Самый яркий закат (ЛП) - Мартинес Али - Страница 44

Ханна также с трудом приспосабливалась к хаосу в своей семье. Она скучала по Портеру и Трэвису больше, чем мог выразить её юный ум, и вскоре тоже начала так себя вести. Мне было так жаль Портера. У него было двое детей, которые отчаянно нуждались в нём, но он был только один. И, как бы он ни старался, не мог быть везде. Я делала всё, что могла, но их отца никем нельзя было заменить.

И дети были не одиноки в своей борьбе за адаптацию. Мы с Портером по очереди падали в бездну страха и беспокойства. Но, несмотря на всё это, мы опирались друг на друга.

Когда я сломалась, Портер был там, чтобы собрать осколки.

И когда Портер потерял свет из виду, я была рядом, чтобы удержать его в темноте.

Никаких вопросов.

Никакого осуждения.

Никакого притворства.

Никаких извинений.

Наша жизнь была далека от совершенства, но тот факт, что мы жили, а не стояли на месте, когда мир вращался под нашими ногами, делал её совершенной для нас.

Портер кончил с приглушенным стоном моего имени, и мгновение спустя я последовала за ним в полном экстазе.

— Господи, — выдохнул он, осыпая поцелуями моё лицо и шею.

Улыбаясь, я провела ногтями вверх и вниз по его спине. Его кожа покрылась мурашками, и он начал извиваться, когда я пощекотала его.

— Знаешь… я ведь только обещала ей офис. Я ничего не говорила о том, что там есть письменный стол.

— Отлично звучит. Мы можем закинуть этого малыша в Тахо и поставить его рядом с диваном из моего офиса. Прямо так и вижу. Дополнительная комната может стать святыней для всех мест, где мы занимались сексом.

— Это было бы совсем не неловко, — поддразнила я его.

— Я знаю из достоверных источников, что тебе нравится неловкость, — пробормотал он, неохотно выходя из меня и начиная расслабляться.

После долгого обсуждения я, наконец, сдалась и согласилась переехать к Портеру. Это действительно имело смысл. Я по-прежнему была напугана, но было почти невозможно сказать ему «нет», когда чувствовала, как его возбуждение вибрирует в воздухе между нами. Поскольку до конца месяца я не собиралась оставаться дома, мы решили потихоньку перевезти мои вещи в дом Портера. Но через несколько дней я узнала, что слово «потихоньку» имело для него совершенно другое значение. Однажды днём, вернувшись домой из больницы, чтобы принять душ, я собрала несколько вещей, чтобы начать объединение наших жизней. Я отдала Портеру свои ключи и попросила его забрать их по дороге домой. На следующий день я вошла в свою парадную дверь и обнаружила там толпу профессиональных грузчиков и почти пустые апартаменты.

Мы поссорились — хорошо, прекрасно. Я ссорилась. Портер только улыбался. Много.

Мы официально жили вместе уже больше недели и ни разу не ночевали под одной крышей. Один из нас всегда был в больнице — обычно я, чтобы Портер мог остаться дома с Ханной.

Это было утомительно, но всё это не имело значения. Во всяком случае, пока мы были вместе.

Кабинет был пуст, когда я вернулась из ванной после того, как привела себя в порядок. Это было забавно — я провела так много времени в этом здании, годы своей жизни потратила на то, чтобы превратить это место в процветающую пульмонологическую практику, но я не буду скучать по этому.

Конечно, я вернусь, но когда я снова войду в эти двери, я буду делать это как другой человек.

Сломанная, затерянная в темноте версия Шарлотты Миллс исчезла. И я не могла бы быть счастливее в будущем без неё.

Толкнув дверь своего кабинета, я обнаружила, что Портер стоит у моего стола, уставившись на свой телефон.

— Шесть минут, — сказал он, не поднимая головы. — Ты начинаешь.

Я улыбнулась той нелепой игре, которую он придумал в тот день в больнице, чтобы отвлечь меня. Но таков был Портер. Он много чего делал, чтобы заставить меня улыбнуться, хотя это казалось невозможным.

Покачивая бёдрами, я неторопливо подошла к нему.

— Через шесть минут мы будем уже в машине, на обратном пути к нашему дому, чтобы забрать вещи. — Я нырнула под его руку и прижалась лицом к его боку, обхватив руками его талию.

