Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Диккенс Чарльз - Страница 96

Паровоз тащил за собой три длинных крытых вагона: вагон для дам, вагон для мужчин и вагон для негров – последний из уважения к его пассажирам был выкрашен в черную краску. Мартин с Марком Тэпли ехали в первом вагоне, самом удобном; он был далеко не полон, а потому в него пускали также и джентльменов, лишенных, как и они, удовольствия ехать со своими дамами. Оба они сидели рядом и были заняты серьезным разговором.

– Значит, Марк, – говорил Мартин, озабоченно глядя на своего спутника, – вы рады, что мы распростились с Нью-Йорком?

– Да, сэр, – сказал Марк, – я рад. Очень даже рад!

– Разве вам там не было «весело»? – спросил Мартин.

– Наоборот, сэр, – ответил Марк. – Самой веселой неделей в моей жизни была как раз эта неделя у Паукинсов.

– Что вы думаете о нашем будущем? – спросил Мартин с таким выражением, которое ясно говорило, что он долго не решался задать этот вопрос.

– Чего уж лучше, сэр, – ответил Марк. – Невозможно подобрать для города название удачнее, чем Долина Эдема. Лучше и не придумаешь места, где поселиться, как в Долине Эдема. А еще говорят, – прибавил Марк, помолчав, – там уйма змей, – значит, все, как полагается, на своем месте.

Лицо Марка нисколько не омрачилось при этом радостном сообщении, наоборот – так просияло, что посторонний человек мог бы предположить, будто он всю жизнь стремился попасть в общество змей и теперь с восторгом приветствует исполнение своих заветных желаний.

– Кто это вам сказал? – сурово спросил Мартин.

– Один военный, офицер.

– Подите вы к черту, только насмешили! – воскликнул Мартин, невольно расхохотавшись. – Какой офицер? Вы же знаете, что их тут видимо-невидимо.

– Как огородных пугал в Англии, сэр, – подхватил Марк, – те тоже военные, вроде здешнего ополчения: мундир, жилет, а внутри палка. Ха-ха! Не обращайте внимания, сэр, это со мной бывает. Не могу не смеяться. Ну как же! Один из этих захватчиков-победителей у Паукинсов говорит мне: «Верно ли, я слышал, – говорит, и не то чтобы гнусит, а так, будто у него в носу сидит пробка где-то очень глубоко, – верно ли, что вы едете в Долину Эдема?» – «Я тоже слыхал что-то в этом роде», – говорю я. «О! – говорит он. – Так если вам случится там лечь в кровать, а это может случиться, говорит, со временем цивилизация все совершенствуется, так не забудьте захватить с собой топор». Я гляжу на него во все глаза. «Блохи?» – спрашиваю. «Хуже», – говорит он. «Вампиры?» – спрашиваю. «Хуже», – говорит он. «Так что же еще?» – спрашиваю. «А еще змеи, – говорит он, – гремучие змеи. До некоторой степени вы правы, незнакомец. Всякая мелочь там тоже водится, разные кусачие кровопийцы, которые любят пастись на человеческой шкуре, только на них обращать внимания нечего, с ними даже веселей. А вот змеи, говорит, против них вы будете возражать; как проснетесь и увидите, что она стоит торчком на вашей постели, вроде штопора без ручки, так прямо и рубите ее сплеча, она ядовитая».

– Почему вы мне раньше этого не сказали? – воскликнул Мартин с таким выражением лица, которое являло полную противоположность жизнерадостной улыбке Марка.

– Как-то не догадался, сэр, – сказал Марк. – В одно ухо влетело, в другое вылетело. А впрочем, господь с ним, он, наверно, из другой земельной компании и выдумал всю эту историю, чтобы мы ехали к нему в Эдем, а не к его конкурентам.

– Это, пожалуй, возможно, – заметил Мартин. – Сказать по чести, я на это сильно надеюсь.

– Я в этом уверен, сэр, – возразил Марк, который гак необычайно воодушевился под влиянием своего анекдота, что на минуту позабыл, как это может подействовать на его хозяина, – ведь нам все-таки надо жить, знаете ли.

– Жить! – воскликнул Мартин. – Да, легко сказать! А если мы не проснемся, когда змеи начнут извиваться штопором у нас на кровати?

– А между тем это факт, – сказал чей-то голос так близко от его уха, что ему стало щекотно. – Это прискорбная истина.

Мартин оглянулся и увидел, что незнакомец, сидевший на задней скамейке, просунул голову между ним и Марком и прислушивается к их разговору, опершись подбородком на спинку скамьи. По внешности он был такой же вялый и безжизненный, как и большинство встречавшихся им здесь джентльменов; щеки у него были такие втянутые, как будто он все время их всасывал, да и цвет лица не стал от загара здоровее, а сделался каким-то грязно-желтым. Его блестящие черные глаза были полузакрыты, и глядел он как-то искоса, словно говоря: «Вам меня не перехитрить: и хочется, да не выйдет». Наклонившись вперед, незнакомец небрежно упирался руками в колени; в левой руке он держал плитку табаку, как английские фермеры держат кусок сыра, а в правой перочинный ножик. Он так бесцеремонно вмешался в разговор, как будто его давным-давно пригласили принять в нем участие, выслушать обе стороны и осчастливить их, изложив свое мнение; видно, ему и в голову не приходило, что с ним, быть может, вовсе не желают знакомиться и посвящать его в свои личные дела; это его так же мало тревожило, как какого-нибудь медведя или бизона.

– Да, это прискорбная истина, – повторил он, снисходительно кивая Мартину, как совершенному варвару и чужестранцу. – Там до черта всяких гадов.

Мартин невольно нахмурился в первую минуту, как бы давая понять, что незнакомец тоже входит в их число. Однако, вспомнив, что благоразумие велит с волками выть по-волчьи, он улыбнулся с самым любезным выражением, какое можно было принять за такое короткое время.

Впрочем, незнакомец не сказал ничего больше; он тихонько насвистывал, отрезая себе новую порцию жвачки от плитки табаку. Обкромсав ее по своему вкусу, он вынул изо рта старую жвачку и положил на спинку скамьи между Марком и Мартином, а новую сунул за щеку, где она оттопыривалась, как крупный орех или небольшое яблоко. Найдя ее вполне удовлетворительной, он воткнул кончик ножа в старую жвачку и, показав ее своим спутникам, заметил с видом человека, который недаром провел время, что она здорово изжевана. Потом выбросил жвачку в окно, сунул нож в один карман, а табак в другой, снова оперся подбородком на спинку скамьи и, одобрительно глядя на узорчатый жилет Мартина, протянул руку, чтобы пощупать материю.

– Как это по-вашему называется? – спросил он.

– Честное слово, не знаю, – сказал Мартин.

– Должно быть, платили доллар за ярд, а то и больше?

– Право, не знаю.

– У нас в Америке, – сказал незнакомец, – мы знаем, сколько стоят наши изделия.

Наступило молчание, так как Мартин не стал обсуждать этот вопрос.

– Ну, – продолжал новый знакомый, пристально глядевший на них все время, пока они молчали, – как пожинает зловредная старуха?

Мистер Тэпли, усмотрев в этом вопросе новую версию непочтительного английского вопроса: «Как поживает наша мамаша?» – собирался уже обидеться, но Мартин быстро вмешался:

– Вы спрашиваете про Англию? – сказал он.

– Да! – был ответ. – Как она? Все пятится назад, я полагаю? Все по-старому? Ну, а как королева Виктория[63]?

– Кажется, в добром здоровье, – сказал Мартин.

– У королевы Виктории не дрожат ее королевские поджилки при мысли о завтрашнем дне? – заметил незнакомец. – Нет?

– Насколько мне известно, не дрожат. Да и с какой стати?

– Ее не затрясет лихорадка, когда она узнает, что тут у нас делается? – спросил незнакомец. – Нет?

– Нет, – сказал Мартин. – Думаю, что могу в этом поклясться.

Незнакомец поглядел на него, словно сожалея о его невежестве и предрассудках, и сказал:

– Ну, сэр, вот что я вам скажу: во всех благословенных богом и свободных Штатах не найдется ни одной машины со взорванным котлом, которая была бы так расшатана и разбита, как будет потрясено и разбито это юное создание в роскошных чертогах лондонского Тауэра[64], когда прочтет следующий экстренный выпуск нашей «Уотертостской газеты».

Во время этого диалога некоторые из пассажиров встали со своих мест и подошли к беседующим. Все они были в восторге от речи своего соотечественника. Один сухопарый джентльмен в плохо завязанном измятом белом галстуке, длинном белом жилете и черном пальто, по-видимому пользовавшийся авторитетом, счел нужным выразить их чувства.