Дракон, эрл и тролль - Диксон Гордон Руперт - Страница 25

— Ну что ж, не так уж важно, чтобы Геронда сидела возле тебя. Вполне сойдет, что она будет близко. После того, как ты съешь третье блюдо, я хочу, чтобы ты притворился, что занемог… заболел…

— Заболел? — переспросил Брайен. В том общественном слое четырнадцатого века, к которому принадлежал Брайен, было невозможно допустить, что человек ранен или болен, если причина ранения или болезни неочевидна для всех.

— О, — поспешил объяснить Джим, — просто застони и упади со стула, будто ты…— Он поискал подходящее слово. — В обмороке.

— О? — догадался наконец Брайен. — Я упал в обморок? Будто увидел привидение или что-то в этом духе?

— Именно! Внезапно упадешь со скамьи или сделаешь что-нибудь, чтобы все обратили внимание. Геронда поспешит к тебе, а если Энджи не встанет со своего места за высоким столом, пусть Геронда подойдет сначала к ней, будто за помощью. Это даст мне повод тоже поспешить к тебе. Затем мы все четверо выйдем, и хорошо бы, чтобы несколько слуг несли тебя или помогали тебе идти.

— Покинуть обед посреди рождественских праздников? — Брайен во все глаза изумленно смотрел на Джима.

— Я понимаю, что это тяжело для тебя, Брайен. — Джим вновь кинул взгляд на свое левое запястье, откуда теперь не было помощи. Энджи могла появиться в любую минуту. За весь этот день, с его планами, ее раннее появление было бы особенно некстати. Джим хотел сначала получить согласие Брайена и только потом рассказать все Энджи и удостовериться, что Брайен посвятит в дело Геронду. Но ему не хотелось, чтобы Энджи знала, что обморок Брайена подстроен. — Ее реакция, будучи истолкована превратно, могла спутать все карты. — После того, как я покину вас, — продолжал он наставлять Брайена, — ты вместе с Герондой можешь возвратиться и сказать, что, вероятно, съел с утра что-то несвежее, Энджи возвратится к столу в любом случае. Я понимаю, что прошу слишком многого, но если ты согласен…

— Джеймс, — твердо сказал Брайен, — я все сделаю. Если это тебе поможет, рассчитывай на мою помощь в любом случае.

Уже не впервые готовность Брайена на все… и чувство вины, вины за то, что это доверие и готовность так не похожи на то, что он сам привык давать людям, с которыми имел дело в двадцатом веке, вызвали в душе Джима теплое чувство. Он знал, что сам, вероятно, не сможет ответить тем же Брайену здесь, в четырнадцатом веке.

Он попытался найти оправдание в мысли, что ему не представлялось возможности доказать Брайену такую же привязанность… исключая, возможно, помощь в спасении замка Смит от морских пиратов, высадившихся на берег в надежде поживиться в ветхом замке, который они надеялись легко захватить.

Но эта мысль успокоила его лишь на мгновение, ведь любой рыцарь ожидал от своего друга и соседа такой помощи. И Джим твердо пообещал себе уплатить Брайену долг верности за дружбу, которую тот постоянно выказывал.

— Прекрасно, — сказал Джим, — я тебе очень благодарен, Брайен. Раз ты можешь это проделать…

На дальнейшее объяснение не хватило времени. Дверь в комнату без стука отворилась, и вошли Энджи с Герондой.

Они были полностью одеты и стремились как можно быстрее сойти вниз. Отправились все вчетвером, и по дороге Джим объяснил, что он задумал, а Брайен засвидетельствовал свое одобрение. Энджи поначалу высказала легкое сомнение, а Геронда принялась выискивать просчеты и опасности в плане. Однако все возражения натыкались на твердую решимость Брайена, которую лучше всего можно было выразить в словах: «Это мой долг, и я его исполню!»

Они вошли в зал и двинулись к своим местам, обо всем договорившись. Брайена и Геронду отвели к столу внизу, а Джима и Энджи, как и вчера, пригласили за высокий стол.

К большому удовольствию Джима, в это особенное для них Рождество они сидели вместе. То, что они рядом, означало, что Энджи обязательно услышит слова Геронды, которая подойдет к Джиму с сообщением от Брайена — сообщение, конечно, предназначалось не только для ушей Джима, — и это позволит разумно объяснить всем, почему Джим в сопровождении Энджи и Геронды должен незамедлительно поспешить к Брайену.

