Внутренний дворец. Книга 1 (СИ) - Архангельская Мария Владимировна - Страница 4

До обитаемых мест мы добрались спустя примерно неделю пути. Первый, так сказать, контакт я проспала. Из-за жары фургоны начинали своё движение очень рано утром, ещё до рассвета, и продолжали до поздней ночи, днём останавливаясь на сиесту. Слава богу, вставать в такую рань от меня никто не требовал, так что я обычно просто на мгновение просыпалась, когда «женский» фургон трогался, и тут же снова засыпала, чтобы проснуться окончательно уже в пути и позавтракать на ходу. В этот раз я проснулась дважды – когда мы тронулись, и когда вдруг остановились. Сквозь дрёму я услышала чьи-то резкие, властные голоса, похоже, чужие. Караванщики отвечали не менее резко, я сообразила, что мы с кем-то встретились, и подумала, не подняться ли и не посмотреть… Но сон очень неохотно отпускал меня из своих объятий, в результате я только перевернулась на другой бок и снова уплыла в страну Морфея.

А вечером того же дня мы въехали в населённый пункт. Посёлок, или деревню – не знаю, как его назвать. Он был невелик: несколько улочек, дома с плоскими крышами за глухими высокими заборами, небольшой рыночек, и тут же – теснящиеся друг к другу круглые шатры-юрты. Я сидела на задке фургона и во все глаза смотрела на посёлок и его обитателей. Здесь не было ни единой машины, даже самой старой. Ни одной антенны на крышах. Ни следа асфальта, даже на главной улице. И все обитатели были одеты очень похоже на караванщиков, я не увидела ни одного человека в современной одежде или хотя бы с каким-нибудь современным предметом. А вон те двое мужчин, что неторопливо шли вдоль по улице… господи, да они с копьями! И со щитами! На поясах висели, правда, не сабли, а что-то вроде длинных кинжалов, но листовидные наконечники копий блестели весьма даже воинственно. Местный патруль, или что?

Неужели где-то в мире ещё сохранились вот такие места? Или это поселение реконструкторов? От Гришки и его друзей я знала, что эта публика к воссозданию деталей быта относится весьма даже щепетильно… Но всё-таки не до такой же степени, чтобы забиться в глушь и даже не предусмотреть средств связи и эвакуации на какой-нибудь непредвиденный случай?

Заночевали мы в этот раз на чём-то вроде постоялого двора – хотя спать всё равно отправились в фургоны, которые загнали на обширный двор. В углу двора флегматично жевал что-то огромный двугорбый верблюд. У длинной каменной поилки стояли несколько осликов. Лошадей, кроме наших, не было. Внутри дома мы побывали только чтобы поесть. Там оказалось неожиданно прохладно и полутемно – окошки были крошечные, под самым потолком, и почти не пропускали света. Тарелки расставили на длинном и очень низком столике, сидеть рядом с котором полагалось на соломенных циновках. Мужчины непринуждённо скрестили ноги по-турецки, девушки уселись, кажется, на пятки, насколько можно было разглядеть под длинными платьями. У меня очень быстро затекли ноги – всё-таки в фургоне можно было расположиться куда свободнее. Я оглядывалась по сторонам, но опять не увидела ни телевизора, ни радио, ни телефона.

На стол подали бульон, который полагалось пить из чашек, миски с солёным творогом, манты, лапшу с мясом и какими-то овощами, а также, к моему облегчению – чай. Нелюбимый мной зелёный, к тому же с травянистым привкусом, но это было лучше, чем обрыдшее молоко. А вместо столовых приборов оказались палочки. До сих пор в пути мы питались в основном лепёшками да пирожками с разной начинкой, а на вечернем привале готовили жидкую похлёбку, которую ели ложками, так что отсутствие вилок стало для меня сюрпризом. К счастью, манты можно было просто наколоть на палочки и так донести до рта. Но что будет, если дальше подадут, скажем, рис? Судя по всему, эти могут.

Мои попутчики хлюпали, чавкали, и вообще явно были не сильны в застольном этикете. Я мысленно морщилась и постаралась разделаться с едой поскорее. Потом вышла во двор, снова полюбовалась на верблюда. Стемнело, но и электрических огней видно не было.

Утром мы опять выехали рано, но на этот раз суета, с которой фургоны выводили со двора, меня разбудила, и потому я имела возможность наблюдать, как один из караванщиков, поспорив о чём-то с хозяином двора, расплатился с ним металлическими монетами.

