Сердце Аспида: Жена поневоле (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas" - Страница 30

Всё ли нормально?

Как-то смирение жены крупным подвохом отдавало.

Или же мы друг друга не поняли?

И только когда приобнял, дабы на постель удобнее Вольху уложить, а она так шумно воздуха втянула и зажмурилась, меня осенило:

— Ты что ж, решила что буду тебя к близости принуждать? — даже не сразу поверил в сказанное собою. Замер в ожидании. А Вольха застыла, точно не живая. Секундой погодя глаз один открыла, с неверием на меня глядя, а потом и второй:

— Д-да, — затравленно кивнула.

— И что же ты настолько ко мне привыкла, что и уступить готова?

— Ты ж сам сказал, ежели припечёт, принудишь…

— И не собирался, я вообще-то о другом говорил.

Глаза Вольхи в удивлении расширились:

— О чём?

— Что хочешь взамен послушного лежания, пока нога не заживёт?

Вот теперь её очи стали как блюдца, на щеках румянец заиграл. Но молчала недолго:

— Мне бы не скучать. Позволь, хотя бы поселиться рядом с Шанурой и Татуа.

— Скучно, — намеренно пропустил последнюю фразу. — Тогда, как и обещал, буду тебя развлекать рассказами… — помог уместиться на постели. — Но ты… дозволишь за тобой ухаживать. Ногу проверять, еду носить. Пообещай без стеснения говорить, чего желаешь.

Вольха пожевала задумчиво губу, но разумно кивала.

В первый раз до гладкости рассказа было далеко, но зато я промеж дела успел покалеченную ногу жены осмотреть, закрепить повязку плотнее.

Сложно было…

Как-то не привык я чужому об своих странствиях сказывать. Керий — другое дело. Ведьмак хоть и со странностями, но дело своё знал: у него всё строго и под запись, с зарисовками.

Мне приходилось ему рассказывать, он отмечал на своей карте, да на свитках пометки делал.

А с Вольхой… волновался вначале, думал, ей быстро наскучит, аль скажет, что я скудоумен, косноязычен. Но нет, с жадностью слушала. Глазами огромными таращилась, даже рот открывала от удивления: ахала, когда что-то опасное звучало, вздыхала, ежели душевное, а потом осмелела, вопросы начала задавать, а мне проще стало.

И вот так, от себя не ожидая, поведал ей откуда у меня Татуа…

— Его подобрал умирающим в жаркой стране, где давно не было воды. Татуа от голода и жажды умирал на выжженной солнцем земле. Его родители умерли, а племя не желало брать лишний рот, вот и бросило парня выживать одного в дикой природе. Не ведаю, что в нём тогда Аспид увидал, но есть костлявого парня не захотел, отнёс к воде. Еды ему добыл… И только тот чуть в себя пришёл, забрал с собой… Уже здесь он мне принёс клятву верности. А так как я уже подумывал к тому времени, не сожрать ли Шануру из-за её вредности, компания Татуа оказалась ей на пользу. Жизнь преобразилась. Парочка быстро сдружилась. Занималась хозяйством, а у меня вроде как… Свобода настала. Хозяйство присмотрено, стол накрыт, и мозг не загружен.

— А Вейта?

Не желал о ней говорить, поэтому свёл рассказ к тому, насколько красивая у неё была страна.

— И что, часто у тебя такие подарки? — не унималась Вольха.

— Случаются, — призадумался, что надобно рассказы частями выдавать, растягивать, дабы на дольше хватило.

— А когда следующий раз? — заволновалась Вольха, когда на очередной шквал вопросов, категорично отрезал: «На сегодня всё!»

— Ежели ты свою часть обещаний исполнишь, и я сдержу, — заверил спокойно, встав с края постели, куда успел сесть за рассказом.

— Сдержу, — закивала рьяно Вольха, и тогда я набрался храбрости и огорошил:

— Ну раз так, тогда приготовься, мыть тебя буду тоже я.

Глава 23

Глава 23

Вольха

— С чего вдруг? — опешила я.

— Шанура занята… — нахмурился Дамир.

— Ничего страшного, сама справлюсь, — отрезала категорично.

Аспид сверкнул недовольно зеленью глаз, скрипнул зубами:

— Настолько противен, что даже мои ухаживанья тебе претят?

