Вот так барабанщик! - Каменский Александр Владимирович - Страница 3

Но как только во двор прибегала Сильва, поросенок отчаянно вертелся вокруг нее. Он ударял розовым пятачком в живот собаки, точно хотел ее опрокинуть.

И вдруг Филька исчез. В то время и Сильва куда-то убежала. Мама забеспокоилась, что поросенок пропал, и про Сильву вспомнила:

— Ох и завоет твоя собака, заметь…

А тут и Сильва прибежала. Лает весело, хвостом играет. А я говорю:

— Не веселись. Убежал Филька. Понимаешь? Убе-жал!

Сильва тревожно повела ушами, словно понять хочет, что я сказал.

— Нету Фильки, удрал наш Филька! Ищи! — повторил я и ладошкой подтолкнул собаку к воротам.

Сильва еще раз взглянула на меня и будто поняла, что от нее требуют. Бросилась в кладовку. Обнюхала все уголки во дворе. А потом с тревожным лаем выбежала на улицу.

Сидим мы с мамой у открытого окна, ужинаем. Я во двор все гляжу: не появится ли Сильва? А Фильку, конечно, не жду: разве глупый поросенок дорогу к дому найдет?..

Потом я с мамой о чем-то заговорился и забыл глядеть. За окошком уже темнеть стало. Дай, думаю, еще раз взгляну во двор. Взглянул и глазам своим не поверил: прыгает у крыльца наш поросенок, а Сильва весело крутится вокруг него и свой хвост норовит поймать. Да ка-ак бросится к поросенку: широкой лапой на землю повалила и давай лизать.

Мы с мамой переглянулись, слова сказать не можем — так здорово удивились! А рано утром к нам пришла соседка Мария Семеновна. Она с мамой вместе на ферме работает.

— Ну как, жив? — спросила она.

— Кто? — не поняла мама.

— Да поросеночек-то твой, не задавила его собака?

— Да я вас что-то не пойму, — удивилась мама.

— А вот сейчас поймешь, — рассмеялась соседка. — Шла я вчера в баню, вижу — собака бежит, морду опустила, обнюхивает землю. Бешеная, думаю, как бы не искусала. Испугалась даже. А тут как раз поросенок беспризорный бежит. Ну, думаю, обидит собака поросенка. А она подбежала к нему и давай облизывать со всех сторон, точно дите свое. Лижет и урчит то ласково, то сердито. Да-а-а ка-а-ак схватит поросенка прямо за загривок и — понесла. Тут я только и признала в собаке вашу Сильву. И поросенка узнала — ведь сама его тебе вручала на собрании.

В это время дядя Кирилл в избу вошел. Слушает, что соседка говорит, а сам улыбается:

— Вот она, Вася, дружба-то настоящая какая. Вник?

— Вник, — отвечаю.

— То-то, — говорит дядя. — Дружба — штука добрая, серьезная. Хорошо, когда товарищ товарища в беде не бросает. К примеру ваша Сильва, собака. А мы-то — человеки. Смекай!

ПЕТУШОК ЗОЛОТОЙ ГРЕБЕШОК

По двору разгуливает большой петух, потряхивая пышным гребнем. Голову высоко поднял. Грудь выпятил, хвост дугой. Глядите, дескать, какой я красивый, какой важный!

Синеглазой Любаше очень нравится красный, будто огонь, петушиный гребень, и ей очень хочется потрогать его руками. Но она не решается: боязно. А вдруг клюнет?

Петух с красным гребнем появился во дворе только вчера: его купил на базаре Любашин отец.

Любушка боится подойти к петуху — ведь он почти с нее ростом!

— Ку-ка-ре-е-ку! — сердито кричит петух и боком подбирается к девочке. Любаша взмахивает руками и пятится. А петух — за нею следом, крылом бьет.

— Не трогай меня, петух, — уговаривает Любаша, — ты ведь хороший. Правда?

Но петух продолжает хлопать крылом и долбит горбатым клювом руки и ноги девочки. Он высоко подпрыгивает, точно резиновый мяч, норовя ударить клювом в Любашино лицо.

Девочка прикрывает руками щеки, глаза, рот и кричит, кричит на весь двор.

— Мамка-а! Ма-а-м-ка!

А петух точно пожалел девочку, успокоился.

Из избы Любашина мать выскочила с веником в руке и стала стыдить петуха:

— Ах ты, драчун бессовестный, как тебе не стыдно маленькую девочку обижать! Вот всыплю тебе веником, будешь знать как людей уважать!