Постепенно местность становилась всё более неровной, и вот уже мы двигались по грунтовой дороге, вившейся между холмов. Холмы потихоньку начинала покрывать зелень – всё ещё клочковатая, невысокая, сквозь неё просвечивала жёлтая почва, но вид всё же стал повеселее. Я наивно понадеялась, что жара пойдёт на убыль, но не тут-то было. Пот пропитывал мои немногочисленные одёжки, яркое солнце с безоблачного неба просвечивало сквозь полог душного фургона, я обмахивала лицо рукой за неимением веера и мечтала о прохладном душе или хотя бы о скорейшем наступлении заката. Его, в отличие от душа, всё же были шансы дождаться.

Холмы потихоньку переходили в горы, и дорога пошла вверх. Спустя три дня мы заночевали в ещё одном городке, выглядевшем так же средневеково, как и первый. Это уже начинало настораживать. На вершине над городком я разглядела какое-то строение с выгнутой на китайский лад крышей, но когда я спросила у одного из наших всадников «что это?», тот лишь пожал плечами. Скоро мы проехали отходившие от дороги ступеньки вверх, видимо, как раз ведущие к этому строению. А горы всё тянулись, как до этого пустыня. Стали появляться деревья, пока одинокие и невысокие, а в долинах мы проезжали через небольшие поля, пересечённые каналами, где журчала или стояла вода, дразня влажным запахом. На полях работали люди в широкополых плетёных шляпах, иногда они разгибались и долго смотрели нам вслед. Однажды мы заночевали в чём-то вроде храма – несколько строений с такими же вогнутыми черепичными крышами, как у того, что на горе, окружала невысокая стена с воротами без створок. Ворота тоже были крыты черепицей и украшены резьбой с иероглифами, весьма смахивавшими на китайские-японские и где-там-их-ещё-используют. Во дворе стояли три статуи, две изображали женщин с узкими глазами и пышными причёсками, одна играла на флейте, другая, со змеиным хвостом вместо ног, кажется, танцевала. Третий, толстый мужчина с чем-то вроде зелёной черепицы в руках, сидел, скрестив ноги и улыбался, как Будда. Постамент под ним был заляпан воском или стеарином, а деревца во дворе пестрели разноцветными лоскутками, завязанными на ветвях.

Заночевали мы в этот раз под крышей, на матрасах, разложенных на полу в большой комнате, почти зале. А на ужин нам таки подали рис, и я окончательно убедилась, что придётся осваивать искусство есть палочками. Девчонки показали мне, как их держать, но то, что легко выходило у них, с трудом получалось у меня. Были б здесь нормальные ложки, можно было бы обойтись ими, но те ложки, которые нам дали к супу, больше походили на керамические черпачки. Зачерпнуть ими жидкость было нетрудно, а вот с сыпучими телами появлялась проблема.

В конце концов я по-простому поднесла чашку с рисом, мелко нарезанным мясом и какими-то овощам ко рту и пересыпала содержимое небольшими порциями себе в рот, помогая палочками. И заела жареной в масле булочкой.

Вот так мы ехали, ехали и ехали. Мимо становившихся всё зеленее склонов. Мимо полей и пастбищ. Мимо наконец появившихся рощ, лесов и деревень. И в конце концов доехали до крупного города.

Дело было уже к вечеру, так что я как раз рискнула выбраться из фургона и пройтись рядом, чтобы поразмять ноги. И не сразу поняла, что полоска, появившаяся на горизонте – это каменная стена. Когда она приблизилась, стали видны башни, сложенные из серого камня, бойницы, зубцы… В самой большой из башен были прорезаны ворота, и дорога ныряла прямо в них. У ворот виднелось что-то вроде рынка, а дальше вдоль стены в обе стороны теснились какие-то халупы, крытые чем-то серым. Камышом? Соломой?

Со мной поравнялся один из наших всадников и властно махнул рукой, указывая на фургон. Я не стала спорить и послушно влезла внутрь, чтобы тут же пробраться вперёд и, отодвинув полог, продолжать наблюдать за надвигающимся городом через плечо возницы. Позади меня послышались возня, аханье и восхищённый шёпот – девчонки сгрудились за моей спиной, блестя любопытными глазами и обмениваясь впечатлениями. А полюбоваться было чем. Воротная башня, по здешнему обычаю крытая черепицей, впечатляла своими размерами. Так же, как и деревянные, окованные металлом и выкрашенные чёрной краской створки ворот. В воротах стояла стража – по несколько воинов с каждой стороны, в блестящих чешуйчатых доспехах, из-под которых высовывались долгополые красные одежды, в островерхих шлемах, с копьями и узорчатыми щитами. Причём узор на щитах был одинаков, да и вообще, чувствовалось, что и одеты они по одному образцу и подобраны явно по росту – не видно было не слишком маленьких, ни слишком высоких. Люди входили и выходили в ворота, не сказать, чтобы их собралась толпа, но ручеёк прохожих был постоянным. Также проехали несколько тележек и одна закрытая повозка на двух больших колёсах. Стража стояла как статуи, никак не реагируя на входящих-выходящих.