Дракон на войне - Диксон Гордон Руперт - Страница 6

— Прошу прощения, милорд, прошу прощения, миледи, — вмешался новый голос, и появился низенький человечек, одетый в потрепанное коричневое одеяние, подпоясанное веревкой, скрепленной на поясе тремя узлами, — рясу отца францисканца; он вынырнул из тени под лестницей, ведущей на верхний этаж. У него были темные грязные и лохматые волосы, на макушке выбрита тонзура. — В самом деле, милостивые господа, эти две добрые женщины делают все что могут, чтобы помочь магу, который серьезно болен. — Он вышел и встал напротив Джима и Энджи, не обращая никакого внимания на Теолафа и его обнаженный меч. — Я отец Морель, — сказал он, — пастырь той небольшой паствы, которую вы видели перед домом. — Он перекрестился. — Да хранит их Господь вместе с магом, этими двумя добрыми женщинами и вашей светлостью. — Он опять перекрестился.

— Dominus vobiscum.

Джим в общем-то был не религиозен, но не требовалось слишком большого знания средневековой церковной латыни, чтобы понять и ответить на набожное обращение святого брата «Да будет с вами Бог».

— Et cum spiritu tuo, — ответил он. — И с тобой.

Джим прекрасно понимал, что святой отец прибегнул к этому латинскому диалогу, рассчитывая на него как на верительные грамоты, не больше. Но вот низенький человечек с тонзурой заговорил опять, теперь уже обращаясь к Энджи.

— Миледи, — сказал он укоризненно, — наверняка не хотела сделать то, о чем говорила: сжечь этих добрых женщин. Я могу уверить именем Господа, что они не ведьмы, а только знахарки, помогающие больным и несчастным. И только благодаря их стараниям маг все еще жив.

— Правда? — спросил Джим.

Он прошел вперед, отодвинув локтем Элли. Несмотря на свои слова, она отступила без всяких протестов. Джим положил руку на лоб Каролинуса. На ощупь лоб был скорее холодный и влажный, чем горячий. Но старик, похоже, был без сознания. Вдруг старческие веки на миг приподнялись, и с губ Каролинуса слетели слова:

— Забери меня отсюда…

— Не беспокойся, Каролинус, — ответил Джим, — сейчас мы это сделаем. Тебе будет намного лучше в замке Маленконтри. Что они с тобой делали?

— Все… — прошептал Каролинус, после чего силы его, очевидно, иссякли. Его глаза закрылись.

— Это грязная ложь! — вмешалась Элли. — Я говорю, это бред, вызванный болезнью! Мы только давали ему слабительное и делали примочки да два раза пустили кровь.

— Этого вполне достаточно, чтобы убить его, — прорычала Энджи. Она подошла к Джиму и встала рядом с ним. Через плечо она сказала: — Теолаф, возьми пару человек и сделай носилки. Пусть где угодно раздобудут жерди, а мы воспользуемся одеялами или какой-нибудь другой материей, чтобы перенести Каролинуса.

— Да, миледи. — Теолаф вложил в ножны меч, развернулся и вышел в залитый солнцем прямоугольник дверей.

Они услышали, как он отдает распоряжения своим воинам.

— Это его убьет! — воскликнула Элли. — Взять его из-под нашей опеки, когда мы с таким трудом сохранили ему жизнь! Он не перенесет поездки до замка!

— О, думаю, перенесет, — сердито возразила Энджи женщине, что покрупнее. Она тоже пощупала лоб Каролинуса. — Возможно, он с самого начала был не так уж и болен, но вы вдвоем довели его почти до смерти своими непотребными методами!

— Он наш! — злобно ответила Элли. — Пусть ты и леди, но, как я уже сказала, это не твои земли! Последним желанием мага, когда он находился в твердой памяти, было остаться здесь, с нами. И мы оставим его здесь, чего бы это нам ни стоило!

— В самом деле, — примиряюще вставил отец Морель, — не только эти две добрые женщины, но и вся моя паства будет опечалена, если вы попробуете забрать отсюда мага, чтобы он умер по дороге в ваш замок. Мы воспротивимся любой такой попытке во имя Божье!

— Милорд! — раздался из дверей голос Теолафа. — Может ли милорд на минутку выйти поговорить со мной?

