Абсолютный слух. Счастливчик Майки (СИ) - Федотов Александр - Страница 34

— Я, понял, ты тоже настоящая, вот вас и тянет к друг — другу.

— А, откуда ты знаешь, что я настоящая?

— А, откуда ты заешь, что Кристи настоящая?

Маша задумалась. Нам принесли, эклеры и кофе, я с удовольствием занялся дегустацией, мои молодые вкусовые луковицы, приносили немалое удовольствие своему владельцу, Маша, изредка, прихлебывала из чашки и вяло ковыряла вилкой свой эклер. Она подняла голову и встретилась со мной взглядом.

— Майки, это очень сложно для меня, может ты просто расскажешь мне то, что знаешь сам? Или это тайна?

— Никакой тайны, настоящие, это взрослые, ненастоящие, это просто дети, иногда жестокие дети, другое дело переход из одного состояния в другое, вот тут действительно много загадочного. Почему, одни, еще в детстве становятся взрослыми, а другие, до сорока лет остаются детьми? Жестокий, сорокалетний, ребенок, это самое жуткое сочетание. Лично, я, думаю, что все дело в жертве. Эту жертву не приносят по обязанности. Просто наступает момент и человек понимает, что если, прямо сейчас, он не принесет эту жертву, он никогда не сможет себя уважать. Жертва, это не обязательно, что — то материальное, это может быть поступок, или даже фраза сказанная во время. Человек, может, после жертвы, что — то потерять, а может и не потерять ничего, тут, уж, как кому повезет. Теперь, если ты покопаешься в своей памяти, ты можешь вспомнить, когда ты принесла свою жертву. — Наверное, у меня это случилось, не в один момент. Чуть, больше, двух лет назад, мой папа погиб в авиционной катастрофе, как видишь, в нашей семье катастрофы не редкость. Если бы и я погибла под мостом, мама этого бы не пережила, она и смерть папы переживала очень тяжело, а я просто не верила, что папы больше нет, прошло немало времени, прежде чем я с этим смирилась. А, вот, то, что маме очень плохо, я вполне понимала, тогда, я от нее почти не отходила, мы даже спали вместе.

Однажды, ночью я проснулась и услышала, как мама плачет, тихо — тихо и тогда я решила, что сделаю все что бы мама снова стала улыбаться. Я всегда была дома, много разговаривала с мамой, рассказывала ей о своих школьных делах. Мы часто ходили в кино, в парк. Я, тащила ее на аттракционы, уговаривала покататься на американских горках и постепенно все стало меняться. Мама снова стала заботиться о своей внешности, устроилась на работу, хотя папа оставил нам достаточно денег, ее улыбка перестала быть грустной. А, однажды, я в первый раз увидела, как она хохочет во все горло. Ты, тоже это видел, мы, тогда, ехали домой из порта. Ты, вообще, очень хорошо на нее повлиял. На меня тоже… А, когда ты стал взрослым?

— Я, не помню, надеюсь, что сделал, что — то хорошее.

«Эх, Маша, поздно я стал взрослым, помнится четвертак уже разменял, когда у меня совесть проснулась, вот, уж, кто детей с усами не любит. Да, не и делал я, ничего хорошего поначалу, в первый раз, искалечил одного хама, прежде, чем меня сбили с ног его дружки, не повезло ему, не почуял мою совесть, ну а мне повезло, попинали без последствий, сами же и смылись и искалеченного с собой уволокли, ну а, я, спокойно пошел домой, с чистой совестью, так сказать. Зима была, полушубок был хоть и потертый, но плотный, повезло. Свою жертву, я принес гораздо позднее, да и не было там ничего героического».

— Майки, пойдем потанцуем? — Маша явно повеселела.

Я прислушался к музыке, в принципе сойдет и такое, что — то, ритмичное, совершенно не понятно, о чем поет гундосый солист, но нам — то, что с него?

— Пойдем, попляшем — согласился я.

На быстрые танцы желающих было много, единого стиля не было, выделывались, кто во, что горазд, но, как — то вяло, без души. Настроившись на ритм, я, выдал народу, кое, что из конца восьмидесятых, эх было время, молодость уже ушла, а зрелость еще не пришла, водка была, еще, вполне, приемлемым продуктом и сил по пьянке было невпроворот, нужно было, только, выключить мозги, что бы не думать о том, что будет утром. Маша, первое время, смотрела на меня ошалевшими глазами, потом стала осторожно копировать мои движения на пониженной амплитуде, природная пластика и хорошая спортивная форма, делали свое дело, потом, она поймала кураж и вот мы вместе в едином ритме, прыгаем с невиданным здесь темпом. Окружающие танцоры передохли от зависти, выжили только зрители. Когда музыка кончилась я увидел в глазах Маши, явное сожаление.