А петух от хозяйки боком, боком, да в сторону махнул. Подпрыгнул три раза подряд высоко-высоко и звонко крикнул на весь двор:

— Ку-ка-ре-ку-у!

А вечером, за ужином, отец спрашивает Любашу:

— Что же будем делать с петухом? Может, бросим драчуна в чугунок и сварим?

— Сварим, — соглашается Любаша. — Он злой. — И синие глаза ее темнеют.

Любаша с обидой глядит на свои исцарапанные руки и ноги, и из глаз снова выкатываются слезинки, точно горошины.

Любашин отец берет в руки топорик и точит его на бруске. Девочка спрашивает:

— А почему?

— А чтобы злому петуху голову срубить, — отвечает отец.

— Не трогай, — говорит Любаша.

— А почему? — спрашивает отец.

— Жалко.

— Ладно, не трону, — соглашается отец и уносит топорик в чулан.

Однажды мать Любаши разыскивала цыпленка. Заглянула в сарайчик и рассмеялась. Любаша сидит на корточках и рассыпает на доске просо. А петух потряхивает золотым гребнем, разгуливает по сарайчику и вежливо склевывает угощение.

А когда вся семья сидела за столом, Любашина мать сказала:

— Ну, когда петушиный суп есть будем?

— Я не хочу петушиного супа, — ответила девочка. — Не хочу!

А у самой на глазах слезы.

— Что? Петух, что ли, опять обидел? — спрашивает отец.

— Нет, — улыбается Любаша. — Он хороший.

— А почему? — спросил отец.

— А я его сама кормлю, и он меня не клевает. Он вовсе не злой.

И Любаша выскочила во двор.

Мать выглянула в окошко и только головой покачала: навстречу Любаше торопливо бежит большой петух, потряхивая гребнем и бородкой, распушив красивый, узорчатый хвост.

А Любаша с важным видом разбрасывает по сторонам хлебные крошки, весело выкрикивает:

— А это вам, курочки, и это вам, и это вам, а это тебе, Петушок Золотой Гребешок!

И Любаша кидает под ноги петуху большую-пребольшую картофелину…

ВОЛШЕБНАЯ ПТИЦА

Однажды летом, в дни отпуска, я побывал в маленьком уральском городке Очёре. Он расположен среди густых смешанных лесов, на берегу большого пруда, посредине которого высится зеленый остров.

На станции юных натуралистов я познакомился со знаменитым в том краю охотником и рыбаком Василием Николаевичем Граховым.

Если бы вы побывали в его деревянной избушке, вы бы просто поразились, до чего у него много всяких чучел — тут и тетерев, и ястреб, и глухарь, и филин, и дрозд-рябинник, и сойка… Да разве всех перечтешь!..

Так вот, приехав в Очёр, я сразу же направился к Грахову. Юных помощников у него в тот час не было, и мы решили немного прогуляться.

Вечер был такой, какой, говорят, может быть только в Очёре — душистый, и тихий-тихий, и… голубой. Может быть, голубым он был оттого, что над Очёром плыли необыкновенной голубизны облака причудливой формы.

Мы шли молча к окраине Очёра, вслушиваясь в сонную тишину. Здесь к нам присоединилась группа ребят — приятелей Василия Николаевича.

Видят ребята, да и я вижу, что охотник то и дело поглядывает вверх.

— Дядя Вася, что вы в небе-то потеряли? — задал вопрос юркий веснушчатый паренек Юра Вдовин.

— Птицами любуюсь… Видите, вон кружатся над нами! — ответил, чуть приметно улыбаясь, Василий Николаевич.

И действительно, высоко в небе с громким, торжествующим карканьем кружилась стая черных воронов.

Юра Вдовин разочарованно протянул:

— А-а-а… Я думал, что другое… Много воронья тут летает, смотри на них, пожалуй, целый день!

Василий Николаевич как-то загадочно ухмыльнулся:

— Вот я сейчас крикну одного ворона, и он прилетит ко мне, как по щучьему веленью.

Ребята смеются, не верят: где это видано, чтобы диких ворон с небес сманивать?!

А Грахов к-а-ак закричит:

— Крыл! Крыл! Сюда-а-а!

Шумно махая черными, точно полированными, крыльями, одна из птиц полетела вниз. Сделав плавный круг над головой охотника, важно уселась на его протянутую руку. Только круглые карие глазки ее лукаво поблескивали…