Девять возвращений [Повести и рассказы] - Коршунов Михаил Павлович - Страница 24

Стучать пальцами по доске — трудно, дышать — трудно, думать — трудно, разговаривать — трудно. Силы есть только ждать.

Ночь.

Возле него Мариша. Лампа прикрыта газетой. За окном вдалеке бродят паровозы, шумят свежие ветры, рождается утро.

В лаборатории заканчивается сборка генератора. Стибун, Мами, Ильичев, Григорьян, Алехин, Иркутов, Шебанов. Не ушли даже рабочие из мастерских — все ждут. Ждут и знают, что больше их всех ждет человек, который, теряя силы, не уступает, борется за себя и за свой путь в науке.

Но если с генератором опять ошибка? Что тогда?

Одним проселком станет меньше для тех, кому идти дальше. Метод вычеркивания — это в науке движение вперед.

ЗЕЛЕНАЯ РЕКА

Я стоял на перекрестке, где часто останавливаются автобусы или грузовые машины, которые берут попутчиков.

Это было в центре станицы Джугутинская.

Подъехал автобус. Впереди на картоне химическим карандашом было написано: «Юлар».

Шофер поглядел на мой вещевой мешок, на грязные башмаки и спросил:

— Путешественник?

— Да, — ответил я и сказал, что вот добрался сюда, а теперь думаю, куда дальше двинуться. В горы мне хочется. Никогда не бывал в настоящих горах.

— Тогда поехали в Юлар.

— А что это такое?

— То, что вы ищете.

Недавно прошел сильный дождь. Вечерело. Я проделал уже большой путь и устал. Надо было принимать решение и где-то устраиваться. Не раздумывая долго, полез в автобус.

Народу набралось много. В основном горцы в шляпах из белой шерсти. Такие шляпы предохраняют от солнца и не промокают в дождь.

Вскоре тронулись.

Плещутся под колесами лужи. Хрустят ветки деревьев, которыми заложены особенно глубокие канавы. Где-то за кустами шумит напор воды. Это горная река Зеленчук. Я уже знаю, мне сказал шофер.

Ветер разбрасывает тучи, и в далекие просветы я вижу вечернее небо и горы, куда мы едем.

Я поселился в Юларе в маленьком белом доме. Он сто ял над обрывом точно березовый пенек.

Дом принадлежал сестре и брату. Сестру звали Буми, а брата — Октя. Буми училась еще в школе, а Октя работал объездчиком в лесном заповеднике.

Меня к ним привел шофер автобуса. Мне сразу у них понравилось: топится печка, горит большая керосиновая лампа.

В доме был отгорожен закуток с лежанкой.

Октя показал на лежанку:

— Отдыхайте.

Я разделся и уснул.

Когда утром я проснулся, в домике никого не было. А сам домик был пробит синим прожектором. Я даже зажмурил глаза с непривычки от такого яркого синего света.

Без всяких рам, прямо в стену, было вмазано окопное стекло.

Я подошел к нему. Увидел горы. Но не так, как я их видел тогда из автобуса — далеко в просветы среди туч, — а совсем рядом. И там, в горах, лежал огромный осколок льда — синий прожектор. Солнце вкрутило в него свою лампу.

Вниз по ущелью рушился Зеленчук, вскипая брызгами и пеной.

Возле реки сидела Буми — мыла посуду.

Я захватил полотенце и вышел из домика. Спустился по тропинке на берег.

— A-а, доброе утро! — сказала Буми и улыбнулась. — Хорошо спали?

— Хорошо. Только вот голова немного какая-то странная.

— Это от гор. Это пройдет.

Зеленчук так шумел, что надо было повышать голос, чтобы разговаривать.

— Откуда река берет начало? — спросил я Буми.

— С ледника.

— С этого ледника?

— Да. Он называется София.

Ледник синий, а Зеленчук зеленый и тоже яркий до боли в глазах.

Я начал приспосабливаться, как бы умыться.

— Окунитесь, — сказала Буми.

Я попробовал воду — ледяная.

Буми заметила, как я смущенно выдернул руку.

— Привыкнете. Мы с Октей купаемся.

Буми положила в чистое ведро посуду и пошла по тропинке к дому.

Я умылся и остался на берегу. Сел на выступ скалы.

Я не мог уйти от реки. Я никогда не видел таких рек: зеленый вихрь. Посредине зеленого вихря большие камни. А на камнях — луга: высокая свежая трава, красные цветы.

Иногда ветер подхватывает с реки брызги, и они ливнем пролетают над этими большими камнями. Заливают цветы и траву.

Воздух, казалось, насыщен льдинками, будто их приносило с ледника, как и воду для реки.

Но солнце было сильным, горячим, и поэтому, когда тихо и безветренно, нет никаких льдинок. Жарко. А стоит дунуть ветру — прохладно. Появляются льдинки. Надо набрасывать на плечи рубашку. Может, это по той же причине, что немного тяжелой сделалась голова?..

Я еще долго сидел на скале. И рубашку то снимал, то набрасывал.

Над поселком висело кольцо дыма. Это из труб домов. Кругом горы, а кольцо внутри гор. Ветер его шевелит, покачивает. Скоро поднимет высоко, унесет куда-нибудь за горы. И никто там не поймет, откуда оно взялось.

Пришла Буми:

— Кричу, кричу, а вы не слышите. Пора завтракать.

Я показал на реку:

— Шумит она очень. И всегда так?

— Нет. Не всегда. Зимой молчит.

Когда мы поднялись к домику, увидели на дороге авто бус. Шофер помахал из кабины рукой. Мы помахали в ответ.

— Поехал в станицу, — сказала Буми. — Если вам надо будет послать письмо, вы с ним передавайте. Другой почты у нас нет.

Я кивнул.

Возле домика стояла верховая лошадь. Это приехал Октя, вернулся с объезда.

Мы сели завтракать.

Буми пошла в лавку, и я пошел с ней. Мне хотелось поглядеть на поселок.

Вчера ночью из автобуса я, конечно, ничего не разглядел.

Поселок стоял на зеленом лугу. Обрывки этого луга были разбросаны на тех больших камнях, которые торчали со дна Зеленчука.

Все дома были маленькими и белыми, как дом Буми и Окти. Утром и вечером в каждом доме топится печка, потому что утром и вечером в горах холодно.

— У нас рядом зима и лето, — сказала Буми. — Снег и земляника.

По улицам поселка бегали ребята — босиком и в шерстяных шляпах. Вместе с ними бегали козы. Ребята с ними играли.

— Это козы домашние, — сказала Буми. — А иногда с гор спускаются дикие. Пасутся с нашими, с домашними.

— И не боятся людей?

— Нет. Их никто не трогает. У нас в поселке даже медведь живет. Маленький.

— А он откуда взялся?

— Тоже спустился с гор. Привык и теперь живет. Вы его увидите.

Ехал на лошади человек — в черной гимнастерке, в галифе и в тонких сапогах с поясками на голенищах, чтобы сапоги плотно облегали ногу.

Поздоровался с Буми и со мной.

— Директор школы, — сказала мне потом Буми, — Мамед Алиевич. Он у нас лучший в поселке стрелок. Снайпер. А вон в горах стадо, — показала она на серое пятно.

— Это разве стадо?

— Конечно. — Буми пригляделась повнимательнее. Даже остановилась для этого и сказала: — Сто сорок семь баранов.

— Что? — удивился я. — Как ты сосчитала?

Буми только и ждала вопроса. Начала смеяться.

— А я сосчитала количество ног и поделила на четыре.

Я тоже начал смеяться.

Мы так громко смеялись, что какой-то гусак вылез из канавы, где он отдыхал, и погнался за нами. Пришлось убегать от гусака.

Возле лавки с кем-то возились ребята.

— Вон и медвежонок. Я вам говорила, вы его увидите. Шурван! — позвала Буми. — Шурван!

Медвежонок поднял голову, потом вырвался от ребят и заспешил Буми навстречу. Бежал боком и вприпрыжку.

Буми присела на корточки и, когда медвежонок подбежал к ней, обняла за шею. Он ткнул Буми носом в ладонь.

— Сейчас куплю. Погоди.

В лавке Буми купила ему брусок повидла. Я тоже купил брусок.

— Как бы не объелся, — сказали ребята.

Шурван лег на живот, раскинул в стороны задние лапы, вывернув пятки кверху. Между передними лапами положил бруски повидла.