Снег на песке (СИ) - "Мурзель" - Страница 35

— Не-а, — мотает головой Амрен. — А что значит «как свиньи нажрались»?

— Это как мы с тобой, — хмыкает Бьянка. — Давай хором!

— Запевай!

Раз стакан, два стакан…

Вдруг пожаловал кабан!

— «Пажаляваль кхабан» — передразнивает Бьянка. — Ну и акцент у тебя!

Внезапно из темноты возникает патруль ночных стражников.

— Стоять! Именем Бурхана вы арестованы за пьянство и непотребное поведение в общественном месте!

— Бежим!

Амрен хватает Бьянку за руку, и они снова несутся что есть мочи по извилистым ночным переулкам.

***

— Ты это… иди, а я останусь здесь, — сонно бормочет Бьянка, сидя на ступенях в узком тупичке. — Хочу спать.

— Бен, поднимайся, пошли домой!

— Нет, — веки слипаются, голова падает на грудь. — Я немного посплю…

В следующий миг ее поднимают с земли и перекидывают через плечо. Тряска приводит ее в чувство. Она обнаруживает, что болтается верх тормашками, а перед глазами мельтешит задница, обтянутая белыми шароварами. А ничего так задница, годная! Так и хочется по ней шлепнуть. Бьянка протягивает руку, и размахивается, но в последний момент остатки разума все-таки удерживают ее от рокового шага…

***

— Больше не могу!

— Пей!

Амрен подносит к ее губам кружку. Бьянка, зажмуриваясь, проглатывает мерзкую подсоленную воду, а в следующий миг желудок сводит спазмом, и ее выворачивает в заботливо подставленный тазик. В носу больно щиплет, горло саднит, из глаз текут слезы. Но на этот раз из нее выходит уже почти чистая вода.

— Ладно, хватит с тебя, — Амрен вытирает ей рот полотенцем…

Бьянка лежит на кровати. Потолок вертится над ней как безумный, перед глазами мелькают цветные вспышки. Веки тяжело смыкаются, и она проваливается в небытие.

***

Во рту пересохло как в сердце пустыни, а голова гудела, будто в ней поселился осиный рой. Амрен с трудом разлепил веки. Кажется, вчера он слегка перебрал…

«Слегка»? Да он напился, как верблюд после недельного перехода!

Он приподнял голову. Комната расплывалась перед глазами, а окна уже полыхали зноем, проникающим сквозь тонкие занавески. Амрен обнаружил, что лежит на боку в своей постели и обнимает чье-то мирно посапывающее тело.

Кто это? Лейла, что ли вернулась? Да нет, на нее не похоже. Она бы никогда не пришла мириться первой, а после вчерашнего скандала без дорогущего подарка нечего и думать о новом свидании.

Подцепил какую-то бабенку по дороге домой? Амрен провел рукой по талии незнакомки. Стройненькая! Что-то она какая-то чересчур одетая, даже голова обмотана черной тряпкой. Да он и сам, похоже, завалился спать как был, в уличной одежде… А ничего так девочка, приятная. Ладонь скользнула ниже. Попка сочная, упругая… Надо бы разбудить ее и немного покувыркаться до завтрака.

Амрен приподнялся на локте, погладил хрупкое плечико. Куча одежды. Ничего, это не надолго. Как сладко она пахнет… Однозначно, пора ее будить!

— Доброе утро, красавица, — прошептал он ей на ухо, слегка прикасаясь губами к нежной персиковой щечке.

Длинные ресницы дрогнули, и прекрасная незнакомка повернула к нему лицо…

— Шайтан! — в ужасе завопил Амрен и отпрыгнул от постели шагов на пять. — Бен! Какого хера ты здесь делаешь?!

— Что? — заспанным голосом спросил тот.

— Ничего! Вставай и выметайся отсюда нахрен!

Бен лениво потянулся, зевнул, осмотрелся.

— Мы что, спали в одной кровати? — удивился он.

— Нет! — сердито отрезал Амрен. — Не вздумай никому проболтаться!

— Между нами что-то было?

— Еще одно слово, и я вышибу тебе все зубы! Вали отсюда! Бегом!

— Ну ты и грубиян, — проворчал Бен, неохотно поднимаясь с постели. — Неудивительно, что Лейла тебя бросила.

«Шайтан меня дери, что это было? — в ужасе думал Амрен, когда за Беном захлопнулась дверь. — У меня что, встал на мужика? Я что, из ЭТИХ? Нет, не может быть! Я не мужеложец, упаси меня Бурхан от смертного греха!

