Анна Лоуренс (СИ) - Рябченкова Марина - Страница 24

Опускаю на бумаги глаза, а там отказ от всяких претензий к руководству больницы, ее врачам и прочему персоналу, никаких претензий к методике их работы.

Не удивлена, но подписать все равно непросто.

— Это надо сделать, — говорит юрист, интонацией и взглядом подсказывая, что по-другому никак. Все понимаю, и стиснув зубы, ставлю простейшую закорючку в конце страницы.

Остальные формы определяю как обычные, потому подписываю без противоречивых чувств. Вот только на банковской выписке заметно долго задерживаю взгляд. Там значится, что Анна Стоун имеет счет в банке Данфорд на сумму сто тысяч баллионов! Сразу за выпиской приложен договор аренды на квартиру. Просматриваю детали — арендодатель Стив Гудвик.

— На выписке и первой странице договора ставьте подпись, — сказал Джеферсон.

Безропотно выполняю указания юриста, поставив на документах две простые закорючки.

— Очень хорошо, — доволен врач. Сгребает все в свои руки. — Все формальности улажены и…

— Прощайте, — отрезал юрист и ведет меня к выходу. За спиной захлопнулись тяжелые больничные двери, подул ветерок и солнце светит так, как, казалось бы, никогда не светило раньше.

— Как ощущения? — спрашивает мистер Джеферсон, немного щурясь на солнце.

Мои губы растягиваются в блаженной улыбке и, вытянув подбородок к небу, говорю:

— Теперь я знаю, как чувствуется свобода.

Недалеко припаркована маленькая оранжевая машина, округлая, с большими вытянутыми глазами. Автомобиль напоминает ту модель, что называют «жук» в привычной мне реальности. Эта модель популярна в Данфорде.

Я удивлена, ведь мне представлялось, что Джеферсон живет в большом доме и пользуется дорогим автомобилем.

Патрик не потрудился открыть для меня дверь машины, крикнув из салона, что ручку надо дергать сильнее. Усаживаюсь в пыльный салон и с глупой улыбкой говорю:

— Вежливость не ваш конек.

Джеферсон угрюмо хмыкнул, а я добавила:

— Вы мне нравитесь.

— Я делаю то, что хочу, а не то, что хотят от меня другие.

— Тоже попыталась.

— И чем это обернулось? — упрекнул он, а затем громко: — Вы не можете себе позволить делать все, что вам вздумается, особенно сейчас. Следует быть осторожной и продумать хотя бы три шага вперед, миссис Стоун, а лучше десять. Особенно сейчас, — выруливает к асфальтированной дороге и с невеселым смешком добавляет. — И тогда я смогу работать не на вас одну.

— Договорились.

— А еще лучше обсудите со мной любые намерения, прежде чем воплотить их в жизнь!

Не хочу слушать упреки Джеферсона слишком долго и тут же спрашиваю:

— Патрик, а зачем выписка и договор?

— Мистер Джеферсон, — прохладно поправил он.

— Вам неприятно, что я обращаюсь к вам по имени? — удивилась я.

— Я только что прочел вам лекцию о том, что можно и что нельзя!

— А это как отразится на положении дел?

— Я вам запрещаю обращаться ко мне по имени. Ясно?!

— Да, Патрик.

Мужчина с шумом вбирает воздух.

— Так зачем выписка и договор? — напоминаю я.

— За вами не могут просто захлопнуть дверь. Если вы уходите из больницы без мужа или других ближайших родственников, у вас должны быть квартира и средства к существованию.

— Понятно, — задумалась я. Смотрю в окно и спрашиваю:

— Куда мы едем?

— Я высажу вас у машины Хэнтона.

Джеферсон отвез меня на Первую центральную улицу к высокому небоскребу цвета темной стали. Я была отрезана от мира не так много дней, но этого оказалось достаточно, чтобы смотреть на все, как в первый раз. Даже людей видеть не в белых халатах теперь как-то странно.

— «Прайд» Хэнтона за углом, — сказал Патрик.

С некоторой тоской осмотревшись на жизнь вокруг, перевожу на мужчину очень серьезный взгляд:

— Спасибо вам, мистер Джеферсон, — искренне благодарю его я. — Спасибо вам за все!

Хмурая морщинка на лбу юриста немного разгладилась, а взгляд смягчился.

— Очень рассчитываю, что этот случай стал вам уроком, миссис Стоун, и впредь вы будете осторожны в том, что делаете и говорите, — сказал он. — Не забудьте сильнее дернуть ручку вниз. Хорошего дня.

