Убить, чтобы остаться - Филипс Джадсон Пентикост - Страница 2

Джонни был четырежды женат. Он играл на бегах, тратил деньги, повсюду его сопровождала свита. Но, несмотря на его экстравагантность, душа Джонни не очерствела. Чаще, чем кто-либо другой, он участвовал в благотворительных концертах, всегда помогал и молодым, и сходящим со сцены. Он не боялся конкуренции и никому не завидовал. Джонни Сэндз был уникальной и незабываемой личностью.

И задержка в его появлении на сцене едва ли могла смутить публику.

Квист рассчитал все точно. Мюррей Клинг открыл концерт обычным монологом, в котором досталось всем понемногу - от президента США до королевы Елизаветы, от звезд Голливуда до знаменитых боксеров. Зрители веселились.

Как же, Джонни Сэндз возвращается на сцену! Вздрогнули стены от выступления известной рок-группы. Молодой певец первым делом объявил, что "обязан всем Джонни Сэндзу", знаменитый актер разъяснил цель благотворительного вечера. Мужская половина аудитории по достоинству оценила фигуру юной певицы.

Вот тут-то Квист выпустил комментатора. Найти Кронкайта за столь короткий срок ему не удалось, но того достойно заменил Брайан Марр. Его встретили сдержанными аплодисментами.

- Я хочу вам зачитать информационное сообщение, - сказал Брайан, подойдя к микрофону. - Самолет, следовавший рейсом шестьдесят два из Чикаго в Нью-Йорк, примерно час назад вернулся в Чикаго, так как полиция получила известие о том, что на борту находится бомба. Среди пассажиров самолета был Джонни Сэндз.

Вздох ужаса прокатился по залу. Послышались крики: "Нет"!, "Нет!", "Нет!". Марр поднял руки, призывая к тишине.

- С Джонни все в порядке! - прокричал он в микрофон. - Уверяю вас, с Джонни ничего не случилось!

Ему ответил шквал аплодисментов.

- Джонни вылетел из Чикаго сорок минут назад. Он должен прибыть в Нью-Йорк примерно через час. Полицейский эскорт ожидает его в аэропорту, чтобы без задержки сопроводить сюда. Джонни просил передать вам следующее: "Скажите им, что я буду петь до утра, если они меня дождутся".

Зал взревел от восторга. Микрофоном вновь завладел Мюррей Клинг. Потянулись выступления певцов, рок-группы, джаз-оркестра. Люди ждали... Наконец из холла донесся чистый звук трубы. И тут же потонул в реве двадцати тысяч голосов.

Джонни Сэндз вернулся! Он ворвался в зал, потрясая золотой трубой. Визжали женщины, все вскочили с мест, приветствуя его. Взлетев на сцену, Джонни - на вид ему было не больше сорока - поднял руки, требуя тишины.

- Вы ждали слишком долго, - начал он. - Дайте мне еще десять минут. Я только переоденусь, а потом буду с вами, сколько вы пожелаете. Хоть целую вечность.

Джонни спустился в зал. По пятам за ним следовал Эдди Уизмер, его близкий друг и помощник. У десятого ряда, где сидели Квист и Лидия, Джонни остановился. Вблизи он выглядел гораздо старше.

- Мне надо поговорить с тобой, дружище.

- Конечно, Джонни, - кивнул Квист. - Приходи ко мне завтра утром, часиков в одиннадцать, и мы вместе позавтракаем.

- Сегодня, - возразил Джонни, - сразу после концерта. Мне нужна твоя помощь. Если бы ты только знал, как она мне нужна.

Глава 2

Едва ли кто-нибудь из зрителей забыл музыку, звучавшую в тот вечер. Джонни, казалось, не знал усталости. Он пел и играл Кола Портера и Джерома Керна, Гершвина и Берлина, песни "Битлз" и Бэрта Бахараха. Он не отказал ни в одной просьбе. Дон Эдварде, который аккомпанировал Джонни двадцать пять лет, словно таял под жаркими лучами прожекторов. Джонни, наоборот, черпал в них энергию. Кое-кому из старожилов даже вспомнились двадцатые годы, когда после окончания мюзикла в "Уинтер Гордон" Ол Джолсон, бывало, подходил к рампе и спрашивал: "Хотите послушать еще? Мне хочется петь", - и пел чуть ли не до утра.

Брайан Марр, сойдя со сцены, решил остаться в зале, чтобы посмотреть, что будет дальше. Свободного места ему не нашлось, и он присел на ступеньку в проходе возле кресла Квиста.

- Представляю себе, какой переполох был в чикагском аэропорту, сказал он, когда публика отпустила Джонни умыться и переодеться в смокинг с золотым отливом. - Мало того, что они искали несуществующую бомбу, так еще какого-то мужчину застрелили в туалете.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Кого именно? - спросил Квист.

- Пока неизвестно, - пожал плечами Марр. Потом, когда Джонни разошелся, Марр восхищенно покачал головой:

- Клянусь богом, он поет лучше, чем раньше.

- Два года отдыха, - напомнил Квист. - Его голосовые связки требовали покоя.

- Много пил, не так ли?

- И по-прежнему пьет.

- Не понимаю, почему он ушел?

- Он заработал столько денег, что мог тратить, сколько хотел. А женщины ему, наверно, приелись.

- Едва ли. Посмотри на него. Он наслаждается. Он обожает эту толпу, он любит ее за то, что она от него без ума. Почему же он ушел?

- Может, каприз. Но сегодняшний вечер вернет его на сцену.

К Квисту подошел Эдди Уизмер, неизменный спутник Сэндза.

- Джонни просит передать, что сегодня ничего не получится. Он приедет к вам на завтрак.

- В одиннадцать часов, - напомнил Квист.

- Так точно.

- Он отлично поет, Эдди.

- Великолепно. Так было и будет. Двухэтажная квартира Квиста расположена на Бикмен-плэйс, неподалеку от высотного здания ООН.

Редко кому удается попасть на второй этаж этих апартаментов. Там спальня Квиста, окна которой выходят на Ист-Ривер. Вся обстановка этой просторной, светлой комнаты состоит из огромной кровати, ночного столика с телефонным аппаратом и маленькой коробочкой интеркома, при необходимости связывающего Квиста с первым этажом, да электронного будильника. На стенах нет ни картин, ни украшений. Лишь окна обрамлены темно-синими портьерами.

На следующее утро после триумфального выступления Джонни в "Мэдисон Сквер Гарден" Квист проснулся, как от толчка.

Телефон не звонил, но на нем вспыхивала и гасла , красная лампочка. Квист осторожно приподнялся, чтобы не разбудить спящую рядом женщину, и взглянул на будильник. Шесть утра! Рано, слишком рано, хотя на улице уже начало светать.

Квист снял трубку.

- Какого черта? - шепотом спросил он.

- Извините, мистер Квист, - ответил швейцар. - Я знаю, который час. Но некий мистер Сэндз говорит, что дело не терпит отлагательств.