Холод (СИ) - "Amazerak" - Страница 6

Чёрная ледяная корка исцелила меня. Теперь понятно, каким образом за ночь зажила рана в груди. Не похоже, что у юноши, в которого я вселился, раньше имелась эта способность. Скорее она появилась после того, как девица вколола мне то вещество. Как она его называла? Кровь Чёрного Бога, кажется… Странно это звучит, конечно, но то, что со мной произошло за последние часы, было ещё более странным.

Я прислушался: на улице тихо. Монстры либо ушли, либо ждали, притаившись за дверью. Я встал. Слабость по-прежнему наполняла тело, но не столь сильная, как раньше, да и та — скорее от голода. Есть хотелось ужасно, да ещё и во рту пересохло. Во фляге оставалось вино, и я утолил жажду, а заодно сгрыз несколько сухарей.

Свежим взглядом осмотрел храм. Теперь тут стало ещё темнее: на улице смеркалось, и зал погружался во мрак. Вдоль стен стояли полуколонны, капители которых были украшены пучками каменных змей. Больше никакого декора я не обнаружил. Кажется, тут поклонялись какому-то змеиному богу. Подробностей я не знал, да и плевать мне сейчас было на богов, только если они, конечно, не решат помочь мне выбраться отсюда.

Поднявшись на колокольню, куда можно было попасть прямо из храма, я обозрел местность. Во все стороны, насколько хватает глаз, раскинулся город, и крыши домов чернели в сгущающихся сумерках. Кое-где торчали серые монолиты храмов. Вокруг — ни одного огонька. Улицы тонули во тьме. Вдали на горе виднелись очертания огромного то ли замка, то ли дворца, смутно вырисовывающегося на фоне пасмурного неба. Подумалось, что неплохо было бы туда попасть. С горы я хотя бы смогу лучше осмотреть местность. Да и мало ли что полезного там отыщется? Но посмотрев вниз, я понял, что мне даже из часовни будет выбраться непросто. Перед входом толпились существа, похожие на больших облезлых собак. Я насчитал восемь. Некоторые просто замерли на месте, уставившись куда-то вдаль. Другие медленно бродили кругами. И мне это совсем не нравилось.

Я вернулся в зал, сел на скамью, достал мешок с сухарями и принялся грызть их, запивая вином. Горстку оставил на следующий приём пищи. Больше кушать было нечего. Да и вино заканчивалось. Если я не придумаю способа выбраться отсюда и не найду съестное, придётся туго. На горизонте замаячил призрак голодной смерти. Выжить в зубах монстров и подохнуть от голода — что может быть досаднее и нелепее… Значит, надо что-то придумывать. На улице совсем стемнело и я, дабы не сидеть во мраке, зажёг фонарь. От его света стало тепло на душе, даже уверенность появилось. «Всё будет хорошо, — подумал я. — Я ещё жив и, каким-то чудом, здоров, а значит, выкарабкаюсь. Сегодня мне повезло. Глядишь, повезёт и завтра».

На улице грохнул выстрел. Существа за дверью завыли и зарычали. Тут я вспомнил, что один из пистолетов у меня так и лежал незаряженным, и принялся спешно заталкивать в ствол бумажный патрон, предварительно отсыпав из него на затравочную полку немного пороха.

Грохнул ещё один выстрел. На некоторое время всё смолкло, а потом входная дверь задёргалась — кто-то ломился внутрь.

Глава 3

Грохот трясущейся двери эхом разносился под сводами святилища. Неизвестный пытался попасть внутрь и что есть мочи дёргал ручку, не понимая, кажется, что дверь заперта на засов. Я замер. Фонарь направил в сторону входа, в обеих руках я сжимал по пистолету.

Логика подсказывала, что если ломится тот тип, который стрелял, значит это — человек. Не может звероподобное существо владеть огнестрельным оружием. Но пугала тупая настойчивость, с которой неизвестный пытался попасть в моё убежище. Не похоже на человека. Да и после всего происшедшего я больше не хотел иметь никаких дел с обитателями этого мира. Чревато, так сказать, плохими последствиями. Пусть мой организм и умеет самоисцеляться, но попадать в зубы тварей всё равно не хочется. А пулю словить — тем более. И поэтому я просто сидел и ждал, что будет.

