Ошибка биолога
(Избранные сочинения. Т. II) - Соломин Сергей - Страница 29

Степанов в течение полутора часов объяснял своей многочисленной аудитории происхождение современного государства и беспощадно осудил европейскую цивилизацию и культуру. Затем он перешел к преимуществам жизни первобытного человека, но вместе с тем разъяснил и недостатки патриархального строя, основанного на родительской власти, неравенстве всех и каждого, на порабощении женщины и прочих предрассудках.

— Товарищи папуасы! Я пришел, чтобы водворить среди вас справедливый строй жизни и научить вас всему хорошему. Ведите меня в свою деревню!

Речь, продолжавшаяся около трех часов, произвела на дикарей подавляющее впечатление:

— Белый может говорить столько времени, сколько нужно человеку, чтобы пойти в лес, найти и убить кенгуру, зажарить его и съесть.

Благоговейный восторг овладел толпою. Вождь племени, Титепетлекикапупуан, что значит: «Сильный, как ягуар, ловкий, как обезьяна, и хитрый, как змея», преклонился перед Степановым ниц и потерся носом о его брюки. Дикари выражали свое удовольствие визгом и воем. Открылось торжественное шествие и женщины понесли на себе тяжелые тюки, составлявшие багаж путешественника.

Глубоко возмутило Степанова это унижение равноправных с мужчиною существ, но, подумав, он отложил возбуждение женского вопроса до более благоприятного момента.

Степанову был отведен лучший в деревне дом, который день и ночь охраняла стража из двадцати молодых воинов.

— Товарищи папуасы! Не нужно дворцов, не нужно привилегий! Мы все равны!

Но папуасы воздавали белому человеку божеские почести и подходили к нему не иначе, как ползком.

Убедившись в полной неспособности дикарей воспринять идею справедливого государственного и общественного строя, Степанов решил начать реформы с быта и, собрав митинг, долго проповедовал о равноправии женщины с мужчиной.

Папуасы поняли его по-своему.

К дому белого человека привели двадцать пять самых красивых девушек племени. И вождь сказал:

— Вот твои жены!

— Человек должен жить только с одною женою!

Вождь отошел в сторону, страшно огорченный: он был женат шестью шесть раз и то думал, что мало.

Тогда приблизился жрец Псикакахум:

— Белые всегда живут с одной женой. Укажи на свою избранницу!

Степанов понял, что отказываться нельзя. Брак поможет ему ближе сойтись с народом. И он выбрал девушку по имени Катлекаптиури, что значит: «обладающая грудью, подобной вымени дикой козы» — высшая похвала женской красоте по-папуасски.

Невесту отдали в распоряжение женщин, которые намазали ее мазью, добываемой из особых желез чернопегой двуутробки, и обкурили смолой, пахнувшей иодоформом.

Затем Степанову было предложено выбить долотом два передних зуба у будущей супруги в знак повиновения ее мужу, но Степанов с негодованием отверг этот гнусный обычай.

На свадебном пире женщины говорили с завистью новобрачной:

— Как ты счастлива! Ты будешь спать у ног мужа, который поет во сне.

И Катлекаптиури чрезвычайно гордилась, что у ней будет такой необыкновенный муж, который умеет храпеть, и заранее любила его всей своей простодушной, дикарской душой. Степанов сильно привязался к этому покорному существу и занялся воспитанием жены. Назвал он ее для простоты Катей.

Степанову была предоставлена по-видимому полная свобода, но при прогулках стража повсюду его сопровождала.

Когда же он пытался начать митинговую речь: «Товарищи папуасы!..», дикари бросались на землю, ползли змиями к его ногам и преданно терлись о них носами.

Зато воспитание Кати дало блестящие результаты. Она совершенно отучилась употреблять мазь из желез двуутробки и обкуриваться смолой. Вместо того полюбила мыться марсельским мылом и душилась фиалкой английской фирмы Аткинсон.

Ежедневно чесалась гребнем. Стала щеголять в рациональной женской одежде, сшитой Степановым из привезенной с собою материи. Блузка и шаровары.

Невозможно было только отмыть татуировку, но Степанов, как и Миклуха-Маклай, пришел к тому убеждению, что татуированные женщины гораздо красивее лишенных этого украшения.