Как и вчера. Агата Фалон сидела рядом с графом. Во время разговора слышался только ее голос, льстящий этому благородному и еще нестарому человеку.

Граф, казалось, был на седьмом небе. Вино уже оказало свое действие, а возможно, он просто на время забыл о боли в локте, пострадавшем при падении с лошади. Трость с набалдашником была прислонена к стулу. Графу было тяжело не только передвигаться, но и просто председательствовать за столом.

Приятная полная леди в летах, которая вчера сидела по левую руку от Джима, вновь оказалась рядом. Она с удовольствием поведала Джиму и Энджи об основных событиях, ожидавшихся во время парадного обеда.

Они увидят представление, изображающее морской бой, окончившийся победой над французским флотом при Слуйсе. Граф, который тогда был значительно моложе и, несомненно, подвижнее, проявил себя в этой битве героем. Представление состоится в конце обеда. Между тем, как отметили Джим и Энджи, между двумя длинными столами уже показали свое искусство фокусники. За ними должны были последовать на время перемены блюд акробаты. Музыканты, усевшиеся на возвышающейся справа галерее, пиликали, дудели и тренькали на своих инструментах, хотя большинство гостей, казалось, не обращали на них внимания.

Ирландская арфа тоже была здесь, но ее глубокие то печальные, то счастливые звуки, так любимые Джимом, терялись среди других инструментов. Джим мысленно вздохнул — у него было много поводов для огорчения; Энджи и пожилая леди заговорили через голову, и он отклонился, давая им возможность видеть друг друга. Джим был не расположен к беседе.

Женщины не только весело болтали, но успевали при этом выпивать и закусывать. Джим тоже ел, но от вина воздерживался. Он с огорчением отметил, что Энджи ведет себя за средневековым столом гораздо естественнее, чем он. Где и когда она этому научилась, Джим не мог даже вообразить. Дома, в Маленконтри, они пользовались ложками и вилками. Джим считался магом, и мог делать что хочет; Энджи, будучи его женой, следовала его примеру. Поэтому они обычно ели, как в двадцатом веке, лишь иногда уступая застольным привычкам средневековья.

Здесь не имелось вилок, и гости пользовались своими ножами, висевшими на поясе, чтобы отрезать кусок мяса или другой закуски, хотя еду обычно подавали уже разрезанной, как и другую твердую пищу, которую раскладывали на подававшихся каждому толстых ломтях хлеба. Ложками пользовались, только когда ели жидкую пищу, как правило соусы, которыми повара четырнадцатого столетия особенно гордились.

Джим научился пользоваться за столом кинжалом, почти как все обитатели четырнадцатого века, но сложность заключалась в том, что, отрезав что-то, надо было подцепить пищу из общего блюда, как можно изящнее снять кусок кончиками пальцев и отправить в рот. Если пальцы запускали слишком глубоко в соус, соседи косились, а слуги подходили с водой и полотенцами, чтобы невежа смыл с рук остатки жира.

Энджи изящно брала куски мяса или пирожного кончиками пальцев, легонько макая их в блюдо или чашу с подливкой, как было принято, а затем ловко отправляла лакомые кусочки в рот.

Это были действительно лакомые кусочки. Общество не одобряло также и набитые рты. Энджи и пожилая леди брали время от времени маленькие кусочки, но это путешествие совершали множество таких кусочков. В конечном счете обе леди съедали все, что предлагалось за столом.

Энджи всегда отличалась хорошим аппетитом. Джим обнаружил, что голоден, как волк, едва уселся за стол, — холодные залы постоянно требовали топлива для тела. Но теперь он уже заморил червячка и поэтому спокойнее относился к пище. Он почти не пил вина, и ему не хотелось переедать за час до того, как он выйдет из замка и отправится в лес, чтобы преобразиться в дракона и лететь в Маленконтри.

Он обратил внимание на еще одно преимущество есть маленькими кусочками, как делали Энджи и его соседка слева. Маленькие кусочки во рту позволяли разговаривать. Это было чисто академическое замечание в данный момент, потому что Джиму совсем не хотелось разговаривать. Во всяком случае, он понял, что разговаривать с кем-то, кроме Энджи или соседки справа, для него затруднительно.