Я качаю свою детку - Фарджон Элеонор (Элинор) - Страница 2

- Конечно, старая миссис Кёфью отправится в Приют для престарелых, а Гризельда пойдет в служанки.

Но когда это им предложили, Прабабушка Кёфью закатила настоящий скандалец.

- Я не пойду в Приют для престарелых, - заявила она. - Мне каких-нибудь сто десять лет, и я еще для него не поспела. Я остаюсь здесь. Разве у меня нет Гриззи, чтобы присматривать за мной?

- А что вы будете делать, пока Гриззи в школе? - спросила ее миссис Гринтоп, которая пришла проведать, как с ними всё обстоит.

- Что буду делать? Я много чего буду делать. Я буду сидеть в саду и сидя буду полоть вокруг себя. И я буду смотреть, чтобы чайник не выкипел и кастрюля не убежала, я буду следить, чтобы котенок не влез в молоко, я буду щипать лучину и наводить порядок в буфете, я буду точить ножи и чистить картошку к ужину. А что? Как это, что я буду делать? Если я не могу ходить, это не значит, что я буду сложа руки сидеть.

- Но, миссис Кёфью, а вдруг вы заболеете?

- Почему я должна заболеть? Я в жизни никогда не болела и не собираюсь в этом возрасте начинать.

- Но, миссис Кёфью, а как же с платой за дом?

На это у миссис Кёфью ответа не находилось, и миссис Гринтоп продолжала настаивать:

- Вы увидите, вам будет лучше в Приюте для престарелых, а Гризельда будет часто к вам приходить навещать. Я заберу ее к себе, она будет помогать мне с детьми, а я научу ее всей кухонной премудрости.

- Она уже знает всю кухонную премудрость, - сказала прабабушка. - Она и парит, и варит, и чистит, и моет, как маленькая женщина. А я не пойду в Приют. Пусть туда идут такие лентяйки, как Эмили Дин, которая не хочет ничего делать, хотя ей не больше ста лет, уж если на то пошло. Некоторые наговорят больше, чем написано в Библии - а я остаюсь там, где я есть.

Миссис Гринтоп вздохнула и подумала, что бы еще сказать, чтобы смягчить удар, потому что была уверена, что старая миссис Кёфью не сможет остаться там, где она была. Она повернулась к Гризельде, которая сидела молчком со своим вязанием у камина, и спросила:

- А ты, что ты скажешь, Гризельда?

Гризельда вскочила, присела перед ней и сказала:

- Прошу вас, мэм, я могу обихаживать бабулю перед школой, а в полдень могу прибегать покормить ее обедом, а вечером я могу приходить к вам и помогать с ребятишками, а потом я могу покормить и уложить бабулю спать - как вы думаете, мистер Гринтоп разрешит бабуле остаться в доме? Я буду стараться изо всех сил, мэм. Я могу чистить кастрюли и заправлять лампы керосином, и чинить простыни, я могу штопать носки и пришивать пуговицы, и я бы с удовольствием купала малыша, с самым большим удовольствием, мэм.

- А кто же присмотрит за твоей бабушкой, когда ты будешь у меня? спросила миссис Гринтоп.

- Весь Переулок, мэм, - сказала Гризельда, которая знала доброту бедных соседей, как о ней даже понятия не имела жена сквайра.

- А где ты возьмешь два пенса, чтобы заплатить за школу?

- Я их тоже заработаю, мэм.

- А еда? Ведь вам же надо питаться, Гризельда.

- Мы держим курочек, и пчел, и садик, мэм. А хворосту в лесу сколько угодно.

- Но кто всем этим будет заниматься, Гризельда?

- Я могу обиходить курочек утром, до того, как начну обихаживать бабулю, а садик - вечером, после того, как ее уложу.

Гризельда казалась такой уверенной, что справится со всем этим, что миссис Гринтоп ничего не оставалось, как пробормотать:

- Хорошо, я поговорю с мужем.

Она действительно поговорила с мужем, и всё устроилось так, как и хотели Гризельда и ее прабабушка. Мистер Гринтоп уступал им дом с садом за то, чтобы Гризельда каждый день помогала им управляться с детьми. А два пенса за школу она зарабатывала, провожая в школу младших учеников, которые жили за милю и дальше от школы. Она взялась заходить за ними и отводить их в школу по утрам. С садом была бы беда, но тут в дело вмешался весь Переулок. Всем Переулком присматривали не только за бабушкой, пока не было Гризельды, но и за пчелами, и за цыплятами; всем Переулком снабжали ее семенами, один посадил, другой прополол, а третий собрал для нее хворост. Соседки обобрали для нее черную смородину и малину на варенье, и мозговой горошек. Со всего Переулка все время несли то одно, то другое из одежды. В общем, Гризельда и прабабушка справлялись, а поскольку они продолжали жить вместе, они были совершенно счастливы.

