Внедрение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич - Страница 33

– Наш знакомый Василий рекомендует поступать по направлению культуры, – начала мама, – дедушка Егор дал ваш телефон.

– Конечно, – Вера Абрамовна понимающе смотрит, – а мы сейчас и послушаем девочку. Вы тут посидите, чтоб она не стеснялась. А мы сходим. Это недолго.

Мама осталась в кабинете. Ей вручили какой-то журнал, чтобы не скучала. Мы шли длинными коридорами. В конце одного из них оказался кабинет с пианино.

– Садись, Маша.

– Да я не умею ни петь, ни играть.

– А я и не предлагаю, – засмеялась Вера Абрамовна, – поговорим. Егор Тимофеевич про тебя рассказал. Поэтому послушать, не в смысле музыкальных талантов, а твою историю. Про меня он что сказал?

– Что вы большой специалист по пению.

– Хитрец. Специалисты бывают по вокалу. Я – Мастер Песни.

– Красиво поете?

– И это тоже. Мой мир, это слова, звуки и ритмы. И все что с ними связано. Но ведущие – слова.

– Я как-то использовала в лечении слова. Когда подобрались нужные переливы, все получилось.

– Каждый человек имеет разные возможности. Но что-то получается лучше. Ты, говорят, начертания делаешь?

– Мне так легче. Весь мой мир – знаки и образы.

– А что больше нравится, описать весь мир текстом или нарисовать?

– Нарисовать. Описать тоже можно, но если вы про суть вещей, то лучше ее нарисовать. Она отличается от формы предметов.

– Так я и поняла. А мне проще выразить эту суть музыкой, пением.

– Я слышала звук цветов, только еле-еле.

– Ну вот, ты знаешь, о чем речь. Таких, как ты, называют проснувшимися. Можно проснуться в любом возрасте. Будешь приходить ко мне, я помогу освоиться.

– А направление культуры?

– Зачем? Я бы отправила тебя в художественное училище.

– Но я не готовилась. Там надо школу художественную заканчивать, и экзамены еще.

– У меня есть там знакомые. С поступлением проблем не будет. Это же не институт.

– А знаете, мне очень хочется туда поступить. Прямо свербит.

– Чувствуешь, что надо.

– Но меня все отправляли в медицину.

– Если бы ты была Мастером Глины, то и я отправила бы. А лечить можешь и ты, и я. Каждый по-своему. Так что никуда целительство от тебя не денется.

Я рассказала про Катю, про приключения в поезде.

– Там темные, а мы кто? И как объединяемся?

– Там не все темные. Там заблудшие. Все люди здесь «на спецзадании». Но условия таковы, что смысл своего появления надо понять. Многие и не пытаются. Обустраиваются, словно навсегда, набирают денег, домов, машин, славы, будто это и есть цель. Пришло время уходить, а с собой ничего и не заберешь, – она смеется, – а некоторые мечтают остаться на подольше, и даже навечно.

– А кто темные, которые не все?

– Те, кто не люди. Есть и такие. У них ауры нет.

– Но есть те, кто им служит.

– По контракту. Взамен материальных благ. Там тоже свои Мастера. Но это все же люди. Только они идут против своей цели. И на определенном этапе приходит понимание этого. И тогда их убирают.

– Нас тоже убирают?

– Любого, кто достигает определенного уровня. Если не спрятался. Не зависимо от эпохи, строя и страны. Только называется по-разному. Где-то католическая инквизиция, хотя это просто прикрытие. Если составить карту сожжений, то подавляющее количество придется на протестантские страны. А где-то – репрессии.

– То есть, сжигали не ведьм?

– А тебя как назвали бы в средние века? – опять смеется Вера Абрамовна, – рано или поздно донесли и сожгли бы. Даже за найденные несколько листков из травника хватали. И это в России, уже при Петре. А в Европе что творилось.

– Но я же не ведьма!

– А настоящих колдунов и ведьм никто и не трогает. И не трогал. Это только в баснях религиозных их пытали да сжигали. Как ты думаешь, ведьма, не ограниченная моралью в средствах, даст себя просто захватить? Ты ее попробуй найди еще. Да и те, кто сжигал, на одной стороне с ними.

– А зачем же пытали, если не ведьмы? На себя чего хочешь, наговорят.

