Быть Корелли (СИ) - Грэм Анна - Страница 38

Хлопнула дверь, Алек резко обернулся, подобрался, будто ожидая нападения. Джулиано вывалился из дома, как пьяный, и зашагал куда-то прочь. Он держался за стенку, ничего и не кого не видя перед собой, а после сел на корточки и зарыдал в голос.

Это было выше его сил. Алек втянул носом воздух — голова закружилась сильнее — отпружинил от ступеньки и бросился к машинам. Ему хотелось немедленно уехать отсюда. И больше никогда не возвращаться.

Она вошла тихо, словно тень — её выдал лишь густой, терпкий мандариновый аромат. Она была словно соткана из тьмы. Из тьмы и крови в этом своём красном платье. Она ему снилась. Снилась или чудилась, потому что скотча осталось на дне. Вот, оказывается, сколько ему нужно, чтобы напиться. Всего-то один графин.

— О, боже…

Тень говорила голосом Изабеллы Бланко. Она двинулась, и вместе с нею двинулась тьма. Она настигала его, грозясь растворить его в себе, затопить. Алек задыхался. Алек пил, пытаясь протолкнуть колючий ком в горле. Грыз лёд, чтобы сводило зубы и болели схваченные холодом дёсны. Вдыхал запах незажжённой сигары, чтобы заглушить резь в носу. Делал всё, чтобы сдержать боль. Тень скользнула на кухню, села напротив. Алек не поднимал на неё глаз, лишь боковым зрением уловил красный блеск помады. Тень нежно дотронулась до его руки.

— Я убил своего брата. Я убил свою жену. Это был не несчастный случай. Ты должна это знать.

Голос дрогнул, и Алек поспешил залить новой порцией скотча разгорающийся в груди пожар. Он не знал, реальна ли Изабелла или его воображение так зло шутит над ним, но тень переместилась, скрипнул стул и тепло объятий накрыло его, словно тёплым одеялом. Она аккуратно положила его голову себе на грудь. Аромат мандарина стал отчётливее, отчётливее стали слышны нотки зашифрованные в букете «»Амуаж… ладана — запаха умирания. Изабелла Бланко была здесь. Он ощущал тепло её рук, слышал её дыхание. Она гладила его по голове и что-то шептала, и напевала, словно баюкала.

— Я больше тебя не оставлю. Что бы ни было. Ты мой. Мой навсегда.

Глава 38. Тяжёлое утро

Это было тяжёлое утро. Лео Фалани проспал всего час, сидя сгорбленным на жёстком железном стуле в морге. Здесь синьор Альдо и верный Корелли судмедэксперт работали над телами Данте и Литы Корелли, сочиняя для них нужную причину смерти. Ещё две трагические гибели в семействе видного бизнесмена однозначно привлекут внимание общественности, здесь нельзя было проколоться. Ночью в промышленной зоне его люди разбили машину Данте — по легенде смерть настигла чету Корелли в автокатастрофе. Лео привык разгребать последствия принятых решений Руссо, но с каждым разом это становилось всё сложнее и сложнее. Рак явно действовал тому на мозги. И пусть в последние пару недель ему явно стало лучше физически, разум его продолжал бедствовать.

Данте лежал на жестяном столе, его грудь пересекал толстый шов от вскрытия — никаких следов огнестрела — худой, белый, словно из воска вылепленный. Не Данте, уже нет, только его тело. Фалани смотрел на него и не мог поверить в то, что видит. Молодой, здоровый, энергичный. Любимый сын Гарделии, её единственная отрада, ведь старших Руссо едва ли не отобрал у неё, опасаясь, что она их «слишком изнежит». Что она сейчас испытывает… Не передать словами. Фалани злился от собственного бессилия, ведь он ничего, абсолютно ничего не мог сделать, только ждать, когда этот страшный, безумный палач сдохнет.