Когда ей уже было почти одиннадцать, Гризельда Кёфью заболела. Однажды утром она встала с постели, чувствуя, что ей страшно не по себе, но ничего не сказала об этом бабушке. Она разожгла огонь, поставила воду для чая, вышла во двор и покормила цыплят, поговорила с пчелами и набрала миску картофеля на обед. Потом вернулась в комнату, ошпарила чайник, заварила чай и поставила его на выступ в камине напариваться. После этого она подняла прабабушку, одела ее, причесала остатки ее тонких белоснежных волос и подала ей завтрак.

- Ты не хочешь ничего поесть, Гриззи? - спросила прабабушка, кроша хлеб в чашку.

Гризельда помотала головой, отхлебнула глоток горячего чая и почувствовала себя чуть получше. Прабабушка Кёфью не обратила особого внимания, потому что Гризельда часто говорила, что не хочет утром есть за завтраком, но обычно это было потому, что и одному-то было мало, не то что двоим. Перед тем, как уйти из дома, Гризельда усадила прабабушку на самом солнышке под окном, поставила перед ней кастрюлю с картошкой, миску воды и дала хороший острый ножик.

- Ты бы мне так помогла, бабуля, если бы почистила картошку, - сказала она.

- Почищу-почищу, - сказала Прабабушка Кёфью. - А когда Эбенезер Вильсон пойдет мимо, я его позову, и он поставит кастрюлю на огонь.

- Как хорошо ты мне помогаешь, - сказала Гризельда. - Я посажу к тебе Беллу, чтобы тебе не было скучно, и оставлю вам два мятных леденца, каждой по одному. Ты смотри, не отдавай Белле оба!

- Уж она такая жадная, она захочет оба, - сказала Прабабушка Кёфью, водя острыми глазками с Гризельды на Арабеллу. - Ты, может, оставишь три леденца, и она улыбнулась своей милой жадной улыбкой.

- Ей станет только плохо от них, - сказала Гризельда, и как же ей плохо было самой, но она храбро сдерживала дурноту. Она посадила Беллу на подоконник, но Белла тут же кувырнулась носом в колени.

- Сдается мне, ей уже плохо, - сказала Прабабушка Кёфью, начиная скоблить картошку. - На худой конец, съем-ка я леденцы сама, чтобы поберечь ей желудок.

Гризельда потянулась за книжкой, чтобы подложить Белле под спинку. У Прабабушки Кёфью было всего две книжки на свете: Библия, из которой Гризельда читала по воскресеньям, и еще одна, из которой она никогда не читала, потому что книга была старой-престарой, с диковинной печатью и плохим правописанием. Но она годилась на то, чтобы подложить под сломанную ножку стула или, как сейчас, сделать подпорку для Беллы. С книжкой за спиной Белла сидела на подоконнике, совсем как живая.

- Вот так-то лучше, - сказала Гризельда, чувствуя, что ее прабабушка не совсем одна, пока у нее есть Белла, с кем можно поговорить. - Прощаемся до обеда, бабуля.

Но простились они на более долгий срок. Когда Гризельда с трудом доплелась за милю, чтобы зайти за одним из младших учеников, то упала прямо на пороге его дома, где на нее и наткнулась мама малыша.

- Бог ты мой, Гризельда Кёфью, да ты же совсем больная! - воскликнула мама малыша. - Как пит дать, ты подхватила тиф!

У Гризельды действительно оказался тиф, и ее умчали в больницу, она не знала и не ведала, как. Она получила болезнь в тяжелой, еще и возвратной форме, и на поправку пошла не скоро. В первый же раз, как только у нее прояснилось в голове, она спросила:

- А как моя бабуля?

- Да ты не беспокойся за свою прабабушку, - сказала симпатичная сиделка, которая ухаживала за Гризельдой, - ее устроили, можешь не сомневаться.

Что и сделали - в конце концов Прабабушку Кёфью забрали в Приют для престарелых.

Через три месяца, когда Гризельду выписали из больницы, бледную, худую и коротко стриженую, миссис Гринтоп прислала за ней собственный экипаж. Гризельда едва справлялась с радостным смятением, когда лошади подвозили ее все ближе и ближе к деревне. Правды она не знала и надеялась, что через минуту-другую схватит свою бабулю в объятия. Велико же было разочарование, когда лошади проехали мимо ее Переулка и пустились дальше к каменным воротам усадьбы сквайра.