Возвращение короля - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 42

Потом повернулся, сел на какой-то порог и снова начал плакать.

— Они прошли в цитадель, — сказал Пиппин. — Ты, вероятно, уснул на ходу и свернул не в ту сторону. Когда обнаружилось, что тебя с ними нет, Гэндальф послал меня на поиски. Бедный старина Мерри! Как я рад снова видеть тебя! Но ты устал, и я не стану беспокоить тебя разговорами. Скажи, ты ранен?

— Нет, — ответил Мерри. — Я думаю, что нет. Но у меня не действует правая рука, Пиппин, с тех пор, как я ударил его. И мой меч сгорел, как кусок дерева.

Пиппин встревожился.

— Лучше пойдем побыстрее, — сказал он. — Я хотел бы отнести тебя. Ты не можешь больше идти. Тебе вообще нельзя было позволять идти, но прости их. Так много ужасного произошло в городе, Мерри, что легко было просмотреть одного бедного хоббита, возвращающегося с битвы.

— Не всегда плохо, когда тебя не замечают, — сказал Мерри. — Меня не заметил… Нет, нет, я не хочу говорить об этом. Помоги мне, Пиппин! Все темнеет перед глазами, а рука у меня такая холодная.

— Обопрись на меня, Мерри! — сказал Пиппин. — Идем! Шаг за шагом. Это близко.

— Вы меня сожжете? — спросил Мерри.

— Конечно нет, — ответил Пиппин, стараясь, чтобы голос у него звучал весело, хотя сердце его разрывалось от страха и жалости. — Нет, мы идем в дома излечения.

Они свернули с узкой улочки, шедшей между высокими домами и стеной четвертого круга, и вышли на главную улицу, поднимающуюся к цитадели. Шаг за шагом шли они, пока Мерри не зашатался и не начал бормотать, как в бреду.

«Я не доведу его, — подумал Пиппин. — Неужели никто не поможет мне? Я не могу оставить его здесь…»

И как раз в этот момент сзади к нему подбежал мальчик, и Пиппин узнал в нем Бергила, сына Берегонда.

— Привет, Бергил! — сказал он. — Куда ты идешь? Рад снова видеть тебя и видеть живым.

— У меня поручение к лекарям, — ответил Бергил. — Не могу задерживаться.

— И не нужно! — сказал Пиппин. — Но скажи им, что у меня тут больной хоббит, пришедший с битвы. Не думаю, чтобы он смог сам дойти туда. Если Митрандир там, он будет рад этому сообщению.

Бергил убежал.

«Лучше я подожду здесь», — подумал Пиппин. Он осторожно опустил Мерри на мостовую и сел рядом с ним, положив голову Мерри себе на колени. Потом взял в свои руки руки друга. Правая рука была холодна, как лед.

Вскоре появился сам Гэндальф. Он склонился к Мерри и тронул его лоб, потом осторожно поднял его.

— Он заслужил честь быть почетным гостем в этом городе, — сказал колдун. — Он оправдал мое доверие, ибо если бы Элронд не послушался меня, ни ты, ни Мерри не выступили бы с нами; и тогда печальные дела этого дня были бы гораздо печальнее. — Он вздохнул. — Вот и еще один больной на моем попечении, а сражение достигло равновесия.

Фарамира, Эовин и Мериадока уложили на постели в домах излечения; здесь за ними хорошо ухаживали. Хотя знания древних в эти дни во многом были забыты, в Гондоре сохранилось умение лечить раны и болезни. Не умели только лечить старость… И действительно, продолжительность жизни Гондорцев теперь не намного превышала продолжительность жизни других людей, и мало кто из них доживал до ста лет, за исключением семей с чистой кровью. Искусство лечения болезней еще больше ухудшилось в последние годы: появилась болезнь, которую называли черной тенью, потому что ее распространяли назгулы. Пораженные этой болезнью впадали в глубокий сон, тело их становилось холодным, и они умирали. И лекари решили, что невысоклик и леди Рохана тяжело больны этой болезнью. Утром они начинали говорить, бормоча в бреду какие-то слова, и лекари внимательно слушали их, надеясь узнать что-нибудь такое, что может облегчить их положение. Но скоро они вновь впадали в тьму, и по мере того, как солнце склонялось к западу, лица их все более покрывала тень. А Фарамир горел в лихорадке, которую ничем нельзя было успокоить.

Гэндальф переходил от одного больного к другому, и ему говорили все, что они сказали в бреду. Так тянулся день, а битва за стенами города продолжалась, и все новые странные известия приходили к Гэндальфу. А он по-прежнему ждал и наблюдал за больными. Наконец красный закат заполнил небо, и свет через окна упал на серые лица больных. Стоявшим рядом показалось в этом свете, что на лица вернулось здоровье, но это был лишь обман зрения.

Старуха по имени Иорет, самая старшая из женщин, обслуживающих дома, глядя на прекрасное лицо Фарамира, заплакала, так как все любили его. И она сказал:

— Увы! Он умрет. Если бы здесь были короли Гондора, как в старые времена. Ибо сказано в старину: руки короля — руки целителя. Так можно узнать законного короля.

И Гэндальф, стоявший рядом, сказал:

— Люди должны долго вспоминать ваши слова, Иорет! В них наша надежда. Может быть, король действительно вернулся в Гондор; или вы не слышали странных новостей, достигших города?

— Я была слишком занята этими, чтобы обращать внимание на крики.

Гэндальф торопливо вышел, и в это время небесный пожар погас, холмы померкли, и серый, как пепел, вечер пополз по полям.

На закате солнца Арагорн, Эомер и Имрахил со своими капитанами и рыцарями подошли к воротам, и здесь Арагорн сказал:

— Смотрите на солнце, сидящее в большом огне! Это знак конца и падения многих дел и существ, знак перемены в течении мира. Но этот город и королевство долгие годы управлялось наместниками, и боюсь, что если я войду непрошенным, возникнут сомнения и раздоры, а их не должно быть пока не кончена война. Я не войду и не буду ничего заявлять, пока не станет ясно, кто побеждает: мы или Мордор. Мою палатку установят в поле, и здесь я буду ждать приглашения повелителя города.

Но Эомер сказал.

— Вы уже подняли знамя королей и показали знаки дома Элендила. Вы хотите скрыть их?

— Нет, — ответил Арагорн, — но я считаю, что время еще не пришло. Я не хочу бороться ни с кем, кроме нашего врага и его слуг.

И принц Имрахил сказал:

— Ваши слова мудры, если их может оценивать родственник повелителя Денетора. Он горд и обладает сильной волей, но он стар… К тому же после смерти сына он очень изменился. Но я не позволил бы вам оставаться у дверей, как просителю.