Дракон, эрл и тролль - Диксон Гордон Руперт - Страница 50

— Так-то лучше! — прокричал граф. Он явно забывал разбавлять вино. — Давайте установим порядок. Одна песня для всех. И все подпевают после первой строфы. Я назову имена певцов. Сэр Гаримор!

Когда шум в зале утих, все начали занимать свои места за столом. Наконец, все уселись. Сэр Гаримор поднялся и самозабвенно запел чистым тенором. Он начал с припева:

Боже, помилуй Англию И дай ей победу.

Затем прозвучало начало песни:

Собрался в Нормандию добрый король…

Джим узнал песню по первым словам. В ней рассказывалось о битве при Агинкуре, которую он изучал на занятиях по истории средних веков. Давно забытые, но такие знакомые слова! Сэр Гаримор продолжал петь:

Собрался в Нормандию добрый король, С ним вместе могучая конница.

Господь уготовил ему чудеса, И вся Англия славит творца.

Все в зале знали песню о победе короля Генриха V над французами в битве при Агинкуре в 1415 году. Джима внезапно осенило.

Он давно решил, что находится в Англии четырнадцатого века. К этому времени битва при Агинкуре еще не произошла, но о ней уже пели.

С другой стороны, Джим обнаружил, что во многом история этого мира не соответствовала той истории, которую он изучал в двадцатом веке. Во всяком случае, гости графа, казалось, не только знали о битве, но и наслаждались, распевая о ней.

Голоса слились в следующем куплете, который рассказывал, как король Генрих осадил город Арфлер. Голоса великолепно сочетались, а немногие женские взмывали ввысь, придавая песне о победе почти ангельское звучание. Джим не смог устоять и присоединился ко всем, хотя и старался приглушить голос, чтобы отсутствие у него слуха не терзало уши соседей. Так они пропели песню до последнего куплета, который прозвучал особенно мощно:

Господь милосердный, спаси короля, Его народ и всех его соратников, Пошли ему долгую жизнь и легкую смерть, Чтобы мы с радостью могли пропеть:

«Слава Создателю!»

В зале воцарилась тишина, и Джим с удовольствием откинулся на спинку стула. Все вместе очень красиво пропели песню, слова которой он узнал еще во время учебы в колледже, но никогда раньше не слышал мелодии. Джим был глубоко взволнован.

Но граф уже выкликнул кого-то для следующей песни. Плотный рыцарь средних лет поднялся и запел звучным баритоном. Он завел песню, известную даже в двадцатом веке, когда она уже стала народной:

Живет моя сестренка За морем далеко.

Пришлет она в подарок Мне несколько мешков.

В голове Джима тотчас зазвучала более поздняя версия двадцатого века:

В них косточки без вишен, В них кости без мясца…

Весь зал вновь подхватил. Было ясно, что и эту песню знали все. Вероятно, гости знали все песни, которые здесь пели. Джим присоединился к хору. Он пел на средневековом английском, как и окружающие, а иногда переходил на более привычный для него английский язык двадцатого века.

Но вот и эта песня закончилась. Граф встал и оглядел зал в поисках следующей жертвы. Глаза его обвели гостей за длинными столами и, вернувшись к высокому столу, остановились на Джиме.

— Сэр Дракон! — выкрикнул он.

Джим почувствовал пустоту в желудке. Он поднялся. У него не было ни малейшего представления о том, что спеть этим людям. Важно, чтобы песня была им понятна и не оскорбила бы их житейского уклада, их манеры поведения и их религиозных чувств. Вполне подошла бы рождественская песенка, но, к несчастью, Джим не мог вспомнить ничего, что понравилось бы этой аудитории. Он известен как маг и поэтому должен быть очень осторожен, говоря о Рождестве и о событиях, связанных с этим праздником. Затем к нему пришло вдохновение.

Он открыл рот, отчаянно надеясь, что его извинят за голос, тембр которого можно было назвать кухонным баритоном, и запел.

