Арахна(Большая книга рассказов о пауках) - Антология - Страница 60

Итак, крестьяне разделились, подготовили инструмент, и когда первый майский день постучался в дверь, мужчины собрались под Мюнебергом и спокойно принялись за работу. Буки нужно было окопать широким кругом, чтобы не повредить корни, и осторожно, стараясь ничего не обломать, положить на землю. Еще солнце не поднялось над горизонтом, как три дерева уже были готовы к вывозу.

Но когда солнце уже стояло в зените, они все еще не могли добраться с буками до леса; когда оно уже спряталось за горами, они еще не выбрались из Сумисвальда; и только на следующее утро достигли они подножья горы, на которой стоял замок и где должны были быть посажены буки. Казалось, будто крестьян преследовал злой рок. Неудачи подстерегали их на каждом шагу: сбруя рвалась, повозки ломались, лошади и волы падали или переставали слушаться хозяев.

Еще хуже пришлось мужикам на следующий день. Новые несчастья доставляли им новые муки, бедняги задыхались от непосильной работы, но ни одно дерево еще не было наверху.

Фон Штоффельн ругался и проклинал их, и, чем сильнее он ругался и проклинал, тем больше несчастий сыпалось на их головы, и тем медленнее двигались животные. Остальные рыцари смеялись, издевались над ними и злорадствовали, видя беспомощные попытки крестьян и гнев их господина. Рыцари стали насмехаться и над новым замком фон Штоффельна на голой вершине горы. Ведь тот поклялся, что в месячный срок вся гора будет засажена деревьями с прекрасной листвой. Потому-то и ругался фон Штоффельн, потому смеялись рыцари и плакали крестьяне.

Безнадежное отчаяние охватило их: не оставалось ни одной телеги, ни одной целой упряжки быков; двух дней было мало на перевозку трех деревьев, да и силы уже были исчерпаны.

Наступила ночь, собрались черные тучи, и впервые в этом году загремел гром. Мужчины сели на обочину у поворота дороги. Это был тот самый поворот, где они встретили Зеленого Охотника. Среди крестьян был и муж той храброй женщины, а с ним двое его работников. Они ожидали, когда привезут буки из Сумисвальда, а тем временем могли спокойно дать отдых измученным рукам и ногам.

Вдруг рядом с ними появилась Кристина — женщина из Линдау — с громадной корзиной на голове. Она дышала так тяжело, что казалось, будто это ветер вырывается со свистом из приоткрытого чулана. Она была не из тех женщин, которым нравится заниматься своими делами и которым нет ни до чего дела, кроме хозяйства и детей. Кристина любила во все сунуть нос, так как считала, что без ее советов все пойдет вкривь и вкось.

Поэтому она не послала с едой служанку, а понесла тяжелую корзину сама и долго блуждала в поисках мужчин; не раз с ее уст сорвались резкие слова по их адресу, когда она их нашла. Тем не менее она не только ругалась, но могла говорить и работать одновременно. Сняв с головы корзину, она открыла крышку большой кастрюли с овсяной кашей, разложила хлеб и сыр, раздала ложки мужу и его работникам и пригласила угощаться всех остальных, кому еду еще не принесли. Затем она спросила мужчин, много ли им удалось сделать за день и сколько успели сделать за два дня. Но тут у мужчин даже аппетит пропал, да и что ответить на такой вопрос, не нашлось: никто не потянулся за ложкой и никто не ответил Кристине. Только один легкомысленный слуга, которому было все равно — хоть трава не расти, лишь бы были всегда деньги и еда на столе — взял ложку и сообщил жене хозяина, что не посажен еще ни один бук, и вообще работа не ладится, хоть убей.

Тогда женщина из Линдау обругала мужчин бабами и сказала, что все это пустые выдумки; ни слезами, ни ожиданием делу не поможешь и не вывезешь на Бэрхаген ни одного дерева. И если рыцарь потом отыграется на них, добавила она, то они это заслужили; но во имя матерей и детей они должны по-другому взяться за дело. Вдруг из-за плеча женщины вынырнула длинная черная рука, и пронзительный голос произнес:

— Да, она права!

