Птица Сирин и всадник на белом коне - Юдин Георгий Николаевич - Страница 18

Как исстари повелось, все ученики у него в избе одной семьей жили. И работа, и праздники, и печали — все общее. Всему сразу учились: мастерству, опыту житейскому и щедрости сердечной. Ведь злое сердце и мастерство злым сделать может.

Часто вместо учебы водил Егорий свою шумную артель «природу слушать». Зимой слушали таинственную белую тишину, дивились синим теням на сверкающем снегу, заснеженным веткам, похожим на цветущие вишни.

Весной слушали, как поднимается пар от нагретой земли, как порхают жаворонки над первыми темными проталинами, как шумят грачи на черных, будто нарисованных на ярком синем небе деревьях.

Летом нежно-голубыми озерами цветущего льна любовались, босиком в холодной, росистой траве ждали, когда Дева-заря по небу свою розовую фату раскинет. С восторгом и ужасом, как воробьи из-под стрехи, глядели с сеновала, как с грохотом раскалывается пополам грозовое небо, как распарывают его синие молнии и гаснут в мокрых, черных тучах. А после ливня, выскочив во двор, в глубокие сизые лужи, замирали, видя, как из середины реки в самое небо вставал широкий радужный мост, пронизанный золотыми солнечными лучами.

А осенью, когда утомленная земля надевала свой самый яркий наряд и роса на длинных паутинах горела драгоценным жемчугом, как на девичьем кокошнике, притихшие мальчишки понимали, что нет ничего краше родной земли…

Всякое было за эти годы. И голод, и страшный чумной мор, и пожары деревню стороной не обходили, и войны. Много дорогих людей в сырой уж земле лежат, у самого Егория волосы белым инеем запорошило, а не сгибают его беды. Пшеница перемолотая чистым хлебом становится, а человек в печали ум зрелый обретает. В трудное время всегда вспоминал любимую песню бабушки своей Акулины:

Потому не прибавилось у него черных да серых красок, а, наоборот, чем дольше жил, тем радостней и ярче они становились. И настал, наконец, день, когда решил он написать то, о чем мечтал всю жизнь.

А мечтал он написать Георгия Победоносца, того, что неустанно со злом бьется и, как бы велико оно ни было, всегда его одолевает.

Вот такого Георгия и написал на большой доске.

Летит бесстрашный витязь в золотых доспехах на тонконогом коне! Красный плащ на ветру полощется, в золотом щите солнце горит, а под копытами извивается пронзенный тонким копьем черный змей.

Вся Русь в нем — прекрасном, златокудром юноше. Это она, в развевающемся на ветру алом плаще, бесстрашно несется на белом коне времени, разя ползучее и всякое другое зло.

Все умение, какое Егорий по золотым крупицам всю жизнь собирал, засверкало в Георгии молодой, мощной силой.

— Ну, вот, — шепчет устало в седую бороду, — вроде не осрамился, а?

Вымыл старательно кисти, вышел из избы и побрел тихонько по опавшим листьям к лесу. И вдруг высоко, за белыми облаками, в синем небе, как тогда под Москвой, будто опять ручей зажурчал! Все ближе и ближе к нему удивительная музыка, а вот и сами певцы, белоснежные лебеди, из синевы появились. Медленно-медленно, как во сне, машут над ним огромными крыльями, а сами ни с места.

— Куда же теперь, голубушки, зовете?

И чувствует, что становится все легче, легче, плавно отрывается от земли и бесшумно взмывает все выше, выше и летит уже невидимой с земли лебедушкой, неслышно взмахивая белыми крыльями, летит в бесконечной цепи великих и безымянных, как он, русских мастеров к бессмертию…