Гимназистка (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 25

— Вы правы, Лиза, я действительно от этого далёк. Возможно, Звягинцев вам ответит полнее?

— А возможно, он ответит так, как это будет выгодно Рысьиным.

Николай задумался.

— По слухам, маги с силой больше 200 единиц видят цвет магии, больше 400 — чужие плетения. И как, помогли вам мои сведения?

У меня перехватило дух. Получается, потенциально я не просто сильный маг, а очень сильный. Владимир Викентьевич знает, что я вижу цвет и плетения, но вот про то, что они с каждым днём для меня становятся всё чётче, я ему не говорила. И, пожалуй, теперь не скажу. Но всё равно, получается, что княгиня выставила из клана сильного мага, даже не попытавшись проверить артефактом, правду ли говорит целитель, ограничилась расспросом меня, причём до этого постаравшись разозлить. Вряд ли главой клана могла стать истеричная дура…

— Помогли, — всё же ответила я и беззаботно улыбнулась. Конечно, насколько это у меня получилось при таком известии. — А эти слухи можно где-то прочитать? Или это сведения из тайных клановых хранилищ, куда по неосторожности вам дали доступ или вы сами проникли во второй ипостаси, никого не спрашивая?

— Да нет, какие тайные клановые хранилища? — рассмеялся Николай. — Если они и существуют, туда даже муха не пролетит, а уж хомяк не проползёт точно.

— Муха? Есть оборотни-мухи?

— Откуда? — Николай расхохотался в голос. — Придумаете же, оборотни-мухи! Нет, это, конечно, было бы здорово для нашей разведки, но увы, оборачиваются только теплокровные.

— Это радует. А то прихлопнешь ненароком комара, а потом тебя обвинят в убийстве с особой жестокостью.

— Почему с особой жестокостью?

— Потому что если от живого существа остаётся кровавая лепёшка, то это точно — с особой жестокостью. Николай, а что вы думаете о княгине Рысьиной? Она склонна к необдуманным поступкам?

— Напротив, она довольно расчётливая… дама.

Пауза перед последним словом была весьма характерна, словно мой собеседник уже проговорил про себя слово «стерва» и искал ему вежливую замену.

— Интересы ваших кланов где-то пересекались? — не удержалась я.

— Пересекались. Но наши интересы остались при нас, если вы вдруг об этом переживаете. Лиза, мы приехали.

Я не сразу поняла, что приехали мы к дому Владимира Викентьевича. Даже разочарование ощутила от того, что поездка уже завершена, а с ней закончен и столь познавательный разговор. Николай вышел из машины, открыл дверцу с моей стороны и даже руку подал, чтобы помочь выйти. Наверное, надоела я ему с расспросами, но я не выяснила ещё и сотой части того, что меня волнует. Да и там, где что-то выяснила, лишь появились новые вопросы, ответы на которые мне, скорее всего, не даст не только Николай, но и Владимир Викентьевич.

У дверей в дом мы остановились, и я уже протянула руку к звонку, когда Николай неожиданно спросил:

— Лиза, а вы помните, что такое синематограф?

— Синематограф?

Слово показалось знакомым, но несколько архаичным.

— Это движущиеся фотографии. Тоже в некотором роде магия. Приглашаю вас сходить завтра.

Приглашение оказалось столь неожиданным, что я растерялась. У меня даже не было уверенности, что я правильно поняла Николая.

— Ольга будет рада. Она наверняка любит синематограф, — осторожно ответила я, прижимая шкатулку с семейными ценностями, взятую из разгромленной квартиры, так, словно рассчитывала на дополнительную защиту с её стороны.

— Лиза, я приглашаю только вас, без подруги. — Николай стоял совсем рядом, так, что мне, чтобы смотреть ему в лицо, приходилось задирать голову. Неправильный какой-то хомяк. И вообще, всё здесь неправильное, словно сон. Чудной сон. — Так как, пойдёте?

Промелькнула мысль, что Рысьина будет весьма недовольна, появись я в компании представителя другого клана, но из своего она меня выставила, так что диктовать условия не может. Но ведь это приглашение — нечто больше, чем просто сходить в кино? Вряд ли Николай думает только о том, как бы восстановить пробелы в моей памяти…

— Лиза? Никаких обязательств на себя вы не принимаете, если вы этого опасаетесь.

— Я не этого опасаюсь.

