Дрессировщик. Приручение (СИ) - Николаева Ольга - Страница 6

Но, все же, как некстати ему свалилось на голову это несовершеннолетнее недоразумение! Еще и женского пола. Больное и хилое. Одно утешало — характер в девчонке уже проглядывал недетский. Что угодно его ожидало, но только не скука.

— Паспорт есть уже? — Понял, что слишком задумался, пауза становилась слишком длинной.

— Есть.

— Где он? Давай сюда. — И руку протянул навстречу, ожидая немедленной реакции.

— Нету…

— Не понял. Я же сказал — не врать!

— Я не вру. Просто… У директора интерната. В сейфе. Я получила его, расписалась и сразу отдала… — У девчонки, похоже, силы заканчивались. Слишком грустно и вяло оправдывалась. Даже искры возмущения не проскочило.

— Хреново. Новый делать будет дорого и сложно…

— А его обязательно делать? Я же столько времени без него жила…

— И как тебе, понравилось шляться по обочинам и забегаловкам?

— Нет.

— А как ты планируешь среди нормальных людей обитать, без документов?

Растерянный взгляд и молчание, тяжкий вздох и надсадный кашель — весьма красноречивый ответ.

— А как тебя зовут, кстати? — Обалдел и сам, когда понял, что ни разу не поинтересовался именем своей новой подопечной. Сутки почти продержал в своем доме неизвестно кого. Между прочим, грехов-то на дамочке могло повиснуть немало, несмотря на юный возраст.

— Женя.

— Даааа… Родители, конечно, твои постарались, чтобы сделать существо среднего пола. Даже имя подобрали под стать внешности… — Был уверен, что комментарий по душе девчонке не придется. Но зачем врать-то, если она, и вправду, бесполая?

— Меня в честь бабушки так назвали. Евгения — хорошее имя!

— Ага. Евгений — тоже неплохое. — Отрезал и закрыл тему. — Отчество, фамилия?

— Евгеньевна. Сидорова.

— Охренеть. Они что у тебя, совсем дурные? Или без фантазии?

— Игорь, зачем ты так? — Светка не выдержала, вмешалась, встала на защиту…

— За надом! Не лезь. — Отмахнулся, даже не взглянув на сестру. — А ты не дрейфь. Что-нибудь другое тебе придумаем, благозвучное. А тот паспорт пусть дальше валяется в сейфе. Тебе он не понадобится больше.

— А как же…

Он знал, что девчонка будет противиться, поэтому оборвал фразу в самом начале:

— Никак. Пусть ищут тебя дальше. Будешь числиться пропавшей без вести, пока тело не найдут. Или нужно устроить, чтобы сразу из списка живых исключили?

— Но… Как же… Маме же сообщат… Она же…

Тут уже Игорь не выдержал. Присел на край кровати.

— Ты к маме хочешь, обратно?

В ответ — тишина. Странная. Но с этим лучше позже разобраться.

— Если хочешь — собирай манатки и сваливай. Мне твои сопли и проблемы ни к чему. Только, сдается, там тебя сильно никто не ждет, иначе не шаталась бы по ночам, где попало. Так? Или ошибаюсь?

— Так.

— Вот и молодец. Евгения. Имя, так и быть, оставим. Сложно отучать будет и привыкать к новому. Или тоже другое хочешь?

Девчонку, видимо, сбил с толку этот нежданный интерес к ее мнению. И она лишь молча помотала головой, отрицая.

— Значит, решили. Со всем остальным разберемся завтра.

На этом его визит к новоявленной подопечной завершился.

Суворов ушел из ее комнаты и Светлану забрал с собой.

Та начала возмущенно выговаривать сразу же, как только дверь закрылась:

— Игорь! Ну, разве так можно с подростком? У нее и так жизнь сложная, и комплексов масса, и еще болеет! Зачем так резко и жестоко ребенку говорить гадости про имя, про родителей?! Она же совсем замкнется и потеряется!

— Свет… — Он уже устал злиться, спорить, обдумывать слова, эмоции, действия… — Ты ее удочерять собралась? Создавать тепличные условия, семью, одарять теплом и любовью?

— Нет. А разве это обязательно?

— А на хрена, тогда, приучать ее к хорошему? Чтобы расслабилась, размякла, а мы ей потом пинка под зад и на улицу?! От этого кому лучше будет, кроме тебя, такой добренькой? Молчишь? Не думала об этом? Вот и помалкивай дальше. Я знаю, что делаю и зачем. И эмоции мне, между прочим, нормально рассуждать не мешают, как некоторым…

— Интересно, Суворов, а ты был, вообще, когда-нибудь нормальным человеком?