Это была небольшая рождественская баллада из десяти куплетов, рассказывающая о добром короле Венцлаве, который в праздник Святого Стефана выглянул в окно и увидел, как по полю, гонимый зимним ветром, идет бедняк. Король вышел вместе со своим пажом навстречу бедняку, желая накормить и обогреть его. Однако вскоре они заблудились, и лишь помощь бедняка, оказавшегося самим святым Стефаном, помогла им вернуться в замок. Последний куплет предлагал всему христианскому люду, независимо от положения в обществе, помогать бедным и обещал, что Господь одарит добрую душу своим благословением.

Этими словами Джим закончил свое выступление. Никто не присоединился к нему и не подхватил песню. Казалось, в зале повисло гробовое молчание. Все глаза устремились на Джима, но он не понимал, что выражают лица гостей — гнев, шок или изумление. Он смущенно сел.

Молчание становилось нестерпимым. Затем его внезапно разорвал раздавшийся за спиной Джима мощный голос.

— Воистину славен Господь! — прогремел епископ.

Джим невольно обернулся и угодил в могучие объятия самого князя церкви, который звучно расцеловал его в обе щеки. Затем епископ отстранил Джима и повернулся к гостям:

— Возблагодарите же Господа, дамы и господа, занимающие высокое положение в обществе! Сей рыцарь, который к тому же является магом, устыдил вас всех, так красиво рассказав в своей песне о милости Господа в самый святой день года! Чем вы можете ответить на это? Разве вы не почувствовали, что вам не хватает милосердия?

В зале поднялся шум. В интуитивном прозрении Джим понял, что все молчали совсем не потому, что песня не понравилась. И не потому, что ее не поняли, просто люди не знали, как относиться к магу, поющему рождественскую песенку.

Послышались удары кулаков по столу и крики:

— Еще, сэр Дракон! Спойте еще!

С трудом веря, что все так счастливо обернулось, Джим открыл рот и запел. На сей раз, к его удивлению, к нему присоединились другие голоса, и наконец запел весь зал. Казалось, гости запомнили каждое его слово. С точки зрения двадцатого века, это казалось невероятным. Эти люди обладали великолепной памятью, хотя большинство могли лишь нацарапать свое имя и чаще всего посылали свои сообщения с посыльным, запоминавшим каждое слово. Кроме того, они были очень музыкальны, о чем Джим уже знал.

Глава 23

Сознание вернулось к Джиму вместе с ощущением, что по нему прошлось стадо слонов. Он выплывал из мрачной темноты тяжелого сна не потому, что хотел проснуться, а потому, что не мог противиться пробуждению, постепенно восстанавливая в памяти случившееся вчера.

Он вспоминал, как пел о добром короле Венцлаве. Епископ похвалил песню, и Джим пропел ее вновь под аплодисменты и одобрительные возгласы. Но это было только начало вечера. Гости, узнав Джима поближе, не собирались отпускать его. Они хотели, чтобы он спел еще. Они хотели, чтобы он спел песню, которой они никогда не слышали. Новую, совсем новую.

Джим настаивал, чтобы выступали и другие, но гости не унимались. За время уговоров у него была возможность как следует подумать. Он встал и запел балладу о Мартинах и Маккоях — только Мартины и Маккои стали у него рыцарями четырнадцатого века. Имя Мартинов он не изменил, а Маккои превратились в Макбайтов.

Он запел:

О, Мартины и Макбайты, Они были храбрыми рыцарями И могли убить друг друга быстрее, Чем просвистит стрела, летя к цели…

Он менял слова оригинального текста — иногда удачно, иногда не очень, а иногда просто издавал невнятные звуки, стремясь подогнать их к ритму и длине строки настоящей баллады. Непонятно, почему, его импровизация имела гораздо больший успех, чем «Славный король Венцлав».

Дальнейшие его воспоминания были весьма отрывочны. Он не сомневался, что оставался в Большом зале еще долго и спел много песен, более или менее меняя их, чтобы они соответствовали времени и месту. Все песни очень нравились публике. Он пропел им «Лицо на полу бара» как романтическую балладу, начинавшуюся словами о рыцаре, лежавшем на полу в доме волшебника, — рыцарь был закован в кандалы и замучен почти до смерти. Рыцарь каким-то образом ухитрился разбить оковы и к тому же спас принцессу, заточенную в башне. Тем не менее, Джим кончил песню смертью принцессы, придав истории печальный конец, слегка беспокоивший его до того, как он запел.