Хроники вечной жизни. Иезуит (СИ) - Кейн Алекс - Страница 1

Хроники вечной жизни. Иезуит

Часть I

Королевская Венгрия, XVII век

Господи, как же хочется есть!

Ласло Молнар был страшно голоден. Когда же он ел в последний раз? Кажется, третьего дня. Да, именно. Добрый священник в тот день кинул ему пфенниг с надписью «FÜR DIE ARMEN», и счастливый Ласло смог купить ржаного хлеба и плошку каши. Но разве этого хватит надолго? Еще позавчера утром он доел последние крошки, и с тех пор ему ни разу не повезло. Ох-хо-хо, что ж делать-то?

Ослабевшие от голода ноги отказывались слушаться. Ласло добрел до стога сена на лугу и с облегчением повалился на него. Нужно немного отдохнуть, подождать, пока закончится это странное жжение в груди, а потом идти в деревню — вдруг удастся что-нибудь выпросить. Если сегодня он не поест, завтра сил подняться уже не будет. Это старик знал точно, ведь бродяжничал он не первый год.

Когда-то у Ласло была прекрасная жена, дом, мельница, благодаря которой он и получил фамилию. Жили небогато, но вполне счастливо. А потом началась черная полоса: Каталина умерла от жуткой болезни, называемой в народе Огнем святого Антония, а сам Ласло, таская тяжелые мешки с мукой, надорвал спину. В довершение всех бед в село, где он жил, пришли турки, разрушившие и дом, и мельницу. Поначалу Ласло нашел приют в монастыре, но вскоре рассорился с настоятелем, и тот его выгнал. Старику ничего не оставалось, как стать бродягой. С тех пор он ходил от деревни к деревне, голодный, оборванный и одинокий, а единственным смыслом его существования стал поиск еды.

Бродяга закрыл глаза, и перед его мысленным взором появилась Каталина. Она стояла у огромной беленой печи, держа ухватом дымящийся глиняный горшочек. А в нем… В кипящем масле шипело и шкворчало сочное говяжье рагу с жареным лучком и салом, политое чесночным соусом. Старик заворожено наблюдал, как капля мясного сока стекает по горячей стенке горшка…

Он потряс головой, отгоняя видение. Сглотнул наполнившую рот слюну, с трудом поднялся и направился к видневшимся неподалеку мазанкам под серыми соломенными крышами. На краю деревни Ласло затянул печальную песню и пошел вдоль улицы. Один его вид вызывал жалость: старик был невысок и настолько худ, что оборванная куртейка болталась на нем, как на пугале, темные глаза над впавшими щеками казались огромными, а остатки давно не мытых седых волос топорщились в разные стороны.

Увы, бедолага старался напрасно, жители лишь равнодушно отворачивались, и никто не торопился подать ему кусок хлеба. В этом не было ничего удивительного: крестьяне, разоренные постоянными набегами турок, вели полунищенское существование.

И вдруг… Боже, какой запах! Где-то рядом продавались булки, наполняя воздух ароматом свежеиспеченного хлеба. Ласло почувствовал, как до тошноты свело желудок.

Минутой позже он увидел булочника, здоровенного детину, стоявшего рядом с разложенными на лотке куличами, плюшками и караваями. Тот обхаживал толстую переспелую девицу лет двадцати и, казалось, не обращал на свой товар никакого внимания.

Но Ласло прекрасно понимал — это лишь видимость. Попытаешься украсть плюшку, и булочник непременно заметит. Что же делать? Горло сдавили спазмы, казалось, еще чуть-чуть, и его начнет рвать желчью от голода. Сил противиться искушению не осталось.

«Будь, что будет, — решил старик, — хоть немножко откусить успею, а там пусть делают со мной, что хотят».

Ласло взволнованно вздохнул — только бы получилось! — и направился к лавке. Проходя мимо лотка и изо всех сил стараясь не смотреть на хлеб, схватил лежавшую на краю булку, впился в нее зубами и как мог быстро поковылял прочь. Но не успел сделать и десяти шагов, как за спиной раздалось:

— Стой!