Нет, это был обычный утренний стояк, и я спросонья принял Бена за бабу. Кто ж виноват, что у него талия как у девушки… а задница… Да что за нахер! Опять встает!»

Глава 24

Некоторое время назад…

Когда охранники работорговца увели Бьянку, наступила очередь Мии. Пабло снял с нее вуаль и чадру и вытолкнул на середину зала.

Хасан подошел к ней вплотную, пристально вглядываясь в ее лицо.

— Хороша, — причмокнул он. — Невинна и чиста. Показывай.

Покрывала одно за другим слетели на пол. Мия дрожала от ужаса и стыда, пока работорговец осматривал и ощупывал ее. Его смуглое лицо светилось предвкушением огромной выручки, которую он надеялся получить за столь прелестную невольницу.

После долгого спора они с Умберто, наконец, сошлись на восьми сотнях золотых. Капитан и помощник ушли, радостно потирая руки, а Мие позволили одеться, а затем ее отвели в комнату на втором этаже.

Застыв у двери, Мия принялась настороженно осматриваться по сторонам. В помещении почти не было мебели, а на разложенных вдоль стен тюфяках сидели три девушки. Когда стражник задвинул засов, одна из них — яркая брюнетка — спросила по-алькантарски:

— Как тебя зовут?

— Мия.

— А меня — Сальма.

— А я — Мари, — представилась вторая пленница с длинными русыми волосами.

Третья девушка молчала, угрюмо забившись в угол.

— Откуда ты? — поинтересовалась Сальма.

— Из Хейдерона, — ответила Мия, ограничившись этой информацией. Сообщать о своем высоком происхождении не было никакого смысла. — А ты?

— Я — отсюда. Из деревушки неподалеку.

— А я из Мергании, — вклинилась Мари. — Ты говоришь по-мергански?

— Немного, — кивнула Мия.

— Здорово, — обрадовалась та, — а то я почти ничего не понимаю по-алькантарски. Как ты попала сюда?

Мия вздохнула.

— Меня похитили пираты, когда мы с сестрой купались в море.

— Меня тоже привезли сюда пираты, только мы плыли на корабле, а они напали на нас.

— Эй, о чем вы шепчетесь? — поинтересовалась Сальма, явно не поняв ни слова из их разговора.

— Рассказываем, как мы попали сюда, — Мия перешла на алькантарский. — А ты как здесь оказалась?

— Папаша продал меня за долги, — хмыкнула та. — Старый осел!

— Твой отец продал тебя? — изумилась Мия.

Сальма пожала плечами.

— Да. У него нас шестеро, на кой ему столько?

— Но как можно продать своего ребенка?

— За меня ему дали целых пять верблюдов, — не без гордости заявила Сальма. — Теперь он сможет водить караваны, чтобы прокормить моих братьев.

Мия и Мари удивленно переглянулись.

— То есть, он продал дочь, чтобы обеспечить сыновей?

— А что в этом такого? Сыновья — это надежда и гордость родителей, а дочь — отрезанный ломоть. Все равно, рано или поздно меня бы выдали замуж, и я бы видела родных в лучшем случае раз в неделю, и то, если муж разрешит.

— Но все-таки, наверное, лучше выйти замуж, чем стать рабыней? — с недоумением спросила Мия.

— Вовсе нет. Мой отец — погонщик верблюдов, и мужа мне нашел бы такого же. И какая участь меня бы ждала? Бедность и нищета. А ведь я молода и красива, и заслуживаю лучшей доли, чем быть заживо похороненной в пустыне.

— Но ведь ты будешь рабыней.

— Послушай, — снисходительно улыбнулась Сальма. — Мы с тобой сейчас находимся в доме господина Хасана. Это очень влиятельный человек, он поставляет рабов самым богатым и знатным людям. Меня купит какой-нибудь господин — а вдруг это будет сам падишах? Я буду жить в роскошном доме, есть вкусную еду, спать на мягких перинах. Нарожаю своему повелителю много детей… Кто знает, а вдруг именно я стану матерью будущего султана! Разве я могла бы мечтать о таком, если бы меня выдали замуж за бедняка?

Мия хмыкнула. В рассуждениях Сальмы определенно имелось зерно истины. Тот, кто вырос в нищете, будет искренне рад мягкой постели и сытной еде. Саму же Мию перспектива стать игрушкой в руках какого-нибудь богача совершенно не радовала. Она жаждала вернуться домой к семье, и ее очень беспокоило то, что их разлучили с Бьянкой. Даже на корабле в той ужасной ситуации Мия чувствовала себя спокойнее рядом со старшей сестрой. Та всегда приходила на выручку, всегда защищала ее. А вдруг они больше никогда не увидятся?