Разведчик с Острова Мечты - Тихонов Алексей - Страница 7

Следующее несчастье встретилось уже в Валесте. Первым наставником малыша Ванга в воинском деле был Мацуи Иригучи, самый пожилой и уважаемый из приехавших хардаев. Собственно ратных премудростей ребята в ту пору почти не касались, все дни они проводили в бесконечных веселых играх, изредка прерываемых физическими упражнениями, занятиями Иигуира или помощью по хозяйству. Иригучи, быстро освоивший основы незнакомого языка, всегда оказывался в гуще событий. Ребята с восторгом принимали от него все новые и новые игры, все более сложные и изощренные. Развлечения продолжались дотемна, до изнеможения, чтобы наутро возобновиться с прежним азартом. Такая развеселая жизнь съедала день за днем, неделю за неделей, и мальчишки не замечали, как постепенно становятся все более крепкими, ловкими, выносливыми, а постоянно усложнявшиеся игры превращаются в полноценные тяжелые тренировки. Окончательно метаморфозы завершились года через три, однако Иригучи, главный их зачинатель, этого уже не увидел.

На другое лето после прибытия в Валесту он вместе с Тинасом Бойдом отправился в глубь страны, в город Риньед. Купец ехал туда на ежегодную ярмарку, пытаясь возродить испорченную мелонгами торговлю, ехал налегке, только с деньгами, потому требовался спутник и охранник в долгом пути. Неизвестно, как он уговорил хардая, но тот, движимый, вероятно, любопытством, желанием получше узнать чужие края, даже переложил на товарищей проведение своей части тренировок. Путешественники рассчитывали на полтора месяца, но и половины срока не прошло, как в лагерь на запаленной лошади влетел измученный, перепуганный насмерть Бойд. Немалых трудов и времени стоило добиться от него связного рассказа о случившемся.

Странники, без особых происшествий одолев три четверти пути до Риньеда, заночевали на постоялом дворе крохотного городишки у реки. Всю ночь чуть недомогавший до того старик Иригучи кашлял и беспокойно ворочался на постели. Когда же наступило утро, в комнате его не оказалось, лишь на одеяле валялся кусок пожелтевшей бумаги, явно вырванный из какой-то книги. Бойд шагнул было поближе рассмотреть обрывок, но отскочил как ужаленный: прямо поперек цепочек чужеземных букв чернело единственное, коряво выведенное углем слово «ЧУМА». Купец опрометью бросился на улицу, в дверях столкнулся с хозяином постоялого двора, не меньше гостя бледным и перепуганным. Тот сбивчиво сообщил страшную новость: в соседнем селении скончались двое нищих, забредших откуда-то с юга, и причина смерти сомнений не вызывала — кровяная чума. Вроде бы уже несколько поколений на Срединных Островах не встречались с этой напастью, однако жуткая память сохранилась прекрасно. Городок, еще вчера купавшийся в довольстве, на глазах погрузился в панику, улицы опустели. Одни затаились в своих домах, надеясь пересидеть несчастье за плотными ставнями, другие спешно собирали вещи и покидали обернувшиеся опасностью места. Уезжали, не разбирая подчас дороги, не осознавая, что, возможно, сами разносят заразу в сопредельные земли.

В отличие от них у Бойда цель имелась. Спутник исчез бесследно, да и времени для поисков не оставалось. Загнав пару лошадей, купец проделал обратный путь к побережью вдвое быстрее, даже слухи о начавшейся эпидемии не поспели за ним. Пока весь лагерь в смятении обсуждал тревожные известия, руководящая роль как-то сама собой перешла к Вакамо Кане. По первому же его приказу Бойда посадили в крохотную отдаленную землянку, запретив высовываться под любым предлогом. Воду и пищу спускали через дыру в потолке. В ответ на негодующие вопли торговца хардай только ворчал под нос:

— Потерпит. Если за неделю не заболеет, я лично пойду извиняться. Но проберись зараза в лагерь… здесь не уцелеет никто.

