Кофе с корицей для снежного ангела (СИ) - Рияко Олеся "L.Ree" - Страница 10

«Господи, Анна, да что же ты со мной делаешь?!»

7. Анна

Я открываю глаза и слышу плещущий энтузиазмом голос ведущей прогноза погоды Мэнди Спаркс:

— …счастливого Рождества, Саймон! Да, сегодня двадцать четвертое декабря и погода в Лос-Анджелесе обещает нас удивить. Плюс шесть, ребята! Это что-то, кое-кто по дороге в студию утверждал, что утром видел лед на лужах! Похоже Санта везет с собой не только подарки, но и настоящую зиму…

Поворачиваю голову влево — пожилая женщина с приоткрытым ртом внемлет стройной рыжеволосой ведущей и вяжет что-то похожее на тощего желтого питона. Поворачиваю вправо — молодая девчонка сидит в позе лотоса и громко чавкает жвачкой. В руках ее какой-то каталог, который она разглядывает без особого интереса и даже с некоторой долей презрения.

Возвращаю голову в прежнее положение и мир вокруг начинает темнеть, наполняясь оглушительным звоном, который становится громче и громче, и громче…

На мой сдавленный стон отзывается чей-то полный тревоги голос:

— Как ты, милая?

Делаю над собой усилие, чтобы открыть глаза. Надо мной нависает та самая старушка, вязание ее осталось на заправленной больничной койке.

— Хочешь воды? Позвать медсестру?

Пить и правда хочется просто ужасно! Язык прилипает к небу из-за сухости, не слюна, а какая-то вязкая дрянь наполняет его — благодарно улыбаюсь и пытаюсь кивнуть, но зря я так… очень зря…

— Ну-ну, вот. — Тонкая трубочка утыкается в губу, и я ловлю ее, чтобы втянуть противную, теплую, но вместе с тем такую вкусную воду. — Вот не повезло же тебе. Под самое Рождество! Тут и полицейские уже были, помнишь? Это тебя муж так отходил? Или парень? Скажи, я им ничего не расскажу…

— Не слушай ее, Белоснежка. — Раздается с соседней койки нагловатый голос девушки с жвачкой во рту. — Конечно расскажет. Этой дряхлой скучно, не знает уже как внимание к себе привлечь. Поэтому, если не хочешь, чтобы твоего хахаля фараоны забрали, молчи лучше в тряпочку.

Трубочка, даровавшая доступ к вожделенной жидкости тут же покинула мой рот, не дав как следует напиться.

— Ух и дрянь же ты… — Прошипела пожилая дама совсем другим, отнюдь не елейным голосом. — Молчала бы, потаскуха.

— Варежку завали, карга старая! Спряталась откуда вылезла, слышь? Не видишь Белоснежке плохо, ее бы хоть пожалела. «Рождество же». — Передразнивает ее она и снова обращается ко мне. — Ты сама как? Тут доктор был, наговорил всякого. Что там, потеря памяти может быть, расстройство какое-то… м… не поняла какое. Хрен его знает, короче. Я это, амнезию в кино только видела, в общем че, помнишь что-то или как? Всегда было интересно как оно, вживую увидеть… че, прям ничего совсем, да?

Смотрю на нее пристально и отвожу взгляд, чтобы сосредоточиться на своих чувствах. Не могу никак понять…

Голова кружится меньше, наверно то было от обезвоживания. Теперь немного мутит, но зато в глазах больше не темнеет и не шумит в ушах. Смелею, чувствуя прилив сил, аккуратно приподнимаюсь и сажусь к спинке кровати. Мысли путаются, но помню отчетливо кто я… помню, как ушла на занятия с работы, как укусила Эрни, спасаясь от его мерзких поцелуев, а дальше… дальше вспоминать от чего-то больно. Не в моральном плане, а в физическом — действительно думать больно!

— Все я помню. — Отвечаю наконец тихим, хриплым голосом. Горло напрягается от каждого звука так, будто я не шепчу, а ору, что есть мочи. — Только больно… думать.

— Ну вот. — Хмыкает девчонка и возвращается к разглядыванию товаров в каталоге. — Скукота…

Я с ней была не согласна.

Пожалуй, моя жизнь была слишком уж веселой, со всеми этими ее перипетиями! А так хотелось бы сейчас домой… В свою комнатку, где на подоконнике, под большим окном с выходом на пожарную лестницу, стоит пластиковая елка, увешанная гирляндой и игрушками. Заварить какао, кинуть в него маршмеллоу и, набрав полный поднос вредностей, вроде печенья, шоколада и крекеров с сырным кремом, завернуться в плед перед ноутом. Маме по скайпу позвонить, посмотреть теплую, уютную комедию… Двадцать четвертое декабря, а я в больнице с сотрясением — с ума можно сойти!

