Преображение миллионера (ЛП) - Саймон Нэйма - Страница 38

Каждое его слово было покрыто горечью, как голые ветки деревьев инеем. Такой же лёд скрипнул и распространился по ее пальцам, груди, пробрался в легкие, достигая горла.

– Он солгал, – Хлоя попыталась объяснить подробнее, отчаянно желая заставить его слушать. – Чтобы затащить меня сюда. Я думала, что нас здесь будет целая компания, чтобы выпить и отпраздновать окончание проекта, но он все подстроил. Найл, я не знала.

– А уютная сценка, которую я застал? Его рука на твоём лице? Я видел, как тебя обидел его предполагаемый обман, – его сарказм уколол ее.

– Я не хотела, чтобы он трогал меня. Я ему это и говорила, когда ты пришел, – сказала Хлоя онемевшими губами.

Почему она вообще должна была защищаться? Он не верил ей... Нет, он не хотел верить ей. Вероятно, он искал причину, чтобы оборвать это – то, что было между ними – с ночи понедельника. А сейчас он это и сделал.

– Ты не должна ничего мне объяснять, Хлоя, – тихо сказал он, почти нежно, что, впрочем, не смягчило вербального посыла. – Ты не давала никаких обещаний. Он же был твоей конечной целью, верно? Беннет? Шанс на счастливый дом и семью? Ты получила то, чего всегда хотела.

Часть ее хотела свернуться клубочком и лечь прямо здесь на тротуаре, исчезнуть, чтобы он не мог ещё больше ранить ее! Каждый ее вдох уже проходился по ее горлу острыми, как бритва, ногтями.

Расправив плечи, девушка проигнорировала боль.

– Я люблю тебя.

Если это было возможно, его черты ожесточились ещё больше, стали ещё более отдаленными.

«Заткнись! Сохрани те остатки гордости, которые ещё остались», – кричал здравый смысл.

Но она проигнорировала его. И продолжила.

– Я знаю, ты не хочешь этого слышать и вообще этого не хочешь. Потому что позже тебе придется искать себя и признать, что, да, ты потерял Майкла, и да, мои родители несправедливо обвинили тебя. И да, твоя бывшая жена предала тебя, но только себя ты можешь винить за то, что отпустил меня. Что не открылся мне. Что сбежал, испугавшись обжечься и опять быть использованным.

– Я не просил тебя о любви, – прорычал Найл. – Фактически, я предупредил тебя не делать этого. Я этого не хочу. Никогда не хотел.

«То, что болит так сильно, должно, по крайней мере, кровить».

Хлоя вздохнула, расправляя плечи, хотя боль, казалось, пульсировала в каждой мышце ее тела.

– Я любила тебя с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы понимать, что это значит. Для меня всегда был только ты, и, вероятно, уже не будет никого другого. Но, – из ее рта вырвался вздох, – также я люблю себя. И я заслуживаю того, чтобы меня защищали, ценили, принимали и доверяли. Я не твоя бывшая жена. Я не буду тебе лгать. Не брошу тебя. Не буду тебя использовать. Не предам тебя. А ещё я не буду ошиваться рядом, надеясь, молясь, что в один прекрасный день ты проснешься и решишь поверить мне. Прощай, Найл.

И, оставляя свое сердце и счастье позади, она ушла.

Глава 14

Тёмно-коричневая, пожухлая трава прогибалась под ботинками Найла, когда он переходил широкое, запрошенное белой пылью поле. Серое небо весь день грозило снегом, и, когда мужчина покинул отель и поехал в сторону кладбища, он наконец пошел. Вместо того, чтобы усилить чувство одиночества в этом месте упокоения, белые хлопья придавали ощущение спокойствия, умиротворения и чистоты.

Идеально для его лучшего друга.

Хотя Найл только единожды посетил могилу Майкла – в день его похорон – он сразу направился к большому мраморному надгробью. Эта картина была отпечатана в его мозгу. Монумент в честь жизни и смерти его друга располагался под большим кленом с толстым стволом и длинными голыми ветвями. Весной и летом розовые цветы и листья создавали бы тень и красоту, возводя тихий оазис. Сегодня же Найл бы окружен тишиной, утешающей его, пока на его плаще таяли снежинки и холодные пальцы ветра пробирались под шерстяную ткань. Опять же, замечательно. Наконец внешний мир соответствовал глубокому морозу, который сковывал его душу последние пять дней.

