Моя война. Чужой - Мишин Виктор Сергеевич - Страница 11

– Степаныч, позже меня обматеришь! – прокричал я и, вновь загнав три патрона, начал стрелять.

Степаныч поддержал, а через несколько секунд и третья винтовка заговорила. Я вдруг вспомнил о собачках, но оказалось, их уже кто-то положил. Мужики понятливые, знают, на что те псинки способны, вот и постарались.

– Все! – встал я, осматривая округу. Немцы были убиты, сам застрелил минимум троих, а то и четверых.

– Один убег, – крикнул кто-то из мужиков. Там двое устремились к немцам за оружием, вот и увидели, значит.

– Ну так стреляйте! – крикнул я в ответ. Мне отсюда было не видно, что там происходит. Пришлось бежать к ним, но справились ребята без меня.

– Мороз, ты придурок! – вновь начал меня песочить Степаныч. Мужик он интересный, думаю, врет засранец, что рядовой. Умный не по званию, смеюсь. Лет ему тридцать пять, тридцать шесть. Крепкий, невысокий, лысый в ноль. Большой нос, карие глаза странно намекают на известную нацию, но, блин, светлые волосы говорят об обратном. Умный он, я повторюсь, наблюдаю за ним с самого начала. Просто он, как и я сам, постоянно задумчив, рассматривает все внимательно, словом, подготовка видна, не скроешь.

– Да что ж ты меня все чихвостишь? – выругался я, набивая немецкий ранец патронами. Точнее, в коляске был цинк с лентами, вот их я себе и прибрал. Три короткие, на пятьдесят патронов, ленты весят уже немало. Да и нас много, всем нужны боеприпасы. Пулемет я брать не стал, штука классная, не спорю, да вот только таскать его на себе по лесам и болотам, ну его на хрен. Тем более, нашелся один крепыш, пулеметчиком воевал, он его и прибрал.

– А предупредить нельзя было? – Степаныч подошел ко мне и, кажется, хотел ударить.

– Тебе-то что? – спросил я в ответ. – Я не собирался здесь жить до конца войны, да и не доживу я. Вы как партизаны, все молчите, вот и я молчал. Ладно, разбирайте, кто что хочет, и расходимся.

– Как это расходимся? – не поняли парни, что стояли ближе всего.

– Да так. Я – знаю, куда идти. Согласны следовать за мной? Пошли вместе, нет – выбирайтесь сами.

– Мороз, я был командиром взвода, пограничник… – начал Степаныч. Понятно, энкавэдэшник, блин, сейчас будет пытаться построить. Тем временем мы уже полностью обобрали фрицев и устремились к лесу. Точнее, заходили все глубже. – Лейтенант Кривошеин. Думаю, вы все обязаны подчиняться старшему по званию. Это в плену я никто, как и вы, а тут…

– Старший лейтенант Морозов, – просто бросил я в ответ, пришлось раскрыть свое инкогнито, а то ведь этот погранец начнет строить и требовать идти за ним. А мне это надо? Как я уже обмолвился, я знаю, куда идти, чтобы быстрее выйти к линии фронта, да и безопаснее там, потому как любимые мной леса полностью не перекроешь. – Командир группы диверсантов отдельного мотострелкового батальона специального назначения. – Это так, чтобы звучало внушительнее. Пусть подумают на досуге. Степаныч сделал удивленные глаза, но взял себя в руки.

– Куда идти-то? – спросил он, уже не глядя так грозно и властно.

– Степаныч, я же сказал, расходимся! – бросил я. Ну блин, я хотел один идти. Теперь что, всех тащить? Нас тут двадцать рыл, пятерых немцы застрелили. Семь человек ранены, вооружены всего восемь из всей группы. Кстати, все до единого последовали моему примеру и, раздев фрицев, переоделись в их одежку. Форма того фрица, что я выбрал для себя, была самая неповрежденная. Я ему в грудь попал, прострелил навылет. На спине пятно было больше, спереди вообще почти чисто, а вот сзади пришлось в луже, уже в лесу, застирывать и надевать сырую.

– Это неправильно, товарищ командир, вы несете ответственность за бойцов… – продолжил Степаныч.

– Я уже всю свою ответственность прое… – рявкнул я, – у меня вся группа погибла под Воронежем. Все, я больше ни за кого не хочу отвечать, хватит. Если ты считаешь нужным так поступить, то вперед, командуй, но не мной. Я ухожу. Данные у тебя мои есть, выйдешь, можешь жаловаться!