— А чего?

Не отвечать же, что опасаюсь, не будет ли проблем у Хомяковых с Рысьиными? Создавалось впечатление, что у княгини есть на меня какие-то планы и она будет весьма недовольна, нарушь их кто-то. Но скажи я такое Николаю, он только оскорбится, правды всё равно не ответит. В конце концов, он — взрослый мальчик, понимает, что делает.

— Хорошо, я пойду, — решилась я и сразу позвонила.

Горничная открыла тут же, словно только и ожидала, когда я наконец проявлюсь за дверью. Подслушивала наш разговор? Весьма вероятно, учитывая явное неодобрение, относящееся к моему спутнику. Нет, сказано ничего не было, но взгляд она Николаю подарила такой, словно сейчас её глазами на нас смотрела сама княгиня Рысьина. Мне вдруг стало ужасно смешно, я повернулась и протянула руку Николаю для прощания, и для меня стало полнейшей неожиданностью, когда он её не пожал, как я почему-то ожидала, а поцеловал. Я почувствовала, что краснею, и бросилась в дом, словно от чего-то спасалась. Дверь за моей спиной захлопнулась с таким звуком, как будто горничная очень хотела что-то прищемить визитёру. Надеюсь, хомяки — звери увёртливые, дверью их просто так не пришибёшь…

Владимир Викентьевич встретился мне около библиотеки и стоял так, что притвориться, что я его не вижу, и пройти мимо не оказалось ни малейшей возможности. Целитель явно был расстроен, чего не скрывал.

— Елизавета Дмитриевна, не с вашими учебными успехами гулять допоздна, — укорил он.

Значит, тоже был в курсе, кто меня провожал.

— Мы с Оленькой у неё занимались, — отрапортовала я, чуть покривив душой. В конце концов, математику мы действительно сделали.

— Лиза, вы проводите слишком много времени с этой семьёй.

— Не вы ли говорили, что Оленька — моя подруга? С кем мне проводить время, как не с подругой?

— С учебниками, Елизавета Дмитриевна, с учебниками. С подругами, к коим, между прочим, никак не может относиться офицер, с которым вы пришли, вы сможете проводить время не раньше, чем выправите ситуацию с учёбой. Кроме того, наши с вами занятия тоже страдают. Вас сегодня не было весь день. Я очень пожалел, что дал вам ключи.

— Ой, Владимир Викентьевич, вы же не знаете, — спохватилась я. — Квартиру ограбили. Там все разнесли. Мы сегодня весь день провели с полицией.

— Ограбили? Что именно взяли? — насторожился Владимир Викентьевич, бросив внимательный взгляд на шкатулку в моих руках.

— Я точно не знаю. Служанка говорит: все ценности на месте. Но никаких записей не осталось, совсем никаких. Оленька сказала, мама вела книгу расходов, но и та пропала, как все остальные бумаги. А документы остались.

Я раскрыла шкатулку и показала целителю оставшиеся документы. Было их не слишком много, наверное, поэтому Владимир Викентьевич не особо заинтересовался. Довольно небрежно пересмотрел и положил назад.

— Елизавета Дмитриевна, я даю вам пятнадцать минут на то, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к занятиям. Мы и без того непозволительно затянули. Жду вас в библиотеке.

И он заторопился. Но не в библиотеку, где собирался ждать меня через пятнадцать минут, а наверняка сообщать о трагическом происшествии княгине, которая из клана меня выгнала, но тем не менее всё равно желала быть в курсе моей судьбы.

Глава 13

Гризельду Францевну Беккер за глаза называли Грызельдой, как меня просветила Оленька прямо перед уроком. И не только из-за подходящего имени. Резцы у неё заметно выступали, словно она принадлежала к клану крыс или других мелких грызунов. Фамилия у неё была не звериная, даже в переводе с немецкого, а поэтому если и принадлежала, то не оборачивалась, и такие замечательные зубы пропадали втуне. Говорила она по-русски правильно, но с акцентом, как мне показалось, нарочитым. Наверняка чтобы никто не усомнился в её профессиональной пригодности. Впрочем, русский она почти не использовала, предпочитала медленно и важно цедить слова на немецком. Медленно — чтобы мы все понимали, поскольку, как я успела заметить, отнюдь не все в классе знали язык даже на минимальном уровне. Важно — чтобы мы проникались величием преподаваемого предмета.