокнутого, которого занесло сюда ветром в собственной голове. Она показала на список номинаций: баббллеттерс и блокбастерс традиционно были гвоздями дня. Возле стойки регистрации толпился народ.

   - Вот это - ваше, - сказала Гайка, показывая на номинацию под номером три. "Чарактер" - значилось там. - У вас неплохо получаются разные персонажи. Нарисуете что-нибудь из любимого фильма. Или что-то крейзовое из вашего блокнотика.

   Не успел Виктор Иванович ответить, как она исчезла, углядев в толпе кого-то из друзей. Он встал в хвост очереди, чувствуя себя не в своей тарелке. Ребята, стоящие перед ним, оглядывались и шептались. Виктор Иванович углядел впереди Севера: он смотрел прямо перед собой, сложив на груди руки. Просто ждал своей очереди. У старика сложилось ощущение, что он точно так же не в ладах с окружающими ребятами, таскает эти свои "нелады" везде, куда бы ни пошёл, как наручники. Толстяк за регистрационной стойкой посмотрел на старика и широко улыбнулся:

   - Да это же Папаша! Куда тебя записать?

   - Где у вас здесь кафетерий? - пробурчал старик. - Наверное, мне туда. Выпью коньяку, посмотрю представление. Найди для старика столик поближе.

   - Брось. Ты им понравишься. Видел твою работу в переулке Маяковского - ту, с королём-лебедем - и вот что я тебе скажу: ни один новичок ещё не прогрессировал так быстро.

   - Тогда - в третью. От этих ваших круглых букв у меня начинает болеть голова.

   Север, от которого старик не отрывал рассеянных глаз, вдруг повернулся, бросил взгляд через плечо. Виктор Иванович видел, как он показал три пальца. Третья номинация. Что ж, значит, будет кому проигрывать.