— Не печалься Маша, это только разминка, сейчас лабухи еще, что нибудь сбацают.

И лабухи не подвели, выдали нам ритм с еще большим темпом, вот, тут — то, мы Машей и оторвались по настоящему. Маша раскраснелась, в глазах восторг, подол платья взлетает до середины бедер, золотистое облако волос крутится вокруг ее головы, выглядела она, в этот момент, просто потрясающе! Маша привнесла в танец, что — то свое, изгибы ее стройной фигурки, были очень грациозны. Второй танец, едва не доконал Машу, по окончании музыки, я поволок ее, как раненую партизанку к нашему столику, у меня силы еще оставались, я почти не запыхался, что меня даже удивило.

— Нам, надо охладится, — сказал я вешая куртку на спинку стула — закажем мороженное?

Маша говорить пока не могла, дышала запалено, но головой покивала. Я поднял руку и официантка тут же примчалась и застыла глядя на нас с восхищением.

— Девушка! Если не хотите нашей смерти, два мороженных, любых, быстро!

Заказ был моментально доставлен, я прицелился и сумел попасть ложкой в ротик Маши, в ее глазах появился интерес к жизни, вторую ложку она съела сама, потом спросила слабым голосом:

— Что это было?

— В каком смысле? — Удивился я.

— Я, про танец, — пояснила Маша — как он называется?

— Он, еще не назван, и я собираюсь, уступить эту честь тебе.

— Майки, я, серьезно!

— Так и я, серьезен, этот танец, был впервые исполнен здесь и сейчас и ты имеешь полное право его назвать, поскольку, ты танцевала лучше меня, у меня нет твоей грации, резковат я.

Возле нашего столика появилась Кристи и азартно спросила:

— Откуда это чудо?

— Пьяный матрос из Занзибара показал — ответил я.

— Точно, так и назовем «Занзибар» — ожила Маша.

— А, Занзибар, это где? — поинтересовалась Кристи.

— Да, не слушай ты его, не было никакого пьяного матроса, он сам все это придумал и меня втянул. Это же Майки, у него каждый день новые песни, а теперь и новые танцы начались.

У меня, все больше, крепло подозрение, что Маша где — то успела принять на грудь.

— Маша, — осторожно начал я — тебе, случайно, в мороженное, ликера не плеснули? Можно мне попробовать?

— Да, хоть, поменяйся со мной, мне тебя с твоими танцами хватило, у меня теперь молочная кислота в мышцах, а от кислоты у меня всегда сознание «едет», эндорфины, там, разные образуются. Ты, лучше, будь джентльменом, принеси стул для Кристи, мы с ней так давно не разговаривали!

Я пошел за стулом, услышав напоследок:

— Садись, Кристи, он себе принесет…

Народу, за это время, ощутимо прибавилось, зал был большой и на поиски стула у меня ушло несколько минут, когда я вернулся, Маша уже раскрывала душу:

— Представляешь? Двое взрослых мы, с тобой, остальные дети. Представляешь, как трудно взрослому, среди чужих детей? Особенно, если эти дети, такие придурки?

Я подсел к девушкам, Кристи с интересом на меня посмотрела.

— Мэри познакомь нас.

— Майки, представляю тебе свою подругу Кристину. Кристина, представляю тебе своего парня Майкла. Ну вот и все.

— Майкл, ты правда каждый день по песне сочиняешь?

— Это, пожалуй, преувеличение.

— Почему это преувеличение, — возмутилась Маша — мы с тобой, вместе, четыре дня и у меня на магнитофоне записаны четыре твои песни. Где, здесь, преувеличение?

— Маша, ты забываешь, что новые песни приходят ко мне не каждый день, сейчас, у меня есть в запасе, одиннадцать песен и вчера их тоже было одиннадцать, так, что, сегодня, новой песни у меня не появилось.

— Ну, да, ты сегодня танцами был занят, — хихикнула Маша — новый танец «Занзибар»! Вот уж, действительно, убойная вещь, я теперь неделю по стенке буду ходить. Сегодня еще протяну, как нибудь, а завтра, все болеть будет, так, что не встанешь! А, этому, хоть бы что! Он и после оргазма такой же бодрый, а я, почти, сознание теряю! А, ведь я, ведущий игрок в нашей команде!