Садовник (СИ) - Гавриленко Василий Дмитриевич - Страница 54

-Кто вы такие?

-Марина расскажет тебе, - пообещала женщина. – А меня зовут Букашка.

-Я Киркоров, - глухо отозвался одноглазый.

«Зайка моя, я твой зайчик!», - возникло в памяти. К чему это?

-Выпустите меня.

-Хорошо, Андрей, - мягко сказал Киркоров. – Но, чтобы выпустить тебя, мы обязаны сковать тебе руки вот этим.

Он потряс в воздухе наручниками.

Кто эти люди и что может связывать их с Мариной? Запах сырости стал запахом опасности.

-Попробуй только приблизиться, - пригрозил я. – Шею сверну.

-Ну вот, - искренне огорчился Киркоров. – Букашка, прочти ему.

Женщина откашлялась.

- Предчувствую тебя. Года проходят мимо-

Все в облике одном предчувствую тебя.

Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,

       И молча жду, - тоскуя и любя.

-Стой! – крикнул я. – Я согласен.

-Вот и ладушки, - усмехнулся Киркоров. – Тогда повернись и сложи руки за спиной запястье к запястью.

Я выполнил указание. Передо мной встали Джунгли, железнодорожная будка, костер, и Марина - ее задумчивые глаза и ровный голос, читающий стихотворение бывших.

Прикосновение металла неприятно. Наручники защелкнулись. Я повернулся лицом к решетке. Киркоров откинул полу плаща. На поясе у него помимо кобуры висела связка ключей.

-Бука, светани.

Киркоров зазвенел ключами. С потолка капала вода.

Я скоро увижу Марину. Щенячья радость в душе сменилась холодом, таким же, как холод наручников на запястьях. Что она сделала со мной? Я был игроком, возможно, лучшим в Джунглях, я оберегал Теплую Птицу, и вдруг… Я здесь, за решеткой, с этими странными людьми, и виновата во всем Она. Скорее увидеть ее - я должен знать, что истинно: то, что происходит со мной сейчас, либо то, что случилось в доме, затерянном в Джунглях.

-Наконец – то.

Киркоров нашел ключ, вставил в замок. Ржавый скрип был сигналом свободы. Как только решетка распахнулась, я бросился вперед, точно бык, - отчаянно и обреченно. Длинная нога Киркорова преградила мне путь, я потерял равновесие и полетел на пол, носом - в щербатый камень.

-Ты, ублюдок, - зашипел Киркоров, склоняясь надо мной. – Еще одна такая выходка, и я вышибу тебе мозги к е…ной матери.

Единственный глаз этого человека полыхал такой яростью, что сомнений не было, - да, вышибет.

-Поднимайся.

Букашка помогла мне встать на ноги.

-Эх, Андрей, - голос Киркорова снова стал миролюбивым. – На твоем месте я радовался бы: в этих застенках томились цари и генсеки.

Букашка рассмеялась:

-Брешешь, Киркоров.

Ее смех мне понравился. Хороший смех.

-Почему вру? - возмутился одноглазый. – Я слыхал, что здесь сгноили Ленина.

-Ленин помер на даче с золотыми перилами. И не от того, что его сгноили, а потому, что впал в младенчество.

-Он из младенчества и не выходил. Тем более - на даче мог быть двойник Ленина.

-Ты бы это ленинцам сказал….

Я слушал странный диалог, мало что понимая, и думал: не рвануть ли вверх по коридору, пока на меня никто не смотрит.

-Ладно, хватит, - точно прочтя мои мысли, жестко сказал Киркоров. – Ты вечно споришь, Букашка. Иди вперед, освещай дорогу. Андрей - за ней.

Женщина пожала плечами и, бросая перед собой луч фонаря, пошла по коридору. Я двинулся вслед. Тяжелые ботинки Киркорова застучали по каменному полу за моей спиной.

Коридор был узкий, извилистый. Никаких ответвлений, либо дверей, - кишка, оканчивающаяся камерой, какую я только что покинул. Точно нора кролика, только не теплая и сухая, а сырая и мертвая, типичная человеческая нора…

На другой стороне кишки - противоположность камере - светлая зала. Как это по-человечески! Из света – во тьму за какое-то мгновение…

От электрического света я ослеп на мгновение.

Длинный стол из красного дерева, окруженный черными креслами. На дальней стене – герб: золотой двуглавый орел. Посреди стола на листе металла полыхает костер.