Хмурюсь, нащупывая что-то неприятное в памяти, но все путается. Кажется, я поссорилась с кем-то… быть может даже подралась. Неужели ограбили? Изнасиловали?! C ужасом прислушиваюсь к себе, но никакой боли, кроме как в перебинтованной голове, не ощущаю…

«Ладно, не все сразу» — думаю я, и уверенно жму на кнопку вызова медицинской сестры — не хватало еще рождество в больнице провести! Нужно было срочно выписываться из этого сонного царства.

В американской больнице мне уже довелось побывать, когда на работе неудачно разбила чашку и рассекла вену на руке. Тогда почти пять часов пришлось беседовать с дежурным психиатром, доказывая, что я не пыталась вредить себе, а все получилось совершенно случайно! И да, я постоянно что-то разбиваю. Если уж говорить начистоту, Колин знает далеко не обо всей посуде, что была уничтожена мной в «UpCup» за без малого полгода работы.

Но такая вот я, криворукая Анна Сомова. Все то я делаю через одно место — кофе наливаю, соседей нахожу, выхожу замуж.

Поразило отношение к пациентам; подчеркнуто вежливое, участливое… примерно так же поразило, как счет от страховой, пришедший после того случая в конце месяца. Поэтому нужно было смыться из больницы как можно скорее! Представляю, сколько стоит ночь в таком однозвёздочном отеле.

Медсестра не заставила себя ждать. Пришла, аккуратно распахнув дверь, и одним только своим присутствием заставила всех присмиреть: пожилая сплетница отложила вязание, а гангста-герл перестала жевать жвачку — воровато спрятала белый комок за ухом и углубилась в изучение каталога, теперь уже изображая неподдельный интерес.

Невысокая круглолицая мексиканка выглядела строго. Сразу было понятно, что у нее не забалуешь.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она, проверяя карточку, висевшую у моей кровати. Нашла нужную строку и чиркнула пометку. Видимо отметила время моего пробуждения. — Головная боль? Сухость во рту? Тошнота?

— Да, — хриплю в ответ, — все это есть.

Женщина кивает и отходит к тумбе под телевизором. Достает и наполняет из кулера высокий пластиковый стакан, кидает в него трубочку и ставит на приставной столик возле меня.

— Пейте маленькими глотками, но не все сразу. От этого может вырвать. У вас сотрясение средней тяжести, доктор уже провел осмотр и назначил лечение. Анализы в порядке, нужно будет только понаблюдаться у врача. Из неприятного — пришлось сбрить немного волос у вас вот здесь, — я охнула и коснулась головы над ухом, — чтобы зашить рану. Но не переживайте, это все легко скрыть хоть с распущенными волосами, хоть с хвостом.

В самом деле верилось в ее слова с трудом. Пришлось подавить желание немедленно размотать бинт и осмотреть работу травматолога. Шрам, наверное, страшенный и на полголовы, поэтому она со мной такая милая, хотя по реакции других женщин в палате сразу ясно, что цербер!

— Помните что-нибудь? — Спросила она, испытующе посмотрев мне прямо в глаза.

— Почти все. — Отвечаю честно. А потом, как по учебнику, начинаю врать. — Кажется, я вышла в магазин из дома, а потом бац! Словно что-то в голову прилетело. — И смотрю на нее робко, поверила или нет?

Не поверила. Сразу видно. Прищурилась и что-то еще написала в карточке. На маленьком бейдже, приколотом к ее широкой налитой груди, вижу наконец имя «Лурдес Альварес» и говорю:

— Мисс Альварес, прошу вас, могу я пойти домой? Все же рождество…

— Миссис. — Поправляет меня она, хмурясь еще сильнее. — Можно просто Лурдес. — И вдруг подходит ближе и наклоняется так, что я начинаю чувствовать приятный, еле уловимый запах ее духов… или дезодоранта. — Милая, ты должна сказать, если тебя жених обидел. Мы ведь не хотим тебе зла, ты же понимаешь?

Хлопаю глазами, все же не понимая с чего такой разговор, но не задумываясь начинаю отпираться. Если подумают, что я стала жертвой преступления, то ни за что не отпустят. Хотя, что если и правда стала?