— До свидания, мистер Джеферсон.

Я иду к Прайду. Водитель вышел из салона темно-коричневого автомобиля и открыл для меня дверь.

«У меня нет дорогого платья, украшений, я совершенно не ношу макияж. Я даже не блондинка! Как я могу быть любовницей такого человека, как Джон Хэнтон?» — опускаясь в салон, вдруг подумала я, поймав на себе любопытный взгляд проходящей поблизости от «Прайда» безумно красивой женщины в дорогом платье.

Машина привезла меня к дому с большими круглыми фонарями у входа. Для меня любезно открыли дверь, и я прошла через короткий холл, к лифту. Поднимаюсь на четвертый этаж, дверь в квартиру не заперта. Толкаю ее и в глубине гостиной вижу Джона. Взамен строгого костюма на нем серый джемпер и брюки.

Мужчина подходит ко мне, его взгляд мрачный, уставший, задерживается на моем лице. Взволнованная, я сделала два решительных шага к нему, но ноги как-то сами остановились, а рука вернулась к платью.

— Что случилось с твоим лицом? — спрашивает он.

След на руке еще не пропал, а у меня уже рассечен лоб.

— Упала в душе…

— Уверена? — мой ответ Джону не нравится. Взгляд у него тяжелый. Хочу его обнять, но взгляд у мужчины такой, что откровенно струсила это сделать.

— Уверена.

Хэнтон хмурится. Выдохнув, притянул меня к себе, и в этот самый миг я смогла почувствовать то, в чем отчаянно нуждалась последние несколько дней, — безопасность.

Эта ночь особенно запомнится мне. Ночь, не похожая ни на одну другую, когда в моей вселенной изменилось все, и солнце отныне светит только для одного человека. Я действительно сошла с ума, рассудок повредился, ведь впервые признаюсь, что жизнь моя больше не принадлежит мне одной.

— Моя Анна, — шепчет Джон, и, сладость этих слов отравляет горьковатый вкус ревности, оттого что эти губы не сказали «Виктория».

Настанет ли день, когда чужое имя станет мне привычно?

Когда я стану любить это имя, как свое собственное?

Произойдет ли это?

Легко и ненавязчиво обнимаю его сильные плечи и животом прижимаюсь к влажному торсу, ни на мгновение не отрываясь от желанных губ.

Мужчина проводит рукой по спине, целует шею и спускается к ключице. Неосознанно прогибаюсь под лаской чувственного удовольствия.

Я никогда не говорила слово «люблю», никогда и никому, а теперь, пусть даже мысленно, но признаюсь: я люблю.

Меня разбудил колючий от щетины поцелуй. Тру лоб и, лениво приоткрыв глаза, в полумраке комнаты вижу Джона. Мужчина сидит рядом и молча рассматривает мое лицо.

— Ты уходишь? — удивилась я, осознав, что тот уже в рубашке и брюках, причесан и бодр.

— Да, я должен.

— Куда? Сегодня суббота.

— У меня нет выходных, я работаю тогда, когда работа есть. Сейчас она есть, — ровно произнес он, а я нахмурилась. Ничто не выдает истину, которая противоречила бы его словам и тем не менее я знаю, что Джон уходит ради встречи с другой.

— Передавай Мелиссе привет, — со злостью сказала я, хотя причина моих слов — обида.

Джон не простил выпад. Улыбка мгновенно стерлась с его лица, и он рывком подтянул меня к себе.

— Мы все уже обсудили, — холодно изрек он. — Перестать изводить себя и меня. Ты поняла?

— Да, — сглотнула я, взаправду испугавшись его недовольного взгляда.

Его пальцы разжались. Высвободив руку, двигаюсь на другую сторону кровати, закинув одеяло даже на плечи.

Джон неспешно поднимается с кровати и обходит ее.

Смотрит на меня. Взгляд его стал мягче, но голос остался прежним:

— Мелисса Бауэр станет мне женой. Свыкнись с этой мыслью как можно скорее, и все будет хорошо.

Его слова — как пощечина, жгучая и болезненная.

Не скрыв своей горечи, опускаю взгляд.

Мужчина подходит ближе, садится на кровать, и та прогибается под тяжестью его веса.

— Анна…

— Мне нужны деньги, — окончательно добив собственную гордость, стыдливо выпалила я. Чувствую, как кровь приливает к щекам, жар такой, будто горю.