Наконец, дверь перестала трястись. Я подождал ещё некоторое время, а потом прицепил фонарик на пуговицу, встал и, стараясь не греметь сапогами и амуницией, подкрался к двери и прислушался.

Снаружи было тихо. Сколько бы я ни слушал, ни одного звука так и не донеслось до моих ушей. Тогда я погасил фонарь, осторожно отодвинул засов и приоткрыл дверь, выставив вперёд пистолет.

Никого. Ни один звук не нарушал ночную тишину. Я окончательно осмелел, вышел и осмотрелся. Было темно, дома напротив казались сплошной чёрной стеной, и я не мог разглядеть, есть ли там кто-нибудь.

Перед дверью обнаружились следы множества звериных лап, а поверх них я заметил следы подошв. Сомнений никаких: тут был человек. Вот только с какими намерениями он приходил? Почему он не позвал меня? Зачем так бестолково ломился в закрытую дверь? Всё-таки хорошо, что я не открыл: с этим типом было явно что-то не так.

Я рассудил, что переться в ночь по этому страшному пустому городу — безумие, а потому решил переночевать в святилище, а когда рассветёт, двинуться по следам незнакомца. Если тут есть разумные люди, значит, они где-то живут и что-то едят. Больше всего меня сейчас интересовало второе, поскольку запасы съестного подходили к концу.

Вернувшись в святилище и заперев дверь, я стал думать, где лучше устроиться на ночлег. Попробовал расположиться на скамье, но та оказалась слишком узкой. Тогда я улёгся за алтарём прямо на полу. Одежда моя была тёплая, да и холода я не чувствовал, поэтому надеялся, что не простужусь.

Перед сном опять долго размышлял об этом странном месте, о смерти, которая почему-то не оборвала мой жизненный путь, и о человеке, в теле которого я очутился. Судя по ране в груди, его явно кто-то пытался убить. Да и белокурая девица говорила о каком-то предательстве. Так кто же я? И кто меня предал? Да и куда надо выбраться? Уже день прошёл, а ответов никаких. Мозг взрывался от догадок, которые были одна другой нелепей.

Потом вспомнилась семья, оставшаяся в моём старом мире, вспомнилась мать. Я злился на дядю Витю, из-за которого так нелепо, да ещё с летальным исходом оборвалась моя поезда домой. Вот же старый баран! Ездил он тут, видите ли! Пять километров захотел сократить… И что теперь? Я оказался непонятно где, да и сам он, небось, утонул. Там выбраться нереально.

Досада сменилась тоской. Аж плакать захотелось от осознания того, что ни мать, ни жену с сыном я больше никуда не увижу. Для них я умер. Жена осталась вдовой, ребёнок — сиротой, а мать потеряла единственного сына, который двенадцать лет не был дома. И всё из-за нелепой случайности и неосторожности.

Усилиями воли я заставил себя не думать о доме. Смысла нет жалеть о том, что ушло и больше не воротишь. Теперь у меня другая жизнь в другом мире, и чем скорее я с этим смирюсь, тем лучше.

И всё же душу щемило. Грусть и тоска вгрызались в сердце больнее, чем зубы монстров. С этими чувствами я и заснул.

Сон во Сне 1

Облокотившись на мраморную балюстраду, я взирал на город, что раскинулся у подножья горы, на вершине которой находился дворец и окружающим его садом. Рядом стоял высокий мужчина средних лет, облачённый в чёрный кафтан с широкими обшлагами и золотой вышивкой по бортам, под кафтаном виднелся золотистый камзол, из-под рукавов выглядывали кружевные манжеты рубахи, а икры обтягивали белые чулки.

Лицо мужчины было суровым и загрубевшим. Три шрама «украшали» его: два небольших — на лбу, а третий, самый большой, пересекал лицо по диагонали. Мужчина носил аккуратно подстриженную и ухоженную бородку, а длинные волосы его были стянуты хвостиком на затылке. Высокая треуголка белела пышной окантовкой из перьев, а на боку висела тяжёлая шпага с витой гардой. Облик его говорил о том, человек этот — очень богатый и, скорее всего, знатного происхождения, а ещё он — бывалый воин, проведший в боях и походах немало времени.

— Отец, — мой голос был подростковым, ещё до конца не сломавшимся, — кто эти люди, которых сегодня сожгли на главной площади? Это колдуны, да? Те, кто поклоняются Чёрному Богу?