И вот среди крестьян появился с ухмылкой на лице человек в зеленом; на шляпе его весело покачивалось красное перо. Тут давешний страх охватил мужчин, и они бросились врассыпную, будто их ветром сдуло. Только Кристина из Линдау не убежала и теперь должна была узнать, каков на деле черт, которого она накликала. Она стояла, как вкопанная, и следила за колыханием пера на его шляпе и за его рыжей бородкой, весело прыгавшей вверх-вниз на черном лице. Пронзительно засмеялся он вслед мужчинам, но на Кристину посмотрел любезно и с учтивой миной взял ее за руку. Кристина хотела было ее отдернуть, но рука ее словно прилипла к руке Зеленого Охотника, и ей казалось, будто ее кожа шипит между раскаленными прутьями. А он говорил ей лестные слова, и в такт словам взлетала вверх и вниз рыжая бородка.

— Такой привлекательной женщины я уже давно не встречал, — говорил он. — Мое сердце просто тает. К тому же мне нравятся такие смелые, именно такие мне больше всех по душе, которые остаются на месте, когда мужчины бросаются наутек.

Его слова и тон словно убаюкивали Кристину, и она все меньше и меньше боялась его. «С ним еще можно говорить, — думала она, — да и зачем бежать, видала я и кое-что пострашнее». Снова и снова возвращалась к ней неотвязная мысль, что этого зеленого можно как-то использовать в своих интересах, и, если взять с ним в разговоре верный тон, то он может помочь им всем, а потом можно будет и обмануть его, как любого другого мужика.

Тем временем Зеленый Охотник продолжал говорить, что он совершенно не понимает, почему его так боятся: он ведь не желает никому зла, и если с ним так невежливы, то стоит ли удивляться, что он не поможет людям в том, в чем им больше всего хотелось бы помощи.

Тут Кристина набралась смелости и ответила:

— Люди боятся, потому что им было сделано страшное предложение. Почему ты хочешь именно некрещеное дитя, можно было бы договориться и о другой плате; людям это кажется очень подозрительным, ведь ребенок — тоже человек, и отдавать его кому-то некрещеным — этого не сотворит ни один христианин!

— Это моя обычная плата, и о другой не может быть и речи; да и что потом могут сказать о таком ребенке, которого еще никто не знает? От таких, совсем маленьких, всегда рады избавиться: они еще не успели доставить ни радости, ни забот. Для меня же — чем меньше ребенок, тем лучше; чем раньше я начну воспитывать его так, как хочу, тем большего добьюсь. Поэтому у меня нет ни желания, ни нужды крестить его.

Тогда Кристина поняла, что Зеленый Охотник не примет никакой другой платы, и все больше росла в ней уверенность, что обмануть его не удастся. Поэтому она сказала:

— Если кому-то очень хочется заработать, пусть будет рад тому, что ему могут дать, у нас же сейчас ни в одном доме не найти некрещеного ребенка, он и в месячный срок не появится, а за это время деревья должны быть уже привезены к холму и посажены.

Тут Зеленый Человек промолвил елейным голосом:

— Я ведь не требую ребенка сразу же. Как только мне пообещают отдать первого родившегося ребенка до того, как его успеют окрестить, я будут доволен этим.

Такой оборот дела устраивал Кристину. Она знала: пройдет не меньше девяти месяцев, пока в поселке родится ребенок. Если Зеленый Человек выполнит обещание и буки будут посажены, то не будет нужды давать ему ни дитя, ни еще что-нибудь. Потом можно будет, думала она, заказать охранительную обедню в церкви и хорошенько посмеяться над Зеленым Охотником. Поэтому она поблагодарила его за хорошее предложение и сказала:

— Над этим еще нужно подумать хорошенько, да и с мужчинами посоветоваться.

— Ну, — возразил Зеленый Человек, — о чем тут говорить да советоваться? Я с вами обещал встретиться сегодня, и теперь я жду ответа; у меня есть еще дела и в других местах, да и сюда я пришел не только ради вас. Ты должна мне сказать «да» или «нет», а не то я и знать ничего не хочу обо всем этом.

Кристина рада была бы уклониться от ответа, так как не хотела все брать на себя, и готова была полюбезничать с ним, чтобы добиться отсрочки, однако Зеленый Человек твердо стоял на своем.