В два прыжка детина настиг Ласло, рывком развернул к себе… На голову и плечи бедняги посыпался град тумаков. Он присел на корточки, закрываясь руками, и жалобно завыл. Похоже, это конец, такие кулаки в живых не оставят.

Рядом послышался злобный лай, и в то же мгновение удары неожиданно прекратились. Ласло робко поднял глаза: между ним и булочником, угрожающе рыча на его обидчика, стоял облезлый пес. Но разве такого здоровяка испугает бездомная собака?!

В самом деле, детина попытался пнуть неожиданного заступника, тот ловко отскочил, но тут же бросился на врага и цапнул его за ногу. Булочник взвыл, а пес повернулся к Ласло и неожиданно мотнул головой в сторону поля, словно призывая: «Бежим!» Старик кое-как поднялся и заковылял прочь, а пес с оглушительным лаем прыгал у него за спиной, прикрывая отступление.

Достигнув спасительного стога, Ласло в изнеможении повалился на сено и признательно посмотрел на собаку. В душе растекалось теплое чувство благодарности. Как давно никто о нем не заботился, не заступался за него!

Пес чинно сел в сторонке.

Трясущаяся рука Ласло все еще сжимала вожделенную булку. Он заметил это и жадно впился в нее зубами. Проглотив первый кусок, разломил и протянул половину псу.

— На, держи.

Но тот отрицательно покачал головой. Старик смотрел и не верил своим глазам: где ж это видано, чтоб собака была такой умной?! Переведя дыхание, он осторожно спросил:

— Ты все понимаешь, да?

Пес кивнул.

— Прямо все-все? Любое слово?

Снова кивок.

Ласло не мог прийти в себя от изумления. Что ж это за чудо такое? Он затих, то и дело косясь на странное животное. Довольно большая, с бурой свалявшейся шерстью, собака выглядела обычной бездомной дворнягой.

Немного успокоившись, старик опять взглянул на разломанную булку.

— Точно не будешь?

Ему показалось, что пес в ответ усмехнулся. Бродяга доел булку до последней крошки и принялся ощупывать голову и плечи. Больно, конечно, но вроде все цело. Он с облегчением вздохнул.

Солнце зашло, в воздухе запахло сыростью. Ласло соорудил в стогу нору, забрался в нее и поманил своего заступника.

— Иди сюда. Не бойся, не обижу.

Тот залез в стог и устроился рядом. Старик осторожно погладил его.

— Спасибо, приятель. Если б не ты, не сносить бы мне головы. Я смотрю, и тебе несладко пришлось. Паршиво выглядишь.

Пес кивнул с тяжелым вздохом. Потом вытянулся, прижался к старику, согревая его своим телом, и закрыл глаза.

А Ласло не спалось. За всю жизнь не видел он ничего более странного. Что это, ведьминские проделки? Или сам дьявол вселился в эту псину? Да нет, с какой стати дьяволу спасать бродягу?

Старик настолько изголодался и настрадался, что был рад любой помощи. А потому махнул рукой на мрачные мысли.

«Поглядим, что будет дальше», — решил он и забылся тяжелым, беспокойным сном.

Ему приснилась Каталина. Она принесла обед на мельницу и теперь, сидя напротив, смеющимися глазами смотрела, как он за обе щеки уплетает галушки со сметаной. Теплой ладошкой жена поправила ему упавшие на глаза волосы, а потом достала из достала из корзины полную крынку молока. Выпив разом половину, он вытер усы, перегнулся через стол и смачно поцеловал благоверную.

Чувствуя во сне теплый бок пса, Ласло покрепче прижимался к нему, словно снова лежал на соломенном тюфяке рядом со своей Каталиной.

Старик дал псу имя Барат, и тот не возражал. Если бы еще неделю назад кто-то сказал Ласло, что собака может возражать, он бы только рассмеялся. А теперь совершенно серьезно советовался с псом и рассказывал ему о своей горестной жизни.

Барат стал защитником и помощником бродяги. Если рядом был лес, пес охотился и нередко приносил пойманного зайца или белку. Ласло, поначалу отнесшийся к удивительной собаке с настороженностью и даже страхом, быстро оттаял и всей душой привязался к другу. Он уже не страшился голодной смерти, потому что знал, что умница-пес в состоянии раздобыть пищу для них обоих.