— Сейчас! — ответил Джим. Он обвел взглядом двух женщин и святого отца. — Если, пока меня не будет, что-нибудь произойдет с Каролинусом или миледи, ни один из вас не увидит рассвета!

Он с удивлением обнаружил, что именно это и имел в виду.

Джим вышел из дома. Сразу же за дверью, на ступеньке крылечка, стоял Теолаф, за ним, развернув коней к толпе, руки на оружии, находились восемь воинов, которых они привели с собой. Это сдерживало толпу оборванцев на расстоянии, чтобы они не могли подслушать. Теолаф прошептал Джиму на ухо:

— Эти поганые крысы собрались здесь исключительно для того, чтобы поживиться чем-нибудь из дома мага, и только и ждут, когда это можно будет сделать беспрепятственно. Все, что здесь есть, охраняется магией, но магия прекратит действовать, как только умрет волшебник. Ясно, что они задумали не дать нам забрать его отсюда и спасти ему жизнь. Мне бы хотелось, чтобы здесь было еще с дюжину наших парней! У них у всех спрятаны под одеждой длинные ножи, а может, и несколько мечей.

Джим оглядел хмурые лица, выглядывавшие из ярких грязных тряпок палаток и одежд. Ношение меча, по королевскому указу, каралось смертью, если человек не обладал соответствующим званием или не имел разрешения от кого-нибудь, обладающего таким званием. Но жизнь этих людей может быть отобрана в любой момент по дюжине других обвинений. Да, у них, несомненно, есть и мечи. Ясно и то, что их скорее человек сорок, чем тридцать. Толпа в четыре раза превосходит его, Теолафа и их людей, и, хотя бродяги, противостоящие им, не обучены, у них есть достаточный опыт владения оружием. Ситуация была не из лучших.

И вдруг Джим понял, что выбора у него нет. Ведь это четырнадцатое столетие, и он — барон и рыцарь. Даже сама идея сдаться такому сброду лишит его уважения всех соседей, включая лучших друзей. В частности, сэр Брайен Невилл-Смит как его лучший друг примет этот стыд лично на себя. Сам Брайен без колебаний атаковал бы в одиночку целую армию. У Джима мелькнула мысль, что Брайен был бы даже рад такому случаю.

Так что вопрос не в том, стоит ли пытаться атаковать толпу и вынести Каролинуса, а в том, когда и как это сделать.

В голове Джима мелькнула мимолетная мысль, что он может использовать собственную магию и сделать так, что его людей покажется намного больше или они будут выглядеть в несколько раз больше, и этим испугать толпу. Но тут он вспомнил, что если отец Морель действительно является членом религиозного ордена, какое бы низкое положение он там ни занимал, то, хотя уже существующая магия никуда не исчезнет, никакая новая магия здесь действовать не будет, особенно если Морель молился против ее использования.

Внезапно Джим сообразил, что отец Морель уже наверняка сделал это. В противном случае Каролинус воспользовался бы собственной магией, чтобы в мгновение ока перенестись из рук знахарок в замок Маленконтри, где, конечно же, как он знал, о нем позаботятся, даже если там будет только Энджи, без Джима.

Несомненно и то, что между толпой, расположившейся табором во дворе, и этими двумя знахарками есть какая-то связь. Болезнь Каролинуса вызвана чем-то странным, ведь Каролинус никогда не болел, хотя неоднократно указывал Джиму на то, что, хотя магия и может лечить раны, перед болезнью она бессильна.

Так что, возможно, с самого начала болезнь не была опасной, но оказалась достаточным предлогом для того, чтобы эти две женщины захватили власть над Каролинусом. Затем банда бродяг каким-то образом прослышала об этом и прибыла сюда, так как наверняка было известно, что лечение Элли и Эльдры только ухудшает состояние Каролинуса.

Они знали, что он слабый старик, более того, его тело не сможет долго выдерживать такое надругательство и вскоре он окончательно сдастся. Хорошо, что Джим, Энджи и их воины добрались сюда вовремя. На самом деле хорошо, что чайник вовремя сообщил об этом. Морель не мог помешать чайнику — его молитвы останавливали только новую магию.

Но, какую бы магию ни попробовал Джим, она не подействует. Так что использовать ее он не сможет. А это означает, что придется просто-напросто пробиваться. А сделать это, да еще с Каролинусом на носилках, непростая задача, потому что шайка попытается убить Каролинуса в разгар битвы.