Ещё на Сицилии Руссо Корелли славился своей изворотливой мстительностью и жестокостью. Создав себе имидж и наворотив кучу дел, он перебрался в США, где планомерно, с нуля двадцать пять долгих лет строил свою империю. Этого было у него не отнять — он умел налаживать связи и заключать договора, он умел припугнуть, отблагодарить и наказать, но в нём не было чувств. Семья была ему лишь средством — жена и сыновья лишь обеспечивали его интересы. Гарделия рожала, дети работали во благо Семьи. Всё должно было идти чётко, как швейцарские часы. Но всё перечеркнула болезнь. И Руссо, осознав, что теряет власть, окончательно съехал с катушек. Лео было безумно жаль Джулиано, слишком мягкого и чувствительного для такой жизни. Алессандро, нормального, хорошего парня, который рвал жилы, чтобы соответствовать и который год за годом всё сильнее ожесточался, становясь похожим на отца. Данте… Дороже всех расплатился Данте. Он взглянул на худое маленькое женское тело на соседней кушетке, накрытое белой простынёй по макушку. Фалани не верил в то, что Лита могла предать — слишком очевидны были доказательства, слишком сильно нанятые Руссо независимые эксперты тыкали ими в нос. Джулиано был прав — на доказательства требовалось гораздо больше времени. Но Руссо ничего не хотел слышать. И сейчас они имеют то, что имеют: отстранение Алека и восставшего из пепла полоумного тирана.

Тишину помещения нарушила трель телефона. Лео вышел в коридор, чтобы не нарушать покой мёртвых.

— Босс, тут кое-что интересное.

Звонил один из его командиров, Микеле Бонса. Толковый парень. К его мнению относительно «кое-чего интересного» стоило прислушиваться.

— Мы тут человечка нашли. Раненый. Весь в кровище, татухами забитый, чудик по виду. Полз, видать, по рельсам, с чужой стороны и застрял. Мы хотели его обратно кинуть, нафиг нам проблемы с копами, пусть те разбираются. Но он пришёл в себя и знаете, что сказал?

Лео напрягся.

— Ну!

— «Фальконе», — хитро хмыкнул Бонса. — Я подумал, это будет вам интересно.

Лео Фалани редко подводила интуиция. В этот раз она едва ли не взвыла сиреной. Фалани засуетился, забегал, выискивая по тонким, длинным кишкам коридоров лысую макушку синьора Альдо.

— Сделай всё, чтобы он не сдох. Адрес диктуй, я привезу врача.

Изабелла спала на краешке постели. Всё ещё в платье. Алек плохо помнил вчерашний вечер, но знал точно, что был не в состоянии заниматься с ней любовью. Он был вымотан эмоционально и телом не владел вовсе — нажрался, как чёртова свинья. Даже сейчас он чувствовал пары алкоголя в воздухе. Надо бы открыть окно и нагнать рабочих, чтобы те проверили вентиляцию, не зря же он платит несколько тысяч в месяц за эту квартиру.

Удивительно, но похмелья он почти не чувствовал: лишь лёгкая муть в голове, липкий стакан и столешница в блестящих круглых следах напоминали о вчерашнем. Алек отправил стакан в посудомойку, графин с янтарной лужицей на дне туда же. О вчерашнем хотелось вообще никогда больше не вспоминать. Он держал в голове лишь неоспоримый факт — Данте больше нет. Алек так отчаянно желал ему расплаты, и вот она свершилась. Надо было желать осторожнее. Сейчас бы он отдал всё, чтобы вернуть время. Засунул бы свою злобу куда подальше. Свою зависть… Да, он завидовал ему. Завидовал его храбрости, его внутренней силе, стержню. Его беззаботной семейной жизни. Завидовал их любви с Литой, их взаимопониманию, их детям. Господь всемогущий, они даже погибли вместе…

— Ты как?

Изабелла поймала его на пути в бездну, выловила над самой кромкой воды — Алек снова едва не провалился в страшный вчерашний день. Она стояла в дверном проёме, заспанная, растрепанная, взволнованная, в мятом платье. Его женщина… Она вернулась и удержала его над пропастью. Её не испугала ни кровь жены на его руках, ни братоубийство — он выложил ей всё, как на духу пьяным заплетающимся языком, закусывая кулак чтобы не расклеиться, как двенадцатилетке. И она всё выслушала. И всё приняла. И осталась здесь.

Алек молча кивнул ей. В горле снова заскребло.

— Прости меня, Алек. Я выпила лишнего, и Бьянка…

— Это ты прости меня, — Алек не дал ей договорить. Подошёл, взял за руку, вывел из предрассветной темноты спальни. Обнял. Она доверчиво прижалась к нему. — Я должен объяснить тебе всё. Я не покупал тебя. Я заплатил ему, чтобы он тебя больше не преследовал. Постой, — он оторвал её от себя на мгновение, чтобы заглянуть в лицо. — Бьянка? Ты сказала Бьянка?