– У темных все по справедливости, все по понятиям. На западе это называется юридизм. Да и никто законы бытия обойти не может. Поэтому сказанное слово просто так не остается. Всегда будут невидимые свидетели, которые все запишут, а потом, когда смогут – предъявят. И когда во время пытки получают ложное признание, расчет именно на это. Пытали. Сказала, что ведьма, что дьяволу поклоняешься – все. Словесно отреклась от Творца и согласилась с работой на темных. Особенно, если кого-нибудь сдашь. Но все равно убьют. Причем побыстрей. Сожгут или расстреляют, дело техники. Потому что, если отпустить, смысл теряется. Человек должен умереть с такой словесной формулой. Как предатель. Темные предпочитают сжигать. Жертвы обычно сжигают. Древние культы никуда не делись. Наоборот, захватили власть. Но об этом мы поговорим позже. Надо идти. Мама будет волноваться.

– И что мне делать?

– Жить, учиться, тренироваться, помогать людям.

– В художественное училище?

– Туда. По крайней мере, будешь под присмотром.

– А к вам когда?

Мы вернулись в кабинет. Мама увлеченно читала какую-то статью.

– Ой, ну как, послушали? – оторвалась она от страницы.

– Мама, я поступаю в художественное училище.

– Неожиданно. А пение?

– Это к дяде Васе. Но я буду заниматься с Верой Абрамовной для всестороннего развития искусства.

– Спасибо вам. Она же не рисовала, как поступит? – спросила ее мама.

– Не беспокойтесь. Было бы желание. Вы устроились?

– Да, дают квартиру. Правда, ремонту там ужас, бывшая коммуналка. Но вся наша. Потолки высокие. Работа рядом. А училище это где?

– Я вам сейчас напишу адрес, телефон и к кому подойти. И сама позвоню. Вы, пока здесь, поезжайте, познакомитесь, все обговорите. Если возникнут вопросы, сразу звоните или приезжайте, не стесняйтесь.

Квартиру пошли смотреть на следующий день. Сначала зашли в ЖЭК за ключами. Дом двухэтажный, в этом же дворе. Важная тетя сказала, что это временно. Дадут однушку в строящемся панельном доме. Или эту оставят, если договоримся. Аккуратно спросила, кем нам приходится Дмитрий Семенович и его супруга. «Это наши близкие», – ответила я. Тетя заулыбалась.

Квартира выходит окнами на винный магазин через дорогу. Под окнами машины ездили редко. Зато во дворе пьяные компании, наверняка, сидят постоянно. Уж очень место удобное.

– Мама, все же лучше однушку на проспекте. Пусть и на девятом этаже. Ты здесь не век работать будешь. Через год закончишь, распределят куда-нибудь в школу.

Мы созвонились по телефону, выданному Верой Абрамовной. Нас ждут после обеда. В местном кафе «Восток» меню не баловало. Я взяла жаренный хек скартофельным пюре, пирожок с яблоком и компот. Мама – рассольник, куриную котлету с макаронами, компот и тоже пирожок. Обошлось дешево, полтора рубля на двоих. Поев, мы пошли в местный парк. Меня порадовала дорожка вокруг большущего пруда, по которой можно бегать. Да и сам парк выглядел привлекательно.

– Мама, в парке соревнования проводятся. Смотри, дорожка размечена.

Со стороны отозвался бодрый пенсионер:

– Извините за вмешательство, местные называют это березовой рощей. Хоть и растет в ней еще и несколько огромных тополей. И действительно, здесь и соревнования бывают и физкультура у детей. Видите здание? – он указал на двухэтажный корпус, – это спорткомплекс. А когда пруд замерзает, катаются на коньках. Но мы называем его бассейн, потому, что через него речка протекает. А дорожка длиной ровно километр.

Мы поблагодарили словоохотливого дедушку. Пора ехать. Остановка рядом. Дождались автобуса. Через десять минут были на месте. Училище располагалось в одноэтажном деревянном бараке рядом с железнодорожным мостом через Московский проспект. У двери встретил сторож. На стенах висели рисунки и картины в рамках, на шкафах пылились чучела птиц и вазы. До нужного кабинета нас проводили. Хозяин его имел вид настоящего художника. Широкая плотная рубаха навыпуск, холщевые штаны, длинные волосы, собранные в узел, седая борода. Но вел он себя по-деловому. Мы показали аттестат. Получили список документов для поступления. Собрать его не сложно. Характеристики из школы у меня есть. Справку о здоровье мне раздобыл Дмитрий Семенович, фотографии мы сделали в этот же день. На следующий день, забрав фото, написали заявление.