И опять Пожарский. Тетралогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 38

Все болезни дорогой Питер вызывают маленькие звери. Вот представьте слона. Он ведь не увидит блохи. Только вот блохи есть, и они кусаются, и люди потом чешутся. Как думаете, почему? Дак вот, есть животные, для которых блоха и вошь это слоны. Мы их не видим. Чтобы их увидеть нужно взять телескоп, в который Галилей смотрит на звезды, и посмотреть на капельку воды, слегка подсветив её для лучшей видимости. Вот эти мелкие животные и заставляют людей болеть. Они проникают в наше тело и начинают кусать его и питаться им и гадить прямо в нашем теле. Ведь если человека долго заставлять пить мочу, он умрёт. Он отравится. Так и тут, эти мелкие животные очень плодовиты, они питаются, гадят и размножаются. Они отравляют своими выделениями человека, и он умирает. Но иногда человек выживает. Есть травы, отвар из которых яд для этих мелких животных. Нужно только знать какие травы, против каких животных. Ведь можно убить стрелой белку, но этой, же стрелой трудно убить льва. Можно его только разозлить.

У нас в Вершилово, где я построил школу, знают очень много о болезнях. Здесь вы проживёте дольше. У нас в Вершилово люди едят полезную пищу и кипятят воду, прежде чем её пить. Если вы будете есть то же самое и пить ту же самую воду, что и в Вершилово, вы проживёте дольше. Если пить не вино и воду, а специальные отвары из трав, то человек проживёт дольше. Если делать утром специальные упражнения, то человек будет чувствовать себе молодым и здоровым и проживёт дольше. Если человек проживёт дольше, он дольше будет пользоваться радостями жизни и дольше писать картины. Если путешествовать по нашим бескрайним просторам, то можно увидеть просто божественные пейзажи. Неужели вам не хочется написать дремучий лес, бескрайнее поле цветов по которому бегут тени от облаков. А может, вы не хотите написать семейство медведей лазающих по поваленному бурей дереву. Медведицу и троих медвежат. Или рысь, застывшую перед прыжком на ветке огромной сосны. Эх, сколько красот вы не видели. Сколько всего не знаете. Жалко вас. А ещё вы сможете стать основателем первой в стране Академии Живописи. Вашим именем со временем будут называть города и улицы. Построят памятники. На домах будут вешать мраморные таблички. Здесь останавливался на ночь великий художник Питер Рубенс со своим учеником Ван Дейком, когда проезжал из Москвы в Китай.

А может, плюнуть на недоделанные заказы, прихватить лучших учеников и лучшие картины и поехать учить крестьянских детей в варварскую Московию, в которой от дам не воняет говном и по ним не скачут блохи. Где можно творить на двадцать лет дольше. Где можно стать не одним из лучших, а единственным и неповторимым.

Что ж, если вы безрассудный человек, приезжайте. У меня хорошо. Здесь всего несколько шагов от рая. Если утром встать на крутом берегу Волги, сразу после тёплого летнего дождика, то можно увидеть Врата.

Даже не знаю, жду или не жду.

Маркиз Пётр Пожарский.

Событие сорок девятое

Петер Шваб, книгопечатник из Нижнего Новгорода, переводил письма княжича и не верил в то, что узнавал. Особенно его поразили эти мелкие животные. В специальные конверты для всех троих корреспондентов был предусмотрен ещё один маленький, с вложенной в него "перьевой ручкой", ручка бы простенькой без всяких украшений и изготовлена из серебра. В маленький конвертик вкладывалась записка, что эта вещица заменитель гусиного пера. Петер недавно получил от Петра Пожарского такой же прибор с золотым пером и украшенный самоцветом. Шваб спросил княжича, почему этим великим учёным и великому живописцу простенькие ручки, а ему такую дорогую, достойную монархов?

– Очень просто. Вы для Пурецкой волости сделали много полезного и ещё сделаете, а эти господа даже не известно приедут ли, – ответил Пётр Дмитриевич.

Действительно книгопечатник закончил обе азбуки. Он выдал княжичу по сто экземпляров каждой книги и признался, что оставил себе по десять экземпляров.