Пару долгих моментов мужчина стоял на краю надгробия, смотря на надпись на нем. Она содержала даты рождения и смерти... а еще там было тире. Это тире говорило так мало о том, как он жил. А Майкл жил. Он никогда не воспринимал жизнь как должное, хватался за каждый момент и выжимал его до конца. Люди могли взглянуть на Найла, а потом на Майкла, и решить, что это Найл смотрел на каждый день как на подарок и приветствовал его с благодарностью, радостью и бесконечным энтузиазмом. И они бы ошиблись.

Потому что Майкл никогда не жил в страхе.

А Найлу приходилось.

Вздохнув, он подошёл ближе к могильному камню и, подоткнув под себя полы пальто, сел на землю.

– Спорю, ты удивлен увидеть меня здесь? – Найл поднял зажатую в руке зелено-золотую бутылку. – Ты же не думал, что я принесу цветы? – он достал из кармана две стопки. – Только лучший ирландский виски. «Джеймсон». И я даже купил тебе стакан.

Поставив стопки рядышком на землю, он налил немного янтарного алкоголя в каждую из них. Подняв одну, мужчина осушил ее одним глотком. Тепло пронеслось по его языку, обжигая пищевод, прежде чем опуститься в его желудок. Древесный дубовый аромат лучше помог ему справиться с холодом.

– Черт побери, – просипел он, кивнув, прежде чем выбрасывая стаканчик. – Будем здоровы, – отсалютовал он ему, а потом вылил и алкоголь. – Я знаю, что ты задаешься вопросом, что же я делаю здесь. В Бостоне? Навещаю тебя? Прошло всего три года. Почему же сейчас? – спросил он, разливая ещё виски по стаканчикам. – Что ж, у меня на все один ответ, который ответит на все вопросы – я облажался, – Найл сделал ещё один глоток мягкой жидкости. – Сложно поверить, да? – фыркнул он. – Мне и правда нужно быть сейчас в Дублине. Мне нужно было вернуться уже дней пять как. Я уже в пятый раз перенес свой рейс туда. Заплатил пять раз. Эта авиалиния без ума от меня теперь.

Он хмыкнул, и этот звук оцарапал его горло.

– Если бы я был поумнее, если бы я был тебе лучшим другом, я бы прыгнул на этот самолёт и вернулся домой... Но я не могу. Я пытался, но не смог. Я просто сижу в этом чертовой номере отеля и наблюдаю, как один день переходит в другой.

Покачав головой, Найл устремил взгляд вдаль, на бесконечные ряды расплывающихся каменных возвышений.

– У меня есть признание для тебя, Майкл, – он замолчал, изучая янтарное содержимое стаканчика в руке. – Мы были друзьями долгое время. Я никогда не мог взаправду поверить, что ты выбрал в друзья меня – богатенького, нахального мальчишку с забавным акцентом. Но ты видел то, что скрывается под поведением, и достучался до испуганного, неуверенного мальчика. Я любил тебя за это – даже когда не мог сказать это. Но знал ли ты, что каждое утро я просыпался в страхе, что ты вот-вот осознаешь, что я не достоин? Домработниц я видел чаще, чем собственных родителей. Если я был таким незначительным и утомительным для своих родных, то имел ли я шансы на успех с другими людьми? Я никогда не чувствовал себя... достойным твоей верности и дружбы. И я жил в страхе, что ты покинешь меня, как все остальные.

Он откинул голову назад, закрыл глаза и насладился лёгкими покалываниями падающего снега на участках кожи, не прикрытые одеждой.

– Я даже могу слышать тебя сейчас. «Какого черта?» – мужчина хмыкнул, почти явственно слыша его низкий голос с ярким акцентом Новой Англии. – Но ты ушел от меня, не по своей вине, но... впервые с тринадцати лет, я был один. У меня по-прежнему был отец, но единственный человек, который понимал, что иногда я могу быть эгоистичным, высокомерным и чертовски упрямым – и это я многое упускаю – и все равно любил меня, ушел от меня. Разве что это было не совсем правдой. Ещё была Хлоя.

Прикончив остаток виски, Найл снова поднял рюмку, которую принес для Майкла и отхлебнул из нее. Вздохнул, а потом вылил его, медленно, неохотно.

– Я знаком с ней столько же, сколько и с тобой. Долгое время она была твоей забавной, саркастичной, очаровательной младшей сестрой. А потом в один момент... она перестала ею быть. Хлоя превратилась в прекрасную, чувственную, любящую женщину, которая смогла увидеть под бравадой боль. Смогла пробиться через показную крутость к одиночеству. А я не знал, что с этим делать, с ней. Я убежал, испугавшись до чертиков. Я оттолкнул ее, оборвал с ней связь. Потому что боялся, что потеряю ее, как потерял тебя.