Абсолютная Энциклопедия. Том 2 - Диксон Гордон Руперт - Страница 58

Подбежав ближе и не услышав со двора никакого шума, он замедлил шаг. По его расчетам, боевики еще не могли погрузиться в машины и уехать. Он двигался быстро и бесшумно, пока не достиг стены, отделяющей двор от улицы. Оставив без внимания ворота, он забрался на стену, цепляясь пальцами за трещины в том месте, где она примыкала к самому зданию, и спрыгнул во двор.

Грузовики все еще были там, они стояли совсем близко от него, загораживая ему обзор большей части двора. Он вытащил энергетический пистолет и, держа его в руке перед собой, стал осторожно обходить ближайший к нему грузовик… и с облегчением вздохнул.

Боевики еще готовились к отъезду. Возможно, вид Рух настолько потряс их, как это было и с ним, что они не смогли погрузиться раньше. Они старались двигаться как можно тише, общаясь друг с другом по большей части жестами.

Рух как раз подносили к задней двери ближайшего к нему грузовика. Не обращая внимания на изумление членов команды, для которых он появился словно бы из воздуха, он приблизился к носилкам, на которых она лежала.

Державшие носилки замешкались, не зная, как передать их тем, кто стоял в грузовике, задний борт которого был высоко поднят. Рух тоже смотрела на него. Наверное, медсестра, бывшая в команде второго состава, ожидавшей их во дворе, уже дала ей лекарства, стремясь облегчить ее страдания и подкрепить силы; сейчас ее глаза были раскрыты, а голос, хотя все еще очень тихий, звучал гораздо тверже, чем тогда в камере тюремного сектора.

– Спасибо тебе, Хэл, – прошептала она. На какое-то время бушевавшая в нем холодная ярость отпустила его.

– Благодари других, – сказал он. – У меня на это были корыстные мотивы; остальные же просто хотели вытащить тебя.

Она заморгала. Глаза ее увлажнились. Ему показалось, что она хочет еще что-то сказать ему, но на это у нее уже нет сил. Тогда он заговорил сам.

– Лежи спокойно, – прохрипел он осипшим вдруг голосом. – Я заберу тебя отсюда на Мару. Там экзоты живо починят тебе тело и душу, будешь как новенькая.

– Только тело… – прошептала она. – Душа всегда со мной…

Хэл почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Он обернулся и увидел позади себя Аталию, лицо ее было искажено гневом. Он позволил ей отвести себя в сторону, чтобы их не услышала Рух.

– Ты ничего не говорил нам о своем намерении увезти ее с этой планеты! – свирепо прошептала она ему в ухо.

– Если бы я сказал это, разве стали бы вы рисковать своими жизнями, чтобы освободить ее? – ответил он. – Я говорил вам, что как бы ни ценили ее здесь, на Гармонии, ее жизнь гораздо важнее для всей расы в целом. Теперь, когда ее освободили, не кажется ли тебе, что самым разумным и безопасным для нее, равно как и для любого другого, кто попытается спрятать ее, будет покинуть эту планету?

– И все же ты не друг, – произнесла она с горечью.

– Ответь себе на этот вопрос через год, – отозвался Хэл. – В любом случае, вывезти ее с Гармонии мы сможем только через посольство экзотов, никому из вас не удастся этого сделать. А как только станет известно, что ее на планете нет, милиция оставит вас в покое.

– Ладно, – нехотя согласилась Аталия. Но взгляд, которым она проводила его, все еще оставался свирепым.

Приподняв носилки с одного края, чтобы было удобнее взяться за них тем, кто находился в кузове, боевики начали было погружать их в грузовик. Но затем передумали, решив, в конце концов, что будет все же разумнее опустить задний борт грузовика. И тут со стороны входа в кухонный блок, как гром среди ясного неба, неожиданно прогремело:

– Итак! У нашей мерзкой блудницы нашлись друзья, готовые на все, лишь бы уберечь ее от Божьего суда? – жестко и торжествующе прозвучало в тишине двора.

Все обернулись. У входа на кухню тонкий, как палка, в своей облегающей черной форме полковника милиции, стоял Эмит Барбедж. Он был один. Энергетическое ружье в его руках держало под прицелом всех находившихся во дворе; и даже не глядя вокруг, Хэл знал, что у одного из них, как и у него самого, не было в руках оружия.

– Несите ее обратно, – грубо приказал Барбедж. – Живо!

При этих его словах Хэла вновь охватила холодная ярость; и оттуда же из глубин его души пришло и знание, что нужно делать.

Тишину двора разорвал дикий бессмысленный крик, вырвавшийся из его горла. Он исторгался не только из легких, он рвался из каждого нерва, из каждого мускула его естества, это был самый мощный крик, на который только было способно его тело. Эта лавина звука, направленная исключительно против одного Барбеджа, обрушилась на тощего бледнолицего полковника, словно дубина. На какое-то мгновение Барбедж, казалось, остолбенел от этого крика, и в ту же секунду Хэл, отпрыгнув в сторону, оказался вне зоны поражения из ружья Барбеджа, выхватил свой пистолет и выстрелил.

Само решение и действия были правильными. Но его тело не подвергалось с детства безжалостным тренировкам, и от него не требовалось постоянно поддерживать себя в безукоризненной физической форме. Занятия с Малахией в раннем детстве и последняя пара лет самостоятельной тренировки на Энциклопедии не могли дать его телу того, чем оно обладало бы, будь он рожден и воспитан на Дорсае. Выпущенный из его оружия энергетический заряд попал не в Барбеджа, в которого он целился, а в ружье, выбив его из руки офицера. Оно оказалось на бетонных плитах двора; кончик его дула тускло светился красным светом.

И Барбедж, в отличие от Хэла, который оказался не на высоте, Барбедж превзошел самого себя. Несомненно, он был дважды выбит из колеи, сначала этим безумным криком, а потом потерей оружия, но он пришел в себя прежде, чем Хэлу удалось полностью восстановить свое равновесие. Безоружный он бросился к грузовику, возле которого стояли носилки Рух.

Хэлу никак не удавалось поймать его на мушку, слишком много людей было между ними. И, отбросив в сторону свой пистолет, он рванулся вперед наперехват Барбеджу, достав его как раз в тот момент, когда тот достиг заднего борта грузовика. Ухватив за пояс и за плечо яростно сопротивляющееся тело, Хэл поднял его высоко в воздух. Он сделал это так легко, словно поднял над собой одетое в мужскую одежду и набитое соломой чучело.

– Нет! – произнесла Рух.

Звук ее голоса был вряд ли сильнее, чем раньше, минуту назад, когда он с ней разговаривал; но Хэл услышал этот шепот и остановился. Ярость сжимала его своей ледяной рукой.

– Почему? – спросил он. Барбедж, которого он все еще держал над головой, замер, понимая, что в любую минуту может запросто окончить жизнь на плитах двора.

– Ты не можешь причинить ему вред, – сказала Рух. – Поставь его на землю.

Дрожь судорогой пробежала по всему его телу; но он продолжал держать Барбеджа в воздухе.

– Ради меня, Хэл, – услышал он ее голос, пробившийся сквозь сковывающую его ярость, – опусти его снова на землю.

Хэл выполнил просьбу Рух. Барбедж стоял, словно в ступоре, его окаменевшее лицо смотрело на Рух, а не на него.

– Его надо остановить, – пробормотал Хэл. – Еще давным-давно Джеймс Сын Божий говорил мне о том, что его надо остановить.

– Джеймс был слишком любим Господом, равно как и многими из нас, – сказала Рух. С большим усилием она приподнялась на носилках и заглянула Хэлу в лицо. – Но даже и святые не всегда правы. Я снова говорю тебе, ты не можешь навредить этому человеку. Он принадлежит к Избранным и слушает только себя и Господа. Ты думаешь, что, разбив его тело, сможешь наказать его за то, что он сделал со мной и с другими. Но его тело для него ничего не значит.

Хэл повернулся и пристально посмотрел на белое лицо над черным воротом мундира, которое не видело никого, кроме Рух.

– Что тогда? – услышал Хэл свой голос. – Что-то же должно быть сделано.

– Вот и сделай это, – сказала Рух. – Сделай то, что будет гораздо ужаснее, чем просто разрушить его смертную оболочку. Он не услышит своих товарищей. Оставь его Господу. Оставь его одного внимать гласу Божьему.

Хэл все еще внимательно следил за Барбеджем, ожидая, что тот вот-вот заговорит. Но, к его удивлению, Барбедж молчал. И не двигался. Он просто стоял и смотрел на Рух, которая снова опустилась на носилки.