– В школе дети со временем порвут и испачкают эти книги, а эти шедевры должны сохраниться в веках, – пояснил свои действия книгопечатник.

Он действительно так считал. Книги были напечатаны на такой гладкой и белой бумаге, что эту бумагу было страшно брать в работу. Вдруг случайно испачкается. А картинки к каждой букве, которые были вручную нарисованы иконописцами на всех двухстах экземплярах. Узнав о припрятанных экземплярах, княжич приказал разрисовать и их. Эти картинки так упрощали понимание, что самый тёмный и отсталый крестьянин выучил бы азбуку за седмицу.

Азбука, которая была написана на усовершенствованном Пожарским алфавите, поражала своей продуманностью. Петер осознал, что Кирилл и Мефодий действительно всё усложнили и запутали. Как легко будет учиться писать и читать по этой "пожарской азбуке".

Вчера вместе с письмами княжич принёс десяток мелко исписанных листов своей чудесной бумаги. Петер прочитал первую страницу и ахнул. Там были стихи. Они были написаны в разных манерах и на разные темы от любви до войны, но их объединяло одно, каждое стихотворение было шедевром.

– Нужно будет издать это таким же тиражом, чтобы было что читать, когда дети выучатся этому.

– Пётр Дмитриевич, а правда ли то, что вы написали Рубенсу про мелких животных? – не выдержав, спросил Шваб.

– Конечно, правда.

– Можно ли и мне с семьёй перебраться на постоянное жительство в Вершилово, – Петер наслышан был про чудные вещи там происходящие.

– Обязательно, Петер, только нужно будет сначала построить там большую книгопечатную фабрику с механическими станками и лабораторией по приготовлению красок. Это у меня запланировано на лето. Вот осенью и переедете.

Событие пятидесятое

Пётр Пожарский поехал отдать жене одноухого Фомы Андронова Лизавете серьги. Нужно хоть этим компенсировать женщине все беды, что от мужа хапнула.

Во дворе у Фомы была зеркальная чистота, в коровнике и конюшне не хуже. Хозяева видно были в доме и княжича не видели. Поднимаясь на крыльцо, Пётр увидел, что ручка у двери резная, а прямо на двери вырезана ветка с сидящей на ней птицей. Не плохо. Кто же это мастерит?

Семейство Фоминых обедало. Увидев княжича, они подхватились из-за стола, и там же бухнувшись на колени, поползли к Пожарскому.

– Не губи, князь батюшка, я ведь с того денёчка и не думаю больше об вине хлебном и мёде. Сходил к травницам, и только отвары лечебные пью! – голосил Фома, и просто ревела в голос Лизавета.

– А ну встать и прекратить реветь, – заорал на парочку княжич, видя, что и двое детей тоже начали в голос плакать и конца этому всему не будет.

– Не губи князь батюшка, – ещё раз просипел Фома.

– Так, сели быстро за стол и детей успокоили! – снова повысил голос Пожарский.

Через пару минут порядок был восстановлен, и можно было приступать к награждению непричастных.

– Лизавета, скажи честно, часто ли тебя муж поколачивал? – Пожарский постарался улыбнуться женщине, как можно дружелюбнее.

– Так, когда заслуживаю, тогда и учит, – потупилась хозяйка.

– Давай сделаем вот что, – княжич достал завёрнутые в тряпицу серьги и протянул Лизавете, – Женщин бить нельзя, и Фома это теперь понимает. Он попросил меня перед тобой за него извиниться и подарочек сделать. И ещё он обещает, что пальцем больше тебя не тронет, а будет всю оставшуюся жизнь беречь и любить. Правда, ведь, Фома?

Андронов побледнел и еле слышно пробулькал:

– Вестимо.

– Ну и хорошо, открывай Лиза подарок мужнин, – Пётр указал на тряпицу.

Лизавета развернула тряпочку, и на столе оказалось пара золотых серёг. Да, каких. Ювелиры не пожадничали.

Немая сцена, как всегда закончилась ползаньем на коленях и целованием валенок. Еле-еле удалось опять успокоить супругов.

– А скажи, Фома, кто вам дверь разукрасил? – вспомнил Пётр.

– Дак, я, князь батюшка, меня отец ещё в детстве научил фигурки разны из дерева ладить.