Приняли все возможные меры предосторожности. В окрестностях еще текла безмятежная жизнь, а въезды в лагерь забаррикадировали и круглосуточно охраняли, вылазки наружу также были строжайше запрещены. Иигуир и Кане ежедневно осматривали каждого поселенца и при малейшем недомогании изолировали в отдельные шалашики. Колония непрерывно мылась, чистилась, кипятилась, выжаривалась на солнце. Через несколько дней уяснили, что Бойд, к счастью, не привез бедствие с собой. Зато вокруг лагеря опускалась мгла эпидемии, и главной заботой стало защититься от хвори извне.

Потянулись долгие, тяжелые недели добровольного затворничества. Лишившись закупок провизии, поселенцы вскоре оказались на грани голода. Скот, оставшийся без пастбищ, вынуждены были пустить под нож. Только огород да рыба позволяли сводить концы с концами. Когда же косяки пропадали неизвестно куда, сидели на сухарях и воде.

— Дьяволово семя! Не знал, что возможно голодать, имея под кроватью сундук золота! — вяло бранился осунувшийся Бойд.

Тем временем вокруг разливалась беда. Под неумолчный звон колоколов новые и новые ряды могил вырастали у каждого города или села, вымирали целые кварталы, запах гари и смерти повис над страной. Толпы обездоленных в безумном страхе носились по ней, лишь раздувая пламя мора. Несколько раз подобные оборванцы пытались подойти к лагерю беженцев, взрослые самодельными пиками отталкивали их от пограничных баррикад. Одного человека высматривали гердонезцы в этой убогой, жалобно скулящей толпе, но он так и не появился.

— У хардаев Диадона существовал старинный обычай, — объяснил как-то мастер Очата. — Если воин чувствует, что заразился опасной болезнью, то отправляется в безлюдные места, чаще в горы, не желая допустить распространения бедствия среди близких. Там он или перебарывает недуг сам… или умирает…

— Он отказывается от чьей-либо помощи? — с сомнением спросил тогда Дайсар.

— В некоторых случаях нет пользы от посторонней помощи, — прозвучал ответ. — А нас всегда было чересчур мало, чтобы рисковать жизнями остальных.

Чума отступила от Валесты через три с лишним месяца, к холодам. Отзвуки чудовищного несчастья и на второй год доносились из отдаленных земель, а люди по всей Поднебесной долго приходили в себя после испытанного ужаса. Едва схлынула опасность, поселенцы снарядили поочередно две экспедиции в окрестности Риньеда, однако никаких следов мастера Иригучи так и не отыскали…

Невероятно, но опять к этой истории Шагалан вернулся спустя годы. Тогда, в тревожной суете, ему просто некогда оказалось думать горькие думы о любимом учителе, да и робкая надежда на чудо не уставала теплиться в сердце. И вот прошлой осенью, обживаясь под видом купеческого сына в торговых рядах Амиарты, юноша услышал от одного менялы загадочный рассказ.

Дело в том, что в тот раз мор черной волной прокатился с юго-запада на северо-восток Архипелага, и обильную дань горем со смертью заплатила ему каждая страна. За исключением только новоявленной державы мелонгов. Спаянная железной дисциплиной Империя сразу нашла единственно верный способ защититься: она замкнулась в себе. Все границы закрыли, приплывавшие корабли, угрожая обстрелом, разворачивали обратно, некие подозрительные суда из числа прибывших ранее якобы даже сожгли вместе с командами прямо в гаванях. Подобные безжалостные меры какое-то время позволяли варварам отстраненно созерцать несчастия соседей. Болезнь настигла их месяцем позже, внезапно, мощно, поразив самое сердце — Мелонгез. За пару недель высокомерные захватчики потеряли едва ли не больше людей, чем за все свои громкие походы. Такой невиданный взрыв в благополучной до того стране озадачил многих. Некоторые искренне верили в кару, ниспосланную наконец-то высшими силами. Меняла же божился, что, пускай и через десятые руки, добыл разгадку этой тайны. По его словам, незадолго до вспышки болезни после ночного шторма мелонги обнаружили на скалистом берегу разбитое утлое суденышко, выброшенное морем. Ни команды, ни какого-либо груза. На всякий случай останки корабля сожгли, а спустя считанные дни в окрестных поселениях воцарилась чума. Редкие же уцелевшие из тех мест исступленно твердили о нашествии необычных черных крыс. Наклонившись, рассказчик хрипло дышал юноше в ухо перегаром: