Бумажный тигр (I. - "Материя") (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич - Страница 29

Амилла замолчала. Едва ли для того, чтоб перевести дух, говорила она размеренно, точно повинуясь неслышимому Лэйдом метроному.

«Надо выйти, — подумал он, беспомощно крутя в руках котелок, — И позвать сестру. Она не в себе».

— Однажды вечером она позвала нас — меня и Аролину — к себе. Глаза у нее блестели, но голос отчего-то звучал не так, как у скорбящих, напротив, почти весело. Нас это насторожило, но что мы могли сделать? Мне было семь, Аролине — пять. «Ваш дорогой отец умер, — сказала она нам, пряча руки за спиной, — Но мне грустно знать, что он никогда больше не услышит вашего смеха, не увидит своих дочерей. Вот я и подумала, почему бы вам не скрасить ему одиночество?».

Нет, подумал Лэйд, стиснув зубы до такой степени, что в висках разлилась тягучая боль, не надо.

— Я первая заметила блеск металла в ее руках. Это были не спицы и не очки, это был небольшой мясницкий топорик для рубки мяса. Должно быть, она взяла его на кухне.

— Хватит! — не выдержал Лэйд, — Бога ради, хватит!

— Аролине она раскроила голову первым же ударом. Наверно, она даже не успела понять, что происходит. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Я закричала от ужаса и попыталась убежать, но поздно, дверь была закрыта. Я знала, что в соседней комнате находится Эсси, мамина камеристка. Я барабанила руками в дверь, но она не попыталась помочь мне. Никто не пришел на помощь.

Лэйд вспомнил небольшую, обернутую траурным черным крепом, фигурку в бакалейной лавке.

«Сегодня мне надо кое-что другое», — сказала она.

Маленькая сухая миссис Гаррисон, безобидная старая отшельница из Мэнфорд-хауса, трогательно заботившаяся о своих маленьких компаньонах…

Лэйд представил ее с мясницким топором в руках.

— Бога ради, мисс Амилла…

— Она ударила меня по спине, — спокойно произнесла женщина, глядящая на него мертвыми черными глазами, — Боли не было, это я почему-то помню. Была темнота. Как потом оказалось, удар размозжил мне позвоночник, но не убил. Этого она, конечно, не знала, когда вызывала врача. Тело Аролины она, должно быть, к тому моменту спрятала. Может, закопала на заднем дворе. Врачу она сказала, что на меня упала садовая тачка. Такое бывает с беспокойными детьми, которые любят хулиганить и дурачиться. А ведь я такой не была, мистер Лайвстоун. Я была очень послушной и дисциплинированной девочкой.

Ему захотелось опрометью выскочить прочь и захлопнуть за собой дверь. Стремительно, словно за ним гналось самое ужасное из чудовищ, которое только может породить Левиафан. Но ноги обмерли и не повиновались ему.

— Она сказала всем, что Аролина умерла от кори. Это я узнала уже здесь, когда за мной ухаживали сестры. Должно быть, никто даже не счел необходимым это проверить. Кто осмелится усомниться в словах почтенной вдовы?

— Так вот почему… — пробормотал безотчетно Лэйд.

— Вот почему я приношу вам свои извинения, мистер Лайвстоун, — эхом отозвалась она, не сводя с него своего страшного неподвижного взгляда, — Но, как я уже сказала, некоторые вещи, которые уже произошли, мы просто не в силах контролировать.

Она перевела взгляд, вновь уставившись в потолок, но Лэйд отчего-то не ощутил облегчения. Напротив, сделалось только хуже. Где-то глубоко во внутренностях зашевелилось что-то тяжелое и скверное, будто произнесенные неподвижной женщиной слова заронили в самое его чрево чужеродную и злую жизнь.

— Я видел вашу мать, — сказал он почти шепотом, — Она умерла не от угарного газа. Поверьте, есть тысячи смертей гораздо более милосердных, чем та, которая выпала ей. Едва ли это заглушит вашу боль, но…

Амилла Гаррисон молчала, безучастно глядя в потолок. Точно граммофон, игла которого закончила свое движение и обрела отдых, безразлично царапая черный целлулоид пластинки.

— Послушайте… — Лэйд облизнул пересохшие губы, — Вещь, которую я хочу у вас спросить, абсолютно бестактна, но… В силу некоторых обстоятельств я должен это знать. Ваша мать, судя по всему, была настоящим чудовищем, отвратительным даже Господу, но некоторые обстоятельства ее смерти остаются весьма загадочными и… зловещими. Скажите, кто-то из ныне живущих мог желать ей зла?

Амилла Гаррисон не ответила. Ее глаза даже не дрогнули. Словно за один миг она оказалась так далеко от Лэйда, что его голос уже не мог ее достичь. Нырнула на глубину в тысячи футов. Вернулась в те чертоги, где привыкло существовать ее сознание, почти не связанное с реальным миром.

— Мисс Гаррисон?

Она молчала. Лэйд ощущал себя так, будто находится в одной комнате с неодушевленным предметом.

Не заговорит, понял он. Определил — безошибочно и точно, как определял по одному лишь шороху качество присланного поставщиками чая.

— Прощайте, мисс Гаррисон, — сказал Лэйд, помедлив, — Да будет Новый Бангор милостив к вам.

Он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Стылый воздух приюта Святой Агафии уже не казался ему таким неприятным, как прежде. Словно в каменной келье парализованной мисс Гаррисон вовсе не было воздуха, а он только сейчас понял это.

Чертовщина! Лэйд остервенело сжал кулаки, шагая к выходу. Что за игру затеял в этот раз Левиафан? Вновь пытается свести его с ума, или сам запутался в правилах, забыв про причины и следствия, заблудившись в собственном лабиринте?

Миссис Гаррисон и ее служанку убили не из-за стрихнина — они никогда не пытались покончить со своими маленькими домочадцами. И подавно нелепо думать, будто все началось из-за протухших сливок. Причиной для учиненной в доме бойни было что-то другое. Что-то вполне очевидное для нескольких десятков маленьких существ, чтобы развязать настоящую войну. И это было…

— Всего хорошего, мистер Лайвстоун.

Лэйд вздрогнул. Оказывается, он миновал длинную, как улица, анфиладу, сам того не заметив, погруженный в водоворот колючих мыслей. Сестра-привратница спокойно кивнула ему со своего места.

— И вам, — сказал Лэйд, водружая на голову котелок, про который едва было не забыл, — И вам, сестра. Скажите, а…

— Да?

— У миссис Гаррисон часто бывают посетители? Я имею в виду, другие люди?

Она могла не ответить, эта каменная горгулья, восседавшая на своем месте. Но она ответила.

— Только доктор Фарлоу, пару раз в год.

— И больше никого?

На губах монахини обозначилась усмешка, тонкая и серая, как трещина в мокром цементном растворе.

— Больше никого.

— Что ж, это понятно, — признал Лэйд, — Она интересный собеседник, но, как мне показалось, не всегда словоохотлива…

Монахиня окатила его презрением, будто он произнес в высшей степени неуместную и даже грубую шутку.

— Вам лучше приберечь ваше остроумие для Миддлдэка. Мисс Гаррисон нема и не способна говорить, мистер Лайвстоун. За все годы в приюте она не произнесла ни одного слова.

Из приюта Святой Агафии Лэйд выскочил так быстро, как корабль выскакивает из бухты охваченного чумой города, не имея ни точки назначения, ни заранее рассчитанного курса, подчиняясь лишь безотчетному желанию оказаться как можно дальше. Ноги, уловив отсутствие над собой всякого контроля, сами собой понесли его прочь, дальше от бледных, застывших в камне, признаков Олд-Донована, от монашек, от неподвижной женщины, навеки скорчившейся в своей кровати…

Идя, Лэйд даже не смотрел по сторонам — сейчас ему не нужны были ориентиры, лишь быстрый ритм шагов, позволяющий разогнать по одряхлевшему телу горячую кровь и немного прояснить мысли.

Сколько лет живут брауни? Едва ли долго, скорее, пару лет, как домашние канарейки. Значит, даже самые древние из них скорее всего не застали разыгравшуюся в Мэнфорд-хаусе трагедию, в которой миссис Гаррисон убила одну свою дочь и жестоко изувечила другую. Однако брауни отнюдь не так глупы, как канарейки. Они кроят себе одежду, изготавливают инструменты, координируют действия… Приходится предположить, что по степени разумности они не так уж далеки от человека. А значит, вполне способны передавать информацию из поколения в поколение, как заведено у их больших братьев.