— Н-нет, — голос дрогнул. Ощутила на собственной коже, как ему неприятно это было услышать. — Но ежели думаешь, что я от твоих речей поплыла и согласная на всё, зря!

— И даже не думал, лишь помочь хочу. Да и муж я тебе, разве ж зазорно супругу за женой ухаживать, когда она хворает?

Застыдил. Как часто делал, и словно нарочно! Но я… боялась его близости, и взгляда вот этого… как сейчас. В упор, будто пронизывал меня укором и был готов крушить всё вокруг, а потом наброситься…

— Справлюсь сама, — вторила упрямо, сухость во рту сглотнув.

Дамир проглотил мой ответ. Нужно отдать должное, не пришлось вниз впускаться. Он небольшую лохань в комнату приволок, несколько вёдер воды, ароматных масел, мыла, а уходил в тягучем молчании. Метнул напоследок мрачный, укоряющий взгляд и дверь за собой затворил.

Отдышалась, волнение усмиряя, и к лохани похромала.

И вроде ничего — справилась, хоть и неуклюже получалось, да много воды выплескалось. Но когда тканью промакивала кожу, влагу убирая, запуталась в простыни, спотскользнулась и, взвыв от боли, рухнула на пол, еще и лохань свернув…

Ослепило меня от боли, аж дышать стало невозможно. Темнота подкрадывалась, но заботливые руки и сопение над ухом к свету воротили:

— Ну вот, сама… какая же ты упрямая, — ворчал Аспид меня на руки подхватив. Стыдно вспоминать, что опосля этого, Дамир меня сверху-доверху обследовал, и пока глотала жгучие слёзы, сухую рубаху помог надеть и ногу вновь закрепил тугой повязкой.

Ни словом больше не попрекнул. Вина тёплого принёс, настоятельно велев выпить всё до дна.

В этот раз не спорила, до капли осушила чашу, с благодарностью за тепло, которое принёс в моё озябшее тело напиток. И пока я с горя не знала, куда себя деть, комнатку прибрал и рядом на постели уместился.

Лёг набок, ко мне лицом, рукой голову подпёр и… заговорил…

Как нив чём не бывало. О дальней стране, где только песок есть и редкие… оазисы… ну и диковинное слово. Где породистых коней ценили больше, чем женщин и жизнь простых смертных. Где пески бороздили живые корабли с горбами…

О, Великая Макошь, этот Аспид — кладезь знаний. Он так богат историями, что я слушала взахлёб. Дышать боялась, вдруг собью, аль разозлю. Жадно внимала его рассказам и ощущала себя жутко ненасытной, а Дамир, как назло, заканчивал истории так, что я с нетерпением ждала следующей встречи с мужем.

Он это нарочно делал. Обидеться бы на него. Высказать негодование, но я… не могла отказаться, ибо он пристрастил меня. Секунды считала, была готова на любые его условия, лишь бы не прекращал со мной делиться сказами о странствиях. Так и жила день ото дня, лишь ожиданием следующего рассказа.

— И что, там все такие чёрные? — допытывалась, в который раз слушая о жарких странах, откуда родом Татуа.

— Да, — покивал Дамир. — И голые… Обнажённые, — задумчиво поправил сам себя. — Вот тебя не приручить к более открытым нарядам, а его я наоборот долго приучал к одежде, — признался со смешком.

— Нагой по крепости ходил? — изумилась я.

— Не только, — ковыряясь в памяти, расщедрился на признание Дамир. — Даже по городу. И по первости коней не признавал.

Я хихикнула, представляя, кто кого больше боялся: Татуа коня, аль животина темнокожего, а потом озадачилась:

— Скажи, а как люд наш его принял?

— Тоже не без привыкания. Поначалу детей по домам разгоняли, да сами по углам шарахались, а потом ничего…

— А Шанура? — её история тоже красивой и необычной была.

Умел Аспид с юмором, красиво рассказать, и этим отрывался с новой стороны — и с этой стороны он мне очень нравилась. Такой человек с лёгкостью бы меня покорил. Как в своё время Светозар. Ни именем, ни титулом, а тем, что издали приехал и о других народах, у коих побывал, мне истории травил.

Что уж говорить, бабы любят ушами, вот и я велась на его речи.