Далекие горнисты
(Повести и рассказы) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 25

Катер зашел с кормы и начал поливать надстройки на юте. И тут же, как спичка, вспыхнул бушприт…

Последняя глава, в которой ничего не кончается

Потом наступила осень.

Буксир увел обгоревший корпус баркентины.

Остался торчать на причале столб с оборванными проводами — тот, что поставил когда-то Рудик. Рыбаки с траулера «Вихрь» подняли со дна и положили к столбу якорь баркентины, который сорвался во время пожара.

Мальчик синим карандашом написал на столбе название.

Мартыныч уехал в деревню. На прощанье он сказал Мальчику:

— Не успел я найти тебе подарок. Но найду еще. Это точно.

Рудик поступил помощником на танкер.

Задувал норд-вест и приносил пасмурные облака. Трава на причале прижималась к земле, а река делалась серой.

Мальчик продолжал ходить на дамбу. Он был теперь в школьной форме, такой же серой, как вода и небо.

Чип вылезал из воды озябший и невеселый.

Однажды он сказал:

— Все. Пора устраиваться до весны. Ох как скучно спать всю зиму. Хоть бы сны были интер-ресные.

Мальчик молчал. Что он мог сказать?

— Весной обязательно приходи, — сказал Чип.

— Конечно!

— Ну, пр-рощай…

«Почему только в сказках бывают чудеса? — думал Мальчик. — Только в сказках лягушки превращаются в принцесс и принцев? Вот если бы по правде так!»

И не надо никакого принца. Пусть бы превратился Чип в обыкновенного мальчишку. Ведь у него и характер мальчишечий, и кровь горячая, и мысли человеческие.

Один раз Мальчику даже приснилось такое чудо. Чип с размаху выпрыгнул из воды на дамбу и вдруг вспыхнул, будто кучка зеленого пороха. А из облачка белого дыма появился босоногий худенький мальчишка с капельками в волосах и желтым лепестком кувшинки, прилипшим к щеке. В ярко-зеленых шортах и рубашке салатного цвета. У него было круглое лицо с большим веселым ртом и темные озорные глаза.

— Пр-равда, я похож? — спросил он знакомым голосом и засмеялся. На подбородке у него дрожала маленькая капля.

И так все было отчетливо — эта капля, длинная нитка водоросли, прицепившаяся к пуговице рубашки, и солнечные точки в глазах Чипа, что Мальчик и подумать не мог, будто это сон.

А когда проснулся, чуть не заплакал от досады. И тут же решил: надо что-то делать.

Но что? Так просто это не придумаешь.

Нужна была помощь.

И пока Чип в своей «квар-ртире» смотрел сны про коралловые острова и пальмы, Мальчик писал письма.

Он написал в Академию наук доктору Великанову, потом знакомому путешественнику-биологу Дворкину, который однажды выступал у них в пионерском лагере, и знаменитым писателям-фантастам братьям Саргацким.

И во всех письмах Мальчик спрашивал: нельзя ли маленького, но смелого и умного лягушонка (к тому же говорящего) превратить в обыкновенного мальчишку.

Биолог Дворкин ответил, что никогда о таких вещах не слышал. Из Академии наук пришел солидный пакет с большими печатями. Секретарь доктора Великанова сообщил, что интересующая Мальчика проблема сейчас как раз усиленно изучается, и вопрос, возможно, будет решен в первом квартале будущего года.

Братья Саргацкие прислали подробное письмо. Они утверждали, что задача не такая уж сложная. «В конце концов, — говорилось в их ответе, — встречаются ведь иногда существа, очень похожие на настоящих людей, а на самом деле они — большие глупые лягушки с холодной кровью. Кто-то их превратил. Почему же нельзя превратить в мальчика лягушонка, у которого смелое мальчишечье сердце? Нужно только знать соответствующее заклинание и вычислить вектор М-поля по формуле профессора Эжена дю Плодока».

Заклинание Мальчик знал. Это была все та же звездная считалка. А вектор он собирался вычислить в математическом кружке, в который специально записался.

Оставалось только дождаться весны, когда проснется Чип.

Но в декабре случилось Неожиданное Событие.

