И опять Пожарский. Тетралогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 124

Правда, были и положительные примеры. Зажиточные, работящие крестьяне стали на страду нанимать подростков в Нижнем Новгороде. Так сказать, становление кулаков. Пётр не видел в этом ничего плохого. Ребятам труд на свежем воздухе и помощь родителям, а "кулакам" ещё один шажок к безбедной жизни.

Отрицательные примеры тоже были. В Вершилово, а теперь уже и во всей Жарской и Пурецкой волостях пьянство победили, но лодырей и неумех хватало. Так вот большевики и появляются. Руками работать не можешь и начинаешь работать ртом ‑ агитировать. Пришлось ещё два уха отрезать принародно. "Не можешь ‑ научим. Не хочешь ‑ заставим". Это самый лучший слоган для Вершилова.

Пётр отогнал крестьянские мысли и вернулся в них к свадьбе и медовой неделе. Понятно, месяца у него не было. Княгиня Мария Владимировна Пожарская оказалась нимфоманкою. Она просто не выпускала Петра из постели всю эту неделю. Только обязанность ходить в гости к новой и старой родне, да приглашения от царя и патриарха Филарета заставляло княгиню одеваться. Ну, надевать на себя почти килограмм золота княгине тоже нравилась. Она чётко осознала, что теперь самая богатая женщина в мире. Может бывшая испанская королева Маргарита Австрийская и могла бы с ней потягаться, но, увы, уже умерла. Анна Австрийская жена короля Франции Людовика 13 была ровесницей и единственной конкуренткой, но Франция была ещё не та. Отпускала в поход мужа Мария с крокодиловыми слезами. Разлука на целых два месяца, это кошмар.

Батюшка с матушкой тоже брови хмурили, как так, бросать молодую жену через неделю после свадьбы. Что это за поход такой. Кому он нужен. Пётр крутился как вошь на гребешке. Тяжёлый разговор состоялся с отцом на третий день после свадьбы.

‑ Зачем же ты такой дальний поход затеял? ‑ спросил старший Пожарский, усаживая Петра на лавку напротив себя.

‑ Нужно научиться преодолевать большие расстояния быстро, ‑ попытался объяснить Пётр.

‑ Что значит быстро?

‑ Вёрст по пятьдесят ‑ шестьдесят в день.

‑ Каково же войско у тебя? ‑ недоверчиво сощурился князь.

‑ Двести пятьдесят человек.

‑ Нет. Это чуть не половина полка. Нет, по пятьдесят вёрст не осилят.

‑ У меня все одвуконь и кони не лошадки заморённые, а откормленные и обученные. Кроме того провиант везём на санях парой запряжённых. И самое главное, выделено два десятка, которые едут чуть впереди и разбивают лагерь для остальных, палатки ставят и еду в полевых кухнях готовят ещё в пути.

‑ Что ставят, где готовят? Ты, Петруша, эти свои немецкие слова поясняй. Вот ведь нахватался от этих басурман. Вроде бы по‑русски говоришь, а ничего не понятно.

‑ Палатки ‑ это шатры такие из специальной ткани, пропитанной соком одуванчика. Они становятся непродуваемые и непромокаемые.

‑ Да, ну? Опять немцы придумали.

‑ Немцы, ‑ согласился Пётр, ‑ А "полевая кухня" ‑ это такая печь с котлом медным, установленная на большие сани. Печь можно топить прямо на ходу и, когда войско прибывает на привал, еда уже готова. Не надо каждому свой костёр разводить, поел горячей каши с мясом, отдохнул, коней накормил, напоил и снова в путь. Так по пятьдесят вёрст и получается.

‑ И что войско от Москвы до Новгорода за десять дней дойдёт?

‑ Конечно, дойдёт. И при этом не будет ни больных, ни отставших. С войском едут в специальных санях два доктора с запасом бинтов и трав лекарственных. Если, кто простынет или другая хворь приключится, то есть специальный крытый возок для них. Скорость при этом не снижается.

‑ Поглядеть бы на это. На словах лепо, а как на самом деле.

‑ Вот для этого я поход и затеял.

‑ Ладно, езжай, благословляю. Только на обратном пути нас‑то не застанешь. Мы с Прасковьей Варфоломеевной через седмицу назад в Новгород Великий уедем. Как же Машенька одна тут останется?

‑ Отец, может, оставишь Фёдора и Ивана. Я их к себе в Вершилово заберу, пойдут в школу и воинскому искусству у моих сотников и воевод поучатся. Фёдор уже в тех же годах, что я был, когда меня Государь в Вершилово отправил, а я спытал его вчера на саблях. Слаб и не умеет ничего.

‑ Ишь ты, спытал он. Видел я, что за побоище вы со стрельцом устроили у Колтовского. Кто же тебя так драться научил?