В самом непродолжительном времени Катя бросила обычай тереться носом и усвоила всю прелесть европейского поцелуя, хотя кольцо в носу служило большой помехой. Но какая же папуасская женщина расстанется с кольцом, потеря которого считается величайшим позором!

Степанов запретил жене спать, свернувшись у ног собакой, и уступил ей лучшее место на брачном ложе.

Однажды, возвращаясь с охоты, он увидел жреца, выходящего из его дома.

— Зачем он приходил, Катя?

Папуаска взяла правой рукой левую ступню и положила в рот большой палец ноги. Это признак крайнего смущения. Голос Степанова окреп в свирепых нотах ревности:

— Отвечай!

Но Катя молчала и Степанов, к стыду своему, отстегал ее прутом бледно-голубой ивы, растущей только в Папуазии.

— Боже мой! — схватился за голову Степанов. — Я забыл все святые принципы европейской культуры!

Наступило, как и всегда при семейных сценах, супружеское примирение, и Катя, ласкаясь к белому человеку, наконец призналась:

— Псикакахум приходил узнать, будет ли у меня ребенок. Я ответила, что он уже бьется под моим сердцем.

— Какое ему дело?

Катя ничего не сказала, но заплакала, прижавшись к груди Степанова.

Сквозь рыдания он в услышал странные выкрикивания папуаски:

— Я тебя люблю! Твое тело нежнее, чем у голого детеныша двуутробки! Но я не хочу, чтобы тебя съели!

Степанов почувствовал, как холодок пробежал по его спине, а во рту стало сухо.

— Как съели? За что?

— Они говорят: съедим белого человека и будем так же петь во сне и так же долго говорить. А наши женщины говорят: какое счастье, какая радость, когда наши мужья будут петь во сне! И еще наши женщины хотят узнать, что такое поцелуй.

Тут только Степанов узнал, что дурная привычка храпеть, которая в Европе признается поводом для развода, вызывает восторг в папуасских дамах.

— Но ведь всему этому можно научиться! — ухватился Степанов за единственный шанс спасения.

— Нет, они хотят тебя съесть и к ним перейдет все, что ты знаешь и умеешь. Так ведь всегда делается. Если человек очень умный, его надо съесть и все поумнеют. А мозг его делят между собою вождь и жрец. И тебя непременно съедят. Они только ждали, чтобы у меня заворочался ребенок. Его сделают жрецом, когда он вырастет. Через три дня соберется все племя и тебя убьют, и зажарят, и все будут есть. И-га-га-га!

Катя билась в судорожных рыданиях.

У Степанова завертелась в голове карусель. Вот тебе и просвещение папуасов! Нет, в старой Европе с ее буржуазным деспотизмом все же лучше! Что теперь делать? Бежать? Невозможно: охраняет стража!..

Убедить! Надо убедить, пока не поздно! Рассеять предрассудок!

Степанов выбежал на площадь. Тотчас его окружила огромная толпа.

— Товарищи папуасы!..

Но они уже лежали на животах. Разве можно в чем-нибудь убедить спины и затылки?

В это время до слуха Степанова донесся странный звук из ближайших кустов. Как будто шипела большая змея. Побуждаемый каким-то инстинктом, Степанов бросился туда…

— Оль райт! Вы бежали ко мне с большой экспрессией лица! — послышался сухой, трескучий голос бритого, худощавого человека, одетого во все белое, с сигарой во рту. — Я не прочь вас проинтервьюировать. Рекомендуюсь: Джонатан Форст, представитель фирмы Вильсон и К°. У нас лучшие в мире кинематографы, сэр!

Форст, захватив «лучший в мире» кинематографический аппарат, предложил Степанову посетить его хижину, которая находилась за оградой папуасского храма.

— Вот где я живу уже шестой месяц, сэр! Но американец, сэр, готов на всякие лишения для «дела». Тридцать девять лент из жизни папуасов! Все обычаи и обряды! Я ожидаю лишь возможности закончить сороковую ленту. О, это будет величайшая сенсация в мире, сэр! На моих лентах фирма Вильсон и К° заработает миллион долларов. Папуасы приносят в жертву белого человека и съедают его на праздничном пиру.