Декабрь был снежный и теплый. Река не замерзла. Лишь изредка черная зимняя вода покрывалась игольчатым ледком, но его быстро ломали большие корабли.

Белые мохнатые шапки лежали на головах каменных львов, охранявших старую крепость, на подстриженных кустах и причальных тумбах. А на тротуарах там и тут попадались под ногами еловые веточки. Это означало, что скоро Новый Год.

В один из таких дней Мальчик вернулся из школы и нашел в ящике для газет почтовое извещение. Вот какой там был адрес:

Мальчик бросил в угол портфель и побежал на почту.

Разумеется, он волновался. Никогда он не получал таких важных почтовых извещений. Даже обычные письма ему приходили всего два раза: писала их девочка, с которой он подружился в пионерском лагере. Два раза написала, а потом перестала.

На почте пахло сургучом и мандаринами. Строгая женщина в блестящих очках взяла у Мальчика извещение и долго его рассматривала.

— Странно, — произнесла она. — Почему здесь нет имени?

— Я не знаю, — обеспокоенно сказал Мальчик. — Но эта посылка именно мне. Честное слово!

— Сомнительно, — сухо возразила женщина. — Мало ли мальчиков увлекаются парусами.

— Одно дело увлекаться, а другое дело — знать, — сказал Мальчик слегка обиженно. — Не каждый ведь знает, что такое летучий кливер, крюс-брамсель или грот-брам-стеньги-таксель…

Но тут же он испугался, что его сочтут хвастуном, и добавил почти виновато:

— А кроме того, в нашем доме, кроме меня, все равно нет никаких мальчиков.

— Тогда другое дело, — сказала женщина. — Распишись вот здесь.

А потом она дала Мальчику ящичек, обшитый серой парусиной.

В ящичке что-то постукивало. Словно кто-то маленький и живой хотел выбраться на волю, но не решался поднимать большой шум.

Мальчик шагал домой по набережной. Он шел быстро, но еще быстрей вырастало его любопытство. И он не выдержал. Смахнул с причальной тумбы снеговую шапку, сел и стал разламывать ногтями сургучные печати.

Потом вспомнил про ножик.

Этот ножик ему подарила та самая девочка, которая потом писала письма. Острым лезвием распорол Мальчик материю и оторвал фанерную крышку.

В ящике было что-то непонятное, завернутое в газету. А сверху лежало письмо…

Из переулков и густых скверов уже ползли к реке сизые сумерки, но здесь, на берегу, светил фонарь. Мальчик разорвал конверт и развернул лист. Письмо было от Мартыныча. Крупными аккуратными буквами старик писал про свою нынешнюю нехитрую жизнь. Писал, что живет в деревне, где над острыми крышами поднимается, как синие свечки, теплый дым, а во дворах спят под снежными шубами перевернутые рыбачьи баркасы. Рассказывал, что мастерит соседским ребятишкам ветряные мельницы и кораблики.

«…А самый лучший кораблик я сделал для тебя, Мальчик. Паруса я смастерил из тонкой блестящей жести. Мне принесли ее ребята, они делали из этой жести красивые фонарики и цепи для школьной елки. А корпус я выстругал из куска шпангоута нашей баркентины. Ты ее помнишь?..»

Пошел снег. Маленькие быстрые хлопья. Их тени пролетали по письму. Мальчик читал:

«Ты обрадуешь старика, если напишешь хотя бы маленькое письмо. Но, может быть, ты и не напишешь. Я не сержусь. Ведь у мальчиков так много дел, что бывает совсем не до писем. Главное то, что ты есть на свете. Я вспоминаю тебя, и мне хорошо. Живи, смейся и никогда ничего не бойся…»

Мальчик вынул сверток и сорвал газету.

Кораблик был — как сказка. Крутобокий, легкий, с узорами на высокой коричневой корме, с выпуклыми сверкающими парусами. Он оказался размером с голубя и был похож на птицу.

В общем-то все парусники похожи на птиц. Но этот был как настоящая живая птица, севшая Мальчику на ладонь.

— Здравствуй, — шепотом сказал ему Мальчик.

…Ящик и обрывки газеты он закинул в сугроб, письмо спрятал за пазуху, а кораблик так и понес в ладонях.