Сердце Артара (СИ) - Василенко Владимир Сергеевич - Страница 53

— Вы ведь не просто так спрашивали о Хрустальном пути, мистер Князев. Вы хотите пройти по нему?

Я, признаться, даже опешил.

— Нет, ну… теоретически. Но какой смысл говорить об этом сейчас? Какой может быть Хрустальный путь, когда в Артаре такое творится? Я же не могу все бросить и…

— Сможете. Если доведете до конца то, что не получилось у моего предыдущего клиента.

Тут уже настал мой черед взять паузу. Я ошарашенно смотрел на адвоката, не зная, что и ответить.

— Мистер Грант мечтал о новой полноценной жизни в Артаре, — продолжил Маретти. — Перенестись туда полностью, получив при этом могущество и бессмертие. У моего клиента есть возможность устроить это для вас.

— Да вы не вампир. Вы этот, как его… Мефистофель, — пробормотал я, недоверчиво усмехаясь.

Он лишь развел руками.

— Кому-нибудь другому я бы и не подумал предлагать это, мистер Князев. Но вы ведь работали с Мавериком. Разговаривали с ним об этом. И наверняка много раз обдумывали эту идею.

— Я ему еще тогда говорил, что идея так себе. Уйти навсегда в виртуальный мир… Высшая форма эскапизма.

— О да, это весьма неоднозначный вопрос.

— Да нет, это же глупо! Эта вечная жизнь, могущество и все прочее могут закончиться в любой момент, когда хозяева проекта решат стереть Артар, например. Отформатируют сервер, и дело с концом.

Маретти отрицательно помотал головой.

— Этого точно не будет. Полностью Артар не уничтожат, ни изнутри, ни снаружи. Да и вообще он существует гораздо дольше, чем вы думаете. К тому же… Разве в реале ваша жизнь не может закончиться в любой момент? Человек ведь смертен. Но это еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен. И, увы, менгиров Возврата в нашем мире не бывает.

Я возбужденно прошелся по комнате, но постарался взять себя в руки.

— То есть вы серьезно? В этом ваше предложение?

Все это как-то не вязалось. Серьезный адвокат, какие-то интриги, уходящие на уровень правительств. И полубезумные бредни Маверика о переносе сознания в Артар. Хотя, не такие уж бредни. Судя по тому, что рассказывал мне Макс об их приключениях с Эриком, у Маверика почти получилось. С переносом-то точно. Вот с бессмертием как-то не очень.

— Поверьте, меня все это удивляет куда больше, чем вас, — продолжил адвокат. — Но я лишь передаю слова моего нанимателя. Вы, конечно же, не должны отвечать прямо сейчас. Решение очень серьезное…

— И это мягко говоря!

— Понимаю. И не тороплю. Хотя, как я и сказал в самом начале, времени на раздумья у нас почти не осталось.

— Да понял я, понял… А если я — ну, чисто гипотетически — соглашусь? Что я буду должен взамен?

Маретти глубоко вздохнул.

— А вот это самая сложная часть. Вам нужно сделать кое-что. В Артаре. Задание простое по сути, но весьма сложное в исполнении. И это одна из причин того, почему мы обращаемся именно к вам. Пока что из всех членов команды, пожалуй, только вам под силу сделать это.

— Что конкретно?

— Убить Эрика Блэквуда.

Интерлюдия. Док

У одиночества свой, особый запах. Он похож на запах разложения

Когда заходишь с улицы, это особенно заметно. Снаружи — дождливый, слякотный осенний вечер, но дышится там легко, влажный холодный воздух кажется густым и вкусным, как суп. После него в полутемной пыльной квартире чувствуешь себя, как в склепе. И настойчиво тянутся в ноздри струйки неприятных ароматов. Переполненное мусорное ведро, которое снова забыл вынести, а кроме тебя, сделать это некому. И напомнить — некому. Гора грязных тарелок в раковине, в которой время от времени моется только верхняя. Неделями не стираное белье, застывшее на кровати серым бесформенным комом…

Впрочем, эта квартира — и есть склеп. Мертвых здесь больше, чем живых.