– Скажешь тоже, жаловаться! – вскинулся Степаныч. – Чего, с дуба рухнул? Мы все в жопе были, я так же весь свой взвод потерял, что теперь, плакать?

– Давайте вы уже решите, куда и кому идти, а? – я и не заметил, пока застирывал китель, что все бойцы рядом и слушают нашу перебранку.

– А-а-а, – выдохнул я. Ну почему я не мог делать то, что хочу, а? – Хрен с вами, идем вместе. – Бойцы, кажется, даже заулыбались. Ну, я сейчас остужу быстро. – Форму привести в порядок – немецкую, разумеется. Проверить оружие, подвести итоги, сколько и чего кто надыбал. Пулеметчик?

– Я, товарищ старший лейтенант! – отозвался парнишка с МГ.

– Еще хоть раз кто по званию назовет, дам в зубы, ясно? – спросил я серьезно.

– Так точно! – ответ был стройным, но тихим. Понимают и не орут, уже хорошо.

– Обращаться, как и раньше – МОРОЗ. Иди сюда, как тебя звать-то, позабыл я.

– Рядовой Анютин, пятьдесят…

– Да вы будете до завтра ваши полки перечислять. Отставить! Анютин, имя есть?

– Василий…

– Слушай меня, Вася. Ты патроны россыпью взял?

– Одна лента заряжена в пулемет, одна запасная. Патроны в ранце россыпью. Количество неизвестно, не считал…

– Высыпай их мне. Я тебе ленты отдам. У меня три штуки. Далее, у кого что?

Выяснилось, что из оружия у нас были шесть винтовок Маузера, один пистолет-пулемет МП-40, пулемет МГ-34 и два пистолета. Также были гранаты, двенадцать штук, шесть штык-ножей, два перочинных, небольшая кучка патронов, да, в общем-то, и все. Также присутствовала кое-какая провизия, немцы с собой брали, даже костер всегда разводили, чтобы подогреть. Несколько банок с тушенкой и сосисками, сухари, хлеб, три куска сала, лук и огурцы. Был шнапс, воды немного, сахар и чай в пачке. Котелки, как оказалось, были во всех ранцах. А их было столько же, сколько и немцев. Лишь мотоциклист оказался запасливым. У него жратвы было больше всех. Может, это ему все остальные сдавали для того, чтобы не таскать с собой? Там из коляски много чего вытряхнули. Также был плащ мотоциклиста, накидки на случай дождя у всех остальных немцев. В общем, хорошо мы их тряхнули. Кто-то из парней даже в пустую бутылку из-под вина бензину нацедил. На мой вопрос «на хрена» ответил, что костер разводить из сырых веток пригодится.

Но самая главная находка была также в коляске мотоцикла. Это была небольшая, по нашим меркам, человек на десять, армейская палатка. Убей не знаю, зачем ее фрицы таскали в мотике. Может, стырили сами где-нибудь, да так и таскали? Ну и ладно, нам же лучше.

– Карты, жаль, нет… – проговорил Степаныч через два часа нашего похода по лесу.

– Это да, – согласился я, – было бы легче.

Все устали очень быстро, я первый предложил привал. Все-таки мы работали весь день, хоть и несильно стараясь. По-другому не выходило, фрицы были более расслаблены именно под вечер, да и близость ночи нам сыграла на руку. Вон, пока никакого преследования. А может, его и не будет. Ребята рассказывали, что если кто-то убегал и его сразу не ловили, то потом никаких специальных поисковых партий не посылали. Может, конечно, у немцев есть специальные команды для этого, да и странно было бы, если бы охрану лагеря снимали для поиска беглецов. Но, думаю, по крайней мере самолетов не будет. Вряд ли. Все же не такие мы нужные люди, да и самолетов у фрицев сейчас не как в сорок первом.

Возникла было идея остаться в тылу у немцев и начать партизанить, но отклика у других бойцов я не нашел, а в одиночку оставаться не было смысла.

Отдохнув ночью около трех часов, выдвинулись дальше. Леса здесь плохонькие, но уже лучше, чем под Воронежем. К утру вышли к полю и рванули назад в лес. Впереди была голая местность, но главное, мы увидели дорогу, по которой двигалась колонна фашистов. Большая, только танков около тридцати. Куда это они? На большие расстояния фрицы танки поездами-эшелонами везут, значит, просто перебрасывают куда-то для удара. Что у нас тут? Если я не сбился с пути, то впереди, на северо-востоке, Ливны. Орел почти за спиной, это с него, наверное, идет колонна.