-Снегирь, гаси свет. Генератор посадишь, – крикнул кто – то.

Во главе стола, прямо под двуглавым орлом, в кресле с высокой спинкой сидел подросток. Мальчик лет четырнадцати. Я никогда не видел в Джунглях детей и с изумлением уставился на него.

Но тут погасло электричество. Пока мои глаза привыкали к тусклому свету костра, Киркоров сообщил:

-Учитель, мы привели дикого.

- Я же просил не называть меня учителем, Киркоров, - голос мальчика был не по-детски хриплым. – И, тем более, не нужно называть диким нашего гостя. Присаживайся, Андрей.

Он показал рукой на ближайшее ко мне кресло. Я уже не удивлялся: здесь, похоже, все знали мое имя.

-Снимите с меня наручники, – сказал я, глядя в глаза мальчика, в которых отражался огонь костра. Он спокойно выдержал мой взгляд и кивнул Киркорову.

-Сними.

Киркоров заколебался.

Мальчик повторил приказание. Вздохнув, одноглазый подчинился. Потирая запястья, я примостился у стола.

-Меня зовут Христо, - представился мальчик.

В свете костра у меня появилась возможность как следует его рассмотреть. Теперь Христо не казался мне мальчиком. Эти глаза: усталые, равнодушные, холодно-мудрые... Передо мной сидел пожилой мужчина, неведомой силой вставленный в тело мальчика.

-Что это за место? – спросил я.

Христо широко, по-мальчишески, улыбнулся. У него не было ни единого зуба – плоские изжеванные десны.

- Этот подземный бункер называется Кремль – 2. Отсюда власти бывших намеревались управлять страной в случае Дня Гнева. Но … не успели спрятаться. Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана, кто не спрятался, я не виноват.

Христо засмеялся. За моей спиной захохотал Киркоров, которому вторила Букашка.

-Ясно. Но я – то здесь причем? И … где Марина?

-Ты прав, Андрей, – сказал Христо. - Без Марины мы не должны ничего обсуждать с тобой. Букашка, позови всех.

Букашка подошла к темному пролому в стене. Я догадался, что раньше это была шахта лифта, курсирующего от первого Кремля ко второму, подземному. Что скажешь, вымысла бывшим не занимать…

-Все к учителю. Учитель зовет!

Глухое эхо потащило слова сквозь землю наверх.

-Букашка, - поморщился Христо. – Я же просил…

Марина села напротив меня. Улыбнулась. На ней - серый комбинезон, на лоб надвинута белая шапочка, из - под которой торчат пряди рыжих волос. Зеленые глаза светятся теплом. Тихая радость стала расти в моем сердце, но снаружи это никак не проявилось, во всяком случае, я так полагал. Сцепив пальцы, я исподлобья смотрел на Марину.

-Все в сборе, - удовлетворенно сказал Христо. – Познакомься, Андрей. Это Снегирь.

Над столом приподнялся широкоплечий краснолицый детина с окладистой бородой.

-Кисть потерял по пьяной лавочке.

-Спасибо за пояснение, Христо, - пробасил Снегирь и салютовал мне обрубком правой руки.

-Вовочка.

Мне улыбнулся щербатым ртом старичок с подвижными глазами. Морщинистое личико его обрамляли седые, похожие на паутину, волоски, каким-то чудом держащиеся на висках. Макушка Вовочки была блестящая и ровная, как яйцо, окунутое в масло, и в ней отражалось пламя костра.

-С Киркоровым и Букашкой ты уже знаком. Ну и с Мариной, конечно.

-Кто вы такие? – спросил я, обращаясь к Христо.

-В первую очередь, мы просто люди, - ответил тот, задумчиво глядя на огонь. – Во вторую, - мы возрожденцы.

-Возрожденцы?

-Да.

-Что это значит?

-Андрей, это трудно, почти невозможно объяснить тому, кто не знает всполохов.

-Он знает, - произнесла Марина.

-Да, - кивнул Христо. – И потому ты здесь, Андрей. Марина, кажется, уже говорила с тобой на эту тему?

-Нет, - соврал я, с удовольствием увидев, как лицо девушки краснеет.

-Ну что ж, - спокойно продолжил Христо. – Тогда я скажу тебе. Мы все видим всполохи, тот, кто утверждает, что не видит их, – лжет. Это проблески истины, отголоски прошедшей грозы. День Гнева одолел человека, однако ему не удалось до конца истребить память. Память бессмертна, как бы кому-то не хотелось обратного.