Вопрос риторический, и оба об этом знали.

Глава 2

Женя боялась. Раньше — никогда и ничего. А теперь ей было страшно.

И еще — было больно. Всему телу сразу. Кости ломало от температуры, мышцы тянуло, невозможно было шевельнуться, не застонав. В груди что-то булькало, хрипело и клокотало при каждом вздохе. А выдыхать без хрипа и надсадного кашля и вовсе не получалось. Отпускало ненадолго, лишь когда эта строгая женщина — Светлана — давала таблетки и какое-то кислое питье.

Но не боль сейчас ее страшила. А этот мужчина. Такой красивый, ухоженный, потрясающе пахнущий… И такой недобрый. Зла и жестокости она и раньше насмотрелась, это было не внове. Но она так боялась его расстроить, разочаровать и оказаться снова на помойке. А как еще было назвать места, по которым она слонялась последние две недели? Ведь уже порывалась, несколько раз, вернуться обратно, в интернат, и пусть будет, что будет. Но каждый раз, уже делая первый шаг в сторону постылой тюрьмы, останавливалась. Лучше сдохнуть, чем снова терпеть все это!

А потом — Он. В красивой, большой и теплой машине. Накормил. Привез домой. Не наказал за то, что так нагло уснула..

Женя молиться не умела никогда — ни к чему было, да и не верила она, что слова, обращенные к какому-то там Богу, могут реально помочь. Дела, поступки — да. Разговоры и перепалки с живыми людьми — тоже могут. Но не набор заученных и непонятных фраз. А теперь ей хотелось молиться на этого человека. За то, что одним разом дал ей тепло, еду и удобную кровать.

И потому ей было теперь так страшно: человек был зол и не в настроении. И причина в ней — в Жене. Даже имя оказалось неподходящим… И он мог выставить ее за дверь, не раздумывая. Ведь не скрыл, что разочарован.

А ведь ей очень хотелось его порадовать. Думала, что сумеет. Будет вежливой, покажет, что не дурочка. Фразы придумывала всякие, хорошие… Пока не валялась в беспамятстве после уколов.

И — пропустила момент. Растерялась, испугалась, забыла все слова, что готовила, увидев мужчину на пороге. А потом поймала его взгляд — небрежный, презрительный, обжигающий холодом — и разозлилась. Как будто она виновата, что уродилась такой страшилкой?! Ее и так бесконечно дразнили все девчонки и пацаны в интернате, ровесники и постарше. Тюкали за каждую малость: худоба нездоровая, отсутствие груди, которая давно уже выросла у всех девчонок, а у Жени и не намечалась даже, за крупный рот, за глаза… Да что там — интернат? Если и отец ее бесконечно гнобил за непохожесть на всех, и за похожесть… Мама не ругалась, просто помалкивала грустно…

Но ведь этот человек — Игорь Дмитриевич, ей сказали — он был не такой, как все? Он же мог рассмотреть под внешностью — ее, саму Женю? Она ведь раньше, давно, читала в книжках, что главное — не внешний вид, а внутренности! Почему он так же, как все другие, на нее посмотрел? Так, что захотелось забиться в щель? У нее все заныло от обиды и возмущения.

А потом он заговорил. И обида прошла. А страх остался. И становился все сильнее.

Нет, ее не испугал ни голос мужчины, ни его суровый взгляд, ни слова — жесткие, жалящие. Страшно было, что вот сейчас он скажет ей встать и уматывать из его дома. Да побыстрее, сверкая пятками!

А Жене еще и наглости хватило… Ляпнула и сразу пожалела: предложила сама уйти! Ну, не дура ли?! Конечно, дура. Надо было в ноги падать и умолять о прощении!

Только вот, что-то подсказало: за такие мольбы ее выставят еще быстрее. Хватило ума не делать лишнего. А гордости ей и так хватало. Всегда. За что бывала нещадно бита, и своими, и чужими, и мимо пробегавшими. А еще она чуть не умерла от этой гордости дурацкой. От голода и от холода. Не смогла попрошайничать. И воровать не научилась. Перебивалась тем, что добрые дядьки- дальнобойщики давали, когда видели ее на стоянке рядом с АЗС. И на заправку эту Женя в жизни бы не пошла! Но горло и внутренности начало драть от кашля с такой силой, что гордость подохла и замолчала. А иначе, издохла бы и сама Женя…