Наконец он оторвал взгляд от телефона, и показалось, что воздух наэлектризовался. Его лицо было напряжено, а челюсти сжаты. Но его глаза — Боже, я никогда не забуду его глаз — были полны света.

— Портер? — прошептала я.

— Через шесть часов мы будем сидеть в послеоперационной палате с Трэвисом. Слушая звук его нового сердца, бьющегося на мониторе. — Его голос дрогнул, плечи затряслись, но из горла вырвался громкий и радостный смех.

Нервы и волнение вспыхнули во мне, когда волосы на затылке встали дыбом.

— Что? — выдохнула я.

Он улыбнулся мне.

— Сейчас его готовят к операции. Нам нужно в больницу.

Моё лицо сморщилось, но сквозь всё это на моих губах появилась улыбка.

— Серьёзно? — спросила я, не веря, что это, наконец, происходит и, надеясь, что на этот раз всё будет по-настоящему.

Глаза Портера наполнились такой любовью, о какой я и не подозревала всего несколько месяцев назад. А потом он низко наклонился и одним прикосновением губ передал всё это мне.

— Серьёзно, милая.

***

Мы были одни в темноте.

Место, где всё это началось.

И место, где мы отчаянно надеялись, что это закончится.

Я лежала у него на коленях, наши дыхания сливались, и тишина наполняла воздух.

Никаких признаний не было и в помине.

Прошло уже четыре часа с тех пор, как медсестра сообщила нам, что они приступили к операции.

И вот уже два часа, как она вернулась, чтобы сообщить нам, что его сердце было удалено.

За исключением того дня, когда я поняла, что он пропал, я никогда в жизни не была так напугана. Примет ли его тело новое сердце или нет, пути назад уже не было.

Но именно это и было с нашей жизнью — никто из нас не хотел возвращаться назад. Все наши надежды и мечты были связаны с будущим, которое лежало перед нами.

Образы Трэвиса, окончившего среднюю школу и присутствовавшего на своём первом выпускном балу, освещали заднюю часть моих век.

Образ Портера, держащего меня за руку, когда он становится старше, его волосы седеют, но его заразительная улыбка никогда не исчезает.

Ханна расцвела, превратившись в молодую женщину, любящую вечеринки с ночёвками, краситься и хихикать над мальчиками до трёх часов ночи.

И я переживаю всё это вместе с ними, лелея каждое мгновение той красоты, о которой никогда не думала.

Портер уткнулся носом в мою скулу, и я закрыла глаза, наслаждаясь теплом, которое обрушилось на меня, прогоняя холод реальности.

Никаких вопросов.

Никакого осуждения.

Никакого притворства.

Никаких извинений.

Мы оба подскочили, когда дверь с треском распахнулась.

Тьма расступилась, уступая место свету.

Палками и камнями можно поломать мне кости, но слова мне боли никогда не причинят.

Ложь.

Мы не чувствуем слоги и буквы, но они всё равно могут уничтожить всю нашу жизнь быстрей, чем пуля, вылетевшая из пистолета.

Однако они также могут исцелять ваши раны, связывая части вашего сердца вместе, когда казалось, что вся надежда потеряна.

Слова не всегда были оружием.

Иногда они были самым сладким лекарством.

Восемь слов. Это было всё, что нужно, чтобы омыть весь мой мир самым ярким светом, который только можно себе представить.

— Он отлично справился. Всё будет просто замечательно.

Эпилог

Шарлотта

— Это несправедливо! — Трэвис жаловался примерно в четырёхсотый раз с тех пор, как началась вечеринка.

Две свечи в виде единичек горели сверху его шоколадного торта, освещая его лицо, когда пурпурные и розовые лучи заката позади него исчезли в темноте.

Различные оттенки синего, зелёного и коричневого серпантина — цвета Майнкрафт — украшали веранду нашего нового дома. Мы прожили здесь всего несколько месяцев, но он был больше похоже на дом, чем у меня когда-либо был за последние десять лет. Это не имело никакого отношения к дому с пятью спальнями и тремя ванными, который мы с Портером выбрали вместе — всё это было связано с тремя людьми, которые делили его со мной.