‑ Лях у меня воеводой, зовут пан Янек Заброжский. Только теперь он русский дворянин, Государь ему деревеньку пожаловал за обучение в Вершилово стрельцов и рейтар немецких воинской науке.

‑ Так у тебя и рейтары есть?

‑ Полная сотня, вся тоже одвуконь и одоспешена в толедскую броню.

‑ Сотня? Где же ты взял столько? ‑ Пожарский старший недоверчиво покачал головою.

‑ Я хитрость придумал. Ко мне из Европы приезжают художники и учёные с семьями, я им говорю, чтобы они в сопровождение рейтар набирали получше и подороже которые, а уже в Вершилово я их уговариваю мне послужить пять лет за десять рублей в год.

‑ И, правда, хитрость, ‑ Дмитрий Михайлович уважительно посмотрел на сына, ‑ Нужно с матерью посоветоваться насчёт Феди, а Иван мал ещё, только семь годков стукнуло.

‑ У меня все дети в Вершилово с семи лет в школу идут и их учат лучшие учёные Европы. Самое лучшее образование в мире сейчас дают с Вершилово. Дети, которые сейчас учатся в третьем классе, уже тремя иностранными языками владеют.

‑ Так ты всё время в разъездах, кто же за дитём присмотрит? ‑ не сдавался князь.

‑ Верно, летом опять на Урал поеду, Федю с собою возьму, а Иван с Машей останется. Слушай, батя, а что если тебе воеводой не в Великом, а в Нижнем Новгороде быть. Поменяетесь с князем Прониным. Тогда и сестры в Вершилово могут в школу пойти, ‑ осенило Петра.

‑ Хм, подумать надо. Только я думал после Новгорода в Москве обосноваться, ‑ не нравилась князю эта идея сына.

‑ Что здесь в Москве делать, сплошные склоки боярские. Всё решают, кто знатней, вместо того как Руси больше пользы принести. Таких как ты, раз‑два и обчёлся. Я думаю, что царевну Марию Хлопову не иначе Салтыковы отравили. Ей просто повезло, здоровье хорошее, а отравители не опытные. Боюсь, Машу здесь оставлять, тоже ведь попытаются отравить. Чай стать княгиней Пожарской сейчас выгодней чем царицей, как же, у её мужа денег несчитанно, ‑ Пётр скрипнул зубами.

‑ Ты, полегче, Петруша. Салтыковы сила, ‑ даже оглянулся князь, ‑ Это тебе не Колтовский.

‑ Хочешь, я с царём поговорю о твоём переводе в Нижний Новгород, ‑ не сдавался сын.

‑ Разговаривать я и сам умею. Хорошо, будь, по‑твоему, посоветуюсь я с Прасковьей Варфоломеевной, ‑ неожиданно сдался Пожарский, ‑ А Машеньку давай со стрельцами в Вершилово после твоего отъезда я отправлю. И впрямь дома ей лучше будет.

Оп‑па. Там ведь три турчанки с детьми, а дворец ещё не достроен. Хотя. Напишу письмо Крчмару, пусть терем срубят ещё один в "Рублёвке". Так теперь называется место, где интеллигенция в Вершилово живёт, но не от слова "рубль", а от слова "Рубенс". Он там аксакал.

Решения матери Пётр не дождался. Пора на войну.

Событие восемьдесят пятое

От Новгорода Великого до крепости Ям, которая потом станет Ямбургом, а ещё позднее Кингисеппом в честь какого‑то революционера, меньше двухсот вёрст. До Луги доехали за два дня. Лошади и люди немного отдохнули в Новгороде, пока два дня дожидались припозднившегося князя с десятком Бебезяка. В Луге всем сказали, что идём на Псков, а оттуда домой. На самом деле тронулись по дороге на Нарву. Но до Нарвы не доехали. В одном из последних сёл на русской земле нашли охотника, который за пять рублей согласился провести лесными дорогами до Яма. Но увидев большие возы и полевые кухни, охотник передумал и повёл отряд прямо по льду замёрзшей реки Луга. И только подойдя к крепости на расстояние в десять вёрст, свернул в лес. Здесь на небольшом холме расположилась село Большая Пустомержа. Оно в основном и снабжало продуктами шведский гарнизон крепости Ям. Чуть к северу была ещё деревенька Алексеевка и к северо‑востоку, тоже не далеко село Ополье. В Алексеевке было десять дворов в Ополье двенадцать, а в самом Пустомержье насчитывалось дворов двадцать. Поселения эти были как бы ничьи. Они обязаны были снабжать гарнизон крепости всем необходимым по определённому списку. Но шведы грабили крестьян и по списку и без него. Деревеньки пустели, люди пытались, отчаявшись, сбежать на Русь. Чаще всего шведы догоняли на конях беглецов и выпоров отправляли домой ещё и ограбив для острастки.