Он, не наклоняясь, стянул грязные ботинки, бросил их у входа, прошел на кухню. Пакет в его руке бряцал бутылочным стеклом. Не зажигая свет, погремел грязной посудой, выуживая стакан. Сполоснул, поставил на подоконник. Достал из пакета бутылку, свернул пробку…

И вдруг отдернул руку, плеснув мимо стакана. Отставил бутылку в сторону, поглядел на нее со странным отвращением, будто боялся запачкаться. Даже руки машинально обтер о штаны.

Нет, все-таки зря. Надо обойтись без этого. Да, соблазн велик. И так точно было бы легче. Проще, привычнее… Но кто сказал, что тебе должно быть легче, чем ей? Кто тебе сказал, сука, что ты это заслужил?

С внезапной вспышкой злости, страшно скаля зубы, он схватил бутылку и, перевернув кверху дном, начал выливать содержимое в раковину. Лилось плохо — водка булькала, толчками выплескиваясь через дозатор. Он злился, с остервенением тряс ее, опустошая до конца, потом бросил прямо в гору посуды. Задребезжали тарелки, парочка, кажется, разбилась. Тяжелый запах спиртного заполнил тесную кухню.

Он, все так же не зажигая света, прошел в комнату. Шторы там были не задернуты, и отсвет от огромного рекламного щита на противоположной стороне улицы падал на стену с фотографиями. Фото были цветными, но в этом неясном свете выглядели черно-белыми, а некоторые и вовсе расплывались в темные пятна, как на тесте Роршаха. Но это было неважно — он и так наизусть помнил каждое из них. А те два портрета, что посередине, давно превратились для него в иконы.

Славка, навеки оставшийся для него молодым, любознательным, но по-юношески угловатым и непримиримым ко всему, что считал неправильным. Хотя после стольких лет он уже не был уверен, что сын и правда был таким. Если совсем уж начистоту — слишком мало они общались, пока он был жив.

— Каким же я был хреновым отцом… — пробормотал он, рассеянно теребя неопрятную бороду. Привычка вслух проговаривать свои мысли появилась недавно, но быстро прогрессировала.

Маша. Ее он, как ни старался, так и не мог вспомнить молодой. Ранние годы брака как-то со временем затерлись в памяти, оставив место только смутным обрывкам, тонущим в бесконечном чувстве вины, стыда и тихой ненависти к себе. Почему она не бросила его? Ну, положим, сначала из-за Славки. Вроде как плохо ребенку без отца. Но когда того не стало?

Уголок портретной рамки пересекала черная тканевая полоска. Молчаливое напоминание, что Маши тоже больше нет. Девять дней уж прошло. Девять гребаных дней, растянувшихся для него в бесконечный кошмар наяву. Он знал, что так все и кончится. Чудес не бывает. Он давно уже прошел все полагающиеся в таких случаях пять стадий — от шока до принятия неизбежного. Единственное, что он до сих пор не мог понять — что он сам-то будет делать дальше.

Он потянулся и оторвал черную полоску от рамки, смял в пальцах. Долго стоял, смотря на стену, будто и правда молился. Потом, встрепенувшись, со странным лихорадочным оживлением начал собираться.

Торопиться было некуда, тем более что все давным-давно было заготовлено. Но он будто боялся, что и правда не успеет. Что снова передумает, смалодушничает. А еще хуже — что все-таки опять, как в старые времена, окунется в пучину многодневного запоя. Он не брал в рот спиртного уже около года — с тех пор, как Маша заболела. И если снова сорвется… Это будет словно плевок на их могилы.

Короткий гладкий трос со скользящей петлей он еще несколько дней назад закрепил в комнате сына, на крюке, где раньше висела боксерская груша — Славка одно время здорово увлекался единоборствами. Табурет захватил с кухни. Даже не табурет, а по сути, маленькая приставная лесенка в две ступеньки — чтобы доставать что-нибудь с верхних полок. Сам он никогда ей не пользовался по назначению — с его ростом это было не нужно. Но Маша…

Он раздраженно рыкнул, отгоняя воспоминания. Нельзя отвлекаться, а то будет как вчера. И как позавчера. Снова дашь слабину…

Табурет под ним скрипнул, трос замаячил перед лицом. Висел он немного высоковато — чтобы влезть в петлю, придется привстать на цыпочки. Но это даже к лучшему, Он ухватился обеими руками за трос, дернул пару раз, проверяя крепление на прочность. Уже в который раз.