Абсолютная Энциклопедия. Том 2 - Диксон Гордон Руперт - Страница 6

Привалившись к стене, Хэл закрыл глаза и постарался сосредоточиться на побеге, выбросив из головы все посторонние проблемы, и это ему почти удалось; лишь где-то в глубине сознания занозой продолжала сидеть мысль о собственном жалком физическом состоянии.

У Хэла возник вполне конкретный план. Открыв глаза, он встал с постели и сделал пару неуверенных шагов к центру комнаты. Какое-то время просто стоял там, представляя себе, как пара невидимых глаз неотступно следит за ним. Затем открыл рот и закричал – так громко, насколько позволяли ему охрипшее горло и надсаженные легкие, – и рухнул на пол камеры.

Хэл сделал вид, будто внезапно потерял сознание, но, падая, сумел расслабить мышцы, чтобы приземление на бетонный пол не было слишком болезненным. Лежа на полу абсолютно неподвижно, он проделал несколько аутогенных упражнений, которым научили его Уолтер и Малахия.

Прежде всего он замедлил дыхание, тогда пульс стал реже и кровяное давление упало. Это в свою очередь позволило осуществить более трудную задачу – понизить температуру тела. Таким образом потребности организма в кислороде сократились, что доставило заметное облегчение его измученным легким. К тому же это состояние позволяло без особого для себя вреда сохранять неподвижность достаточно долго – пока те, кто за ним наблюдают, решат, что с ним в самом деле что-то неладно и пошлют охранника проверить.

В итоге ему пришлось пролежать там, где он свалился, более трех часов. Лишь крохотная часть мозга продолжала вести отсчет времени, весь же организм погрузился в некое подобие транса, так что фактически его состояние и в самом деле мало отличалось от того, как это внешне должно было выглядеть. Когда же охранники наконец решили проверить, что с ним случилось, Хэл уже весьма смутно воспринимал происходящее. Их голоса доносились до него как будто из другой комнаты. После непродолжительной дискуссии по одному из встроенных в стены камеры микрофонов было решено отправить его в госпиталь.

Правда, охранников раздирали сомнения: с одной стороны, в отсутствие Барбеджа его подчиненные боялись вызвать неудовольствие своего капитана, с другой стороны – какова будет реакция Блейза, если с пленником что-то случится. В конце концов – на что и рассчитывал Хэл – страх нарушить указание Блейза оказался сильнее и у них не осталось иного выбора, кроме как можно скорее доставить своего подопечного к врачам.

Похоже, существовала и другая причина их нерешительности, связанная с какими-то факторами вне стен этого здания, но о том, что это могло быть, Хэл не имел ни малейшего представления. Наконец он почувствовал, как его подняли, положили на носилки, затем вынесли из камеры, переложили на мототележку и укутали целым ворохом одеял. Через некоторое время мототележка, миновав несколько коридоров и высокие ворота, остановилась; кожи Хэла коснулось дыхание холодного влажного воздуха. Его снова переложили на носилки, затем внесли в какой-то автомобиль и закрепили носилки на специальных кронштейнах на боковой стенке кузова.

Дверь с металлическим лязгом захлопнулась. В следующее мгновение ожили воздухонагнетатели и машина тронулась с места.

Находящееся в глубоком трансе тело ни за что не хотело подчиняться его попыткам выйти из полубессознательного состояния, в которое он сам себя погрузил. Оно притупило боль и страдания последних нескольких дней, и ему не хотелось расставаться с этим чувством относительного комфорта.

И только мысль о построенной им структуре понимания и ее значении помогла ему вырваться из оцепенения. Правда, у Хэла не было намерения возвращаться в нормальное состояние слишком быстро на тот случай, если он попадет в руки опытного медика до того, как успеет воспользоваться своей временной свободой. Его вполне могли в любой момент развернуть и отправить обратно в камеру.

С другой стороны, если представится возможность для побега, ему следовало быть готовым к активным действиям. Поэтому Хэл восстановил свое физическое состояние до той стадии, когда в случае необходимости смог бы встать и идти. Тем не менее его пульс не должен превышать сорока ударов в минуту, а давление оставаться на уровне девяноста.

Как бы там ни было, но теперь он снова мог нормально воспринимать происходящее, хотя эмоциональные реакции оставались несколько заторможенными. Очевидно, Хэл находился один в военном санитарном автобусе, способном перевозить не менее дюжины носилок, которые тремя рядами закреплялись на боковых стенках. Впереди на одноместных сиденьях перед приборной доской сидели два милиционера.

Вдоль каждого борта, там, где крепились носилки, тянулся ряд застекленных окошек. Верхний край одного из них был сейчас как раз на уровне плеча Хэла – его носилки находились в самом верхнем ряду. Лежа на спине и слегка повернув голову, он мог хорошо видеть улицы, по которым они проезжали. Несмотря на то что по его расчетам только что миновал полдень, на улицах он не заметил ни единой души; двери небольших магазинчиков, мимо которых они проезжали, были наглухо заперты, окна витрин закрыты шторами.

Погода стояла пасмурная и сырая. Мостовые, пешеходные дорожки и фасады домов влажно блестели. Когда автобус проезжал перекресток, вдали между домами мелькнул клочок неба, сплошь затянутого тяжелыми серыми облаками. Один раз Хэл все же увидел пешехода – тот резко обернулся на звук приближающегося санитарного автобуса и тут же нырнул в узкий проход между двумя магазинчиками.

В кабине повисла какая-то напряженность. Органы чувств Хэла уже работали в полную силу, его чуткий нос ощутил в спертом воздухе автобуса едва различимый резкий запах пота человека, оказавшегося в стрессовой ситуации. К тому же автобус двигался как-то странно: они проезжали по прямой несколько кварталов, потом без видимых причин останавливались на каком-нибудь перекрестке, резко сворачивали и ехали еще несколько кварталов вправо или влево, а затем возвращались на прежнее направление.

По мере того как они продвигались вперед, движение становилось все медленнее; казалось, водитель сбился с пути. Зато пешеходы стали попадаться чаще и чаще. Тело Хэла медленно возвращалось к жизни, и он наконец почувствовал уверенность в том, что по крайней мере способен подняться и даже пройти несколько шагов. Лежа под одеялами, он сжимал и разжимал кулаки, сгибал руки и ноги, пожимал плечами и делал множество других мелких движений, стараясь не привлекать внимания сидящих впереди милиционеров.

Он был полностью поглощен упражнениями, когда автобус резко затормозил.

Хэл прекратил занятия и посмотрел в ближайшее окошко.

Они находились в центре большой городской площади, быстро заполнявшейся народом, который все продолжал прибывать из выходящих на нее боковых улиц. Взгляды людей, окруживших автобус, нельзя было назвать дружелюбными. Хэл вытянул шею, чтобы увидеть как можно больше. Менее чем в тридцати метрах перед ними, блокированная сейчас сплошной стеной из человеческих спин, начиналась улица, куда они, очевидно, направлялись. Водитель надеялся, что успеет проскочить туда, но просчитался и был вынужден остановиться на полпути.

Попытка пробиться силой стала бы равносильной самоубийству, принимая во внимание мрачный блеск в глазах стоящих вокруг людей. Издав звук, похожий одновременно на шумный выдох и ворчание, водитель совсем выключил нагнетатели и опустил автобус на мостовую. Сидящий рядом с ним милиционер что-то пробормотал в переговорное устройство.

– Оставайтесь на месте! – ответил из динамика резкий голос. – Ничего не предпринимайте и постарайтесь не привлекать к себе внимания. Делайте вид, что вам все это нравится.

В санитарном автобусе снова стало тихо. Оба милиционера сидели, изображая увлекательную беседу и стараясь не замечать угрюмые лица. Взглянув еще раз в расположенное рядом окошко, Хэл заинтересовался тем, что происходит на центральной части площади, где толпа была наиболее плотной.

Люди теснились вокруг постамента с установленным на нем крестом из коричневатого гранита, достигающего по меньшей мере высоты третьего этажа. Хэлу сквозь мутное от влаги стекло окошка представлялось, что верхняя часть этого креста парит в вышине над толпой, упираясь своим концом в серые облака. Как раз в этот момент под аплодисменты с постамента спускался человек